Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага - Жоржи Амаду

– Твой отец, сын, на меня не обращает внимания. Подожди, я посмотрю, что может подойти тебе.

В гостиной отец и сын. Судья обращается к Даниэлу:

– Я знаю, что ты кружишь вокруг дома сестер Мораэс, не за Теодорой ли увиваешься? До тебя, конечно же, дошли глупые сплетни, но это – выдумки, она хорошая девушка, и ничего, кроме флирта, у неё не было. Но мне хотелось бы тебя предупредить: будь осторожен, она из хорошей семьи, как бы не вышло какого скандала, это было бы самое худшее. К тому же, как тебе известно, в городе много самых разных девиц, которым наплевать на интриги и сплетни.

– Не беспокойся, отец, я не мальчик и в мышеловку не угожу, мне не нужна головная боль. Эти сестры симпатичные, я с ними дружу, и всё. К тому же ни одна мне не нравится.

– Для кого же тогда подарок?

– Для другой, совершенно свободной, которой как раз ничто не угрожает, в том числе интриги и сплетни, будь спокоен.

– И еще: твоя мать живет в Баии из-за всех вас. Мне было бы приятней, если бы она жила здесь, но она не может оставить твою сестру без присмотра.

– Веринью? – рассмеялся Даниэл. – Отец, поверь тому, что я скажу: Веринья – самая светлая голова в семье. Она решила, что выйдет замуж только за миллионера, а раз она решила, то так тому и быть. Так что за Веринью не беспокойся.

По мнению почтеннейшего судьи, Даниэл – большой циник. Дона Беатрис вернулась в гостиную, неся маленькую фигу, оправленную в золото. Сгодится? Отлично, мерси.

Стоя против магазина, он играет фигой в кармане плаща. Закуривает еще одну сигарету, дождь хлещет ему в лицо. У дома сестер Мораэс гаснет большой костер и от бросаемых в него слугами новых поленьев не загорается. В ночь чудес на Святого Жоана у сестер накрыт стол, на столе маисовая каша, мануэ и ликеры. Все четыре сестры сидят в ожидании. Дождь не дает никому выйти из дома, кроме кумушек, каких-то родственников и знакомых, у них никого нет. А Даниэл? Сегодня во всех домах праздник, где же, в каком танцует Даниэл? А может, он получил приглашение от Раймундо Аликате? Даниэл думает о сестрах, они симпатичные и все четыре на грани своих возможностей, последней надежды, но самая молодая привлекательнее всех, и эти её пышные груди, завтра он пойдет навестить их, полакомится маисовой кашей, пофлиртует с Магдой, Амалией, Бертой и Теодорой – они для него прекрасное прикрытие. Дождь течет по лицу юноши, если бы не вкус поцелуя Терезы, не трепет её тела в его объятиях, не блеск влажных глаз, он бы уже ушел.

Наконец до его слуха долетает шум грузовика, подъехавшего к лавке, сейчас капитан уедет, что этот сукин сын задерживается! Затем на углу вспыхивают фары и, пронзая темноту, скрываются в плотной пелене дождя. Даниэл закуривает еще одну американскую сигарету. Покидает укрытие, подходит ближе к дому, отсюда лучше наблюдать; дождь продолжает лить, мокнут его кудри. В появившейся узкой полоске света Даниэл различает распущенные волосы и мокрое от дождя лицо Терезы Батисты.

31

Если кто-то в чудеса и не верит, то только не я. А верите ли вы или нет, это дело ваше, как считаете нужным. Вы, ваша милость, заходите издали, задаете вопрос за вопросом, и каждый следующий хитрее предыдущего, а такие, как вы, с ласковым подходом и жизненным опытом, обводят простых людей вокруг пальца, добиваются откровенности и даже свидетельства. Я знал одного комиссара, точь-в-точь как ваша милость; никто о нем не мог сказать ничего плохого, он никогда не кричал, никого не бил и не арестовывал, он только разговаривал так мягко, спокойно: расскажите мне, скажите, сделайте любезность, мягко стлал, да жестко спать было. Ваша ми­лость не из полиции, я знаю, сеньор, знаю и не хочу вас обидеть, конечно, вы все спрашиваете не ради зла, но так много спрашиваете о Терезе Батисте, что начинаешь подозревать, ведь дыма-то без огня не бывает: кто спрашивает, тот хочет знать, а зачем вам всё это знать? Чтобы, вернувшись домой, обо всём этом рассказывать во всех подробностях? Так вот, если все знать о ней хотите, имейте в виду, что только здесь, на ярмарке, ваша милость получит больше тридцати записей, рассказывающих о Терезе Батисте, и все рассказы в стихах и с сюжетами. Триста рейсов не деньги, дешевка, да в этом дорогом мире самая высокая цена – жизнь, но ваша милость, прикоснувшись к бедности народа, найдет поэзию жизни. За сущий пустяк вы узнаете, чего стоит Тереза.

