От биржевого игрока с Уолл-стрит до влиятельного политического деятеля. Биография крупного американского финансиста, серого кардинала Белого дома - Бернард Барух

Два часа пятнадцать минут было крайним сроком, чтобы те, кто играл на понижение, представили свои сертификаты, подтверждающие их сделки, совершённые в предыдущий день. За несколько минут до этого Эл Штерн, эмиссар «Кун энд Лёб», спустился вниз. Взобравшись на стул и громко крича, чтобы его услышали, он объявил, что его фирма не станет настаивать на предъявлении акций «Норзерн пасифик», купленных вчера.

За Штерном последовал Эдди Нортон, который объявил, что и его фирма не будет требовать предоставления 80 тысяч акций согласно задолженностям.

Кризис миновал. Цена акций «Норзерн пасифик» при продаже зафиксировалась на 300 долларах. Остальные акции в списке биржи также стабилизировались. В пять часов вечера завсегдатаи здания «Уолдорф» с облегчением прочли в бюллетене котировок, что Морган, Кун и Лёб будут распродавать акции тем, кто играл на понижение, по 150 долларов за штуку. Это были гораздо более щадящие условия, чем ожидало большинство игроков. Паника прекратилась.

Наверное, никто не вздохнул с большим облегчением, чем колоритный Гейтс, который больше уже не имел сил скрывать правду о своём положении. Он и его окружение в тот вечер собрались в «мужском кафе» «Уолдорфа». Рядом с Гейтсом находился его адвокат Макс Пэм и Артур Хаусман, остальные же пытались пробиться поближе к нему. Он выглядел бодрым, но было видно, что это стоило ему определённых усилий.

– Что вы думаете об этом кратковременном росте, мистер Гейтс? – спросили у него.

– Вы называете это «кратковременным»?! – резко возразил он в ответ. – Если этот ураган вы считаете кратковременным ростом, то я, в свою очередь, никогда не хотел бы больше побывать в таком циклоне.

– Вы разорены? – спросил кто-то, забыв о приличиях.

– Только сильно потрёпан, – снова резко возразил старый боевой конь, поднаторевший в этих играх. – Знаете, я чувствую себя как пёс, как, впрочем, бывает всегда, когда я нахожусь не в Иллинойсе. Этот пёс получает пинки всякий раз, как совершает прогулку по тротуарам. В конце концов он привыкает к пинкам и, не обращая на них внимания, бежит дальше. Ещё недавно и я пробежал по тротуару. Мне дали пинка от всей души, но примерно на закате этого дня я снова пришёл в себя. Теперь я готов бежать дальше, как любой другой малый, и к воскресному дню найду ещё сотни дорог.

На следующий день или чуть позже мистер Гейтс отплыл в Европу, забыв обо всей той афёре, или, по крайней мере, так могло показаться любому, кто посмотрел бы на то, как он выглядел.

Когда дым развеялся, возник вопрос, кто же в конце концов теперь контролирует «Норзерн пасифик». Гарриман вёл себя как лев. Он был готов продолжать борьбу. Но Морган и Хилл решили, что для них этого достаточно. Они хотели пойти на компромисс, чтобы избежать дальнейшей конфронтации. Было достигнуто соглашение, по которому Гарриман получил представительство в совете директоров как «Берлингтона», так и «Норзерн пасифик», что было больше, чем то, о чём он просил с самого начала.

Глава 12

Некоторые из обитателей «Уолдорфа»

Историки писали о разделе «Норзерн пасифик» как о кульминационном моменте эпохи титанов в финансах. В последующие годы были другие схватки за власть между так называемыми гигантами, но ни одна из них никогда не приблизилась по накалу к борьбе между Морганом и Гарриманом.

Следует особенно отметить один из аспектов этой борьбы. Несмотря на то что на первый взгляд она походила на столкновение двух сильных личностей, в более глубоком смысле речь шла о соревновании двух различных путей по достижению одной и той же цели, а именно более эффективном способе объединения национальной железнодорожной сети.

И Морган, и Гарриман стали инструