Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий

Вернувшись домой, опять вытянулся на канапешке и стал соображать дальше. Это была его метода: он не продумывал задачу целиком, от начала до конца, а решал по частям, этапами, пошагово. Это помогало, не обмозговывая весь комплекс дел, сосредоточиться на одном эпизоде, зато мысленно репетировать его до мельчайших деталей.

Теперь, когда подготовительная часть завершена, предстояло выстроить план ужина. Лучше, если они с Бобом встретятся раньше, всё обговорят, а потом появится Суховей. Правда, сразу выскочил побочный вопрос: а что, собственно, обговаривать?

Задача поставлена чётко: познакомить!

Дмитрий понимал: если встреча состоится, больная тётушка у Валентина и вправду есть. Но в чём интерес Винтропа? Валентин со своей светлой башкой в общественном смысле – абсолютный ноль. Чего же Боб вцепился в него и задействовал механизмы для проверки его биографии? На этот вопрос Соснин ответить не мог. Но застольный разговор придётся вести ему. На чём сделать акцент?

Впрочем, этот вопрос был из лёгких – о бедственном положении Валентина. Хотя его вдохновляли вовсе не благородные земляческие чувства. Именно этот ракурс позволит Винтропу направить беседу в то русло, какое он считает нужным.

Ещё раз мысленно «провернув» в башке предстоящий ужин, Соснин утвердился в своей проницательности и «отключился» – вернее, включил телевизор.

Боб позвонил в десять утра, сказал по-английски:

– У меня всё о’кей. Что у тебя?

– Тоже о’кей. Остаётся согласовать время.

– Встретимся в кафе в пять часов.

Но Суховею Дмитрий написал лишь в три: «Прилетел! Договариваемся так: в половине шестого ты с Глашей придёшь в кафе у башни Гедемина. Там реклама мигающая, все знают. Мы будем вас ждать. Кстати, Глашу уговорил? Я предупредил Боба, что хочу познакомить со своим другом и его женой».

– Я не сторонник таких авантюр, – ответил Валентин. – Глаша будет. Но за жену выдавать не стану. Какая она мне жена? Как получится, так и получится. По формуле «Продаётся как есть».

«Бывают же такие неудачники, как этот Суховей, – подумал Дмитрий. – Мало того, что у самого жизнь не сложилась, так ещё и дуру на шею посадил».

Винтроп в очередной раз удивил Соснина.

Когда у Суховея и Глаши прошёл шок от знакомства с вальяжным, крупным, солидным американцем – настоящий дядя Сэм! – когда были соблюдены протокольные требования по части обоюдных рекомендаций со стороны Соснина, Боб вдруг – именно вдруг! – сказал, обращаясь к Валентину:

– Знаете, чем американский менталитет отличается от русского? У русских личные отношения слишком зависят от совпадения взглядов. У нас этого нет. Мы с Дмитрием давние друзья, и хотя сегодня расходимся в оценках, это не сказывается на взаимных симпатиях. Пока вас не было, мы перекинулись мнениями, и выяснилось: он считает, что Россия Путина идёт к краху, а я, наоборот, вижу признаки возрождения. Я профи в экономической сфере, мне виднее. – Добродушно улыбнулся. – Исходя из вашей с Дмитрием дружбы, бьюсь об заклад: вы единомышленники.

Суховей неопределённо пожал плечами, отмолчался.

– На президентских выборах ваше общество консолидировалось. Я люблю Россию, верю в её будущее. Я прав, Валентин, что вы стоите на воззрениях Дмитрия?

– Понимаете ли, мои мозги так устроены, что не воспринимают постановку вопроса в общем виде, – не очень вежливо и снова уклончиво ответил Суховей. – Я мыслю конкретно и уж точно не готов кидаться в спор при первом знакомстве. «Молодец! – мысленно похвалил его Соснин. – Я-то понимаю, что Боб его разводит, прощупывает, а Валентин принимает эти штучки за чистую монету, но тактично дал понять, что оптимизма не разделяет. Однако же пора и мне вступать».

– Боб, конечно, мы с Валентином единомышленники. И его судьба говорит, что мы более здраво оцениваем ситуацию. На работу устроиться невозможно. – На какую работу?

– Да хоть какую! Вот мне бы серьги по пуду – работать не буду, – глуповато решила показать себя Глаша.

– Подождите, подождите, – покачал головой Винтроп. – Если вы, Валентин, скептически относитесь к власти, чему же удивляться? У русских протест иногда принимает изощрённые формы. Я беседовал с человеком, который возмущался отсутствием в ваших суворовских училищах туалетов для трансгендеров. Согласитесь, для современной России это чересчур. Есть люди, готовые жаловаться по любому поводу. Вот власть и выбирает, кого брать на службу.

– Извините, ради бога, но мне на власть плевать. На любой службе я исполнял бы свои обязанности, и всё. А что у меня в мозгах – хоть туалеты для трансгендеров! – кому какое дело? Мы по-русски – без закуски, потому и меры не знаем. Кстати, служба – дело государственное. А я-то к любой умственной работе готов, тщетное не замышляю.

– Пристроить бы его, скажем, в почтовое ведомство где-нибудь под Москвой, – взял быка за рога Соснин. – Главное, твёрдая зарплата, пусть небольшая. Он на стороне слегка приварит, как сейчас.

– Не-ет, друзья мои! – воскликнул Винтроп. – Так не пойдёт. Это не мой уровень! Давайте серьёзно. Я буду в Москве месяца через полтора и могу похлопотать о вас, Валентин. Но речь может идти только об относительно солидной должности, не исключено, с испытательным сроком. Я вас не знаю, но доверяю Дмитрию, который ручается за вашу деловитость.

Ничего не понимающие Валентин и Глаша, вытаращив глаза, глядели на американца, словно перед ними был волшебник Хаттаб. А Боб продолжал:

– Посоветуюсь с русскими друзьями и, думаю, вопрос удастся решить. Возможно, не в Москве – в Подмосковье. Не знаю, правда, как быть с вашими настроениями. Или убеждениями? Я же говорил, что в России политические взгляды имеют неоправданно важное значение. – Суховей беспомощно развёл руками, давая понять, что «в любви он не волен». – Но надеюсь, вы не состоите в каких-то оппозиционных структурах?

– Нет-нет, на этот счёт можете быть абсолютно спокойны, – торопливо ответил Суховей. – Своё ношу в себе. Мало ли какие застарелые неприязни есть. С Дмитрием мы и впрямь сошлись умозрениями, откровенны друг с другом. Но что до коллективных форм протеста, – это не для меня. Я на отшибе. Как говорится, никаких открыток. – Винтроп недоумённо поднял брови, и Валентин пояснил: – Открыткой у нас называют «Открытую Россию» Ходорковского. И спорить не люблю. Не стану же я, заламывая руки, убеждать вас, что вы относительно оптимизма не правы, что в России пацаны у власти.

– Это американский подход к дискуссиям. У нас не спорят, а обмениваются мнениями. Мы считаем формат спора бесплодным. Суть спора в том, чтобы переубедить собеседника. А это при лобовом противостоянии невозможно, никто не признаёт своего поражения. Споры усиливают упрямство, ожесточение. И совсем иное – обмен мнениями. Спокойно выслушали друг друга и разошлись. А при домашнем анализе аргументы собеседника могут побудить к перемене точки зрения.