Но раньше, чем вам всё расскажут и поручатся, что это чистая правда, я скажу, что чудеса случаются, иначе бы не существовали все блаженные святые и чудотворцы, да и что бы было с народом? Падре Сисеро Роман, блаженная Мелания из Пернамбуко, Афонсина Девственница, святой прокаженный по имени Арлиндо, Покрытый язвами, сеньор Бон Жесус да Лапа, который также блаженный, но лечит любую болезнь, разве не они останав­ливают засуху, чуму, наводнения, не они сдерживают голод, отгоняют болезни и помогают в коатинге[29]кангасейро мстить за несчастье народное. Ах! Если бы не они, скажите, уважаемый сеньор, что бы было с людьми? Надеяться на помощь доктора, полковника или правительства? Да если бы мы ждали помощи от правительства, от власть имущих лордов, голод и болезни давно бы покончили с жителями сертана, и если народ еще жив, то только благодаря чуду.

Говорят, что архангел Гавриил, будучи свидетелем всех бед Терезы, которую увели силой, обесчестили, лишив девственности, совершил чудо, вернув ей невинность, но ваша милость пусть не удивляется, если обнаружит, что замешана в этом деле и блаженная Афонсина Девственница, у которой по этой части большой опыт: над ней надругались восемнадцать жагунсо, последним был Берило Лима, прозванный из-за его мужских способностей Берило Железный Засов, так вот, Берило тут же умер от болей в желудке, а блаженная после того, как он ее оставил в покое, сделалась опять девственной и совершенной, как раньше. Архангел ли, блаженная или оба сразу совершили это чудо, но только все знают, что, когда Тереза Батиста меняет мужчину, она опять девушка, опять девственница, и слава об этой её способности идет по свету.

Удивительное чудо, ваша милость, так любящий спрашивать, и очень ценное, как поет в своих куплетах на всех дорогах, ведущих в Сержипе, Симан из Ларанжейраса.

Это несложное чудо,

Простое и настоящее,

Произошло с Терезой,

Только ей даровано.

Ночью была обесчещена,

Утром проснулась девственной.

Хоть бы одно это чудо

Случилось с моей старухой.

Если кто-то в чудеса и не верит, то только не я.

32

Эта короткая ночь, длившаяся век, началась, когда Тереза вышла во двор и очутилась в объятиях Дана. Дан целует ей лицо, щеки, лоб, губы. И как такое могло случиться, чтобы за несколько минут то, что всегда было для неё плохим, превратилось в хорошее, несчастье обернулось счастьем? Ведь совсем недавно в постели с капитаном она была натянута, как струна, в горле стоял комок, в животе кол, тошнота и отвращение ко всему, что в ней и вне её. Выйдя из комнаты, когда капитан наконец её отпустил, за тазом с водой, Тереза почувствовала, что её вырвет, и её вырвало.

Сейчас же, в мокром от дождя ситцевом платье, она жмется к груди Даниэла, который трогает её грудь, губы, омытое дождем лицо. Терезой овладевают доныне неведомые ей чувства и ощущения: ноги её подкашиваются, где-то внизу живота она чувствует холод, но щеки пылают от жара, ею завладевает неожиданная грусть, желание плакать и в то же время смеяться, радость, очень похожая на ту, когда она на ферме взяла в руки куклу внучки доны Брижиды – оставь куклу, чума! – жажда чего-то и хорошее самочувствие – всё сразу, вперемешку, ах, как хорошо!

Как только Тереза услышала шум удаляющегося грузовика, она побежала мыться той самой водой, что принесла было капитану и которой он не воспользовался, торопясь уехать на праздник. Тереза запаздывала; когда зазвонил церковный колокол, было уже девять часов – в девять ровно, сказал ангел, – она еще была не одета и не успевала вымыться вся целиком. В тазу, в котором по вечерам Тереза мыла ноги капитану, она постаралась смыть всю грязь, оставленную на её теле, но текущую по ногам сперму смыть не смогла, как и оставшуюся внутри, что пачкала её внутренности.

Там, за порогом, дождь, он её отмоет и сделает чистой; сердце Терезы бьется рядом с сердцем Дана, она всматривается в лицо ангела, спустившегося с неба; его губы завладевают её ртом, язык пытается в него проникнуть. Тереза не сопротивляется, позволяет Дану целовать себя, но не отвечает, она еще во власти страха и отвращения. Здесь, во дворе, когда наступила эта не знающая конца ночь и Даниэл приоткрыл ей рот и кончик его языка проник в него, в Терезе вновь закипела ненависть, то самое чувство, которое помогало ей сопротивляться капитану целых два месяца, пока не возник у нее панический страх, сделавший её рабыней. Страх отступил, но ненависть вернулась, и какое-то время она торжествует над возникшей было грустью и радостью Терезы, она скована, напряжена, и это не ускользает от опытного Даниэла, который смиряет свой натиск. Непрекращающийся дождь помешал Дану уви­деть вспышку гнева в глазах Терезы, но способен ли он был понять этот гнев, если бы увидел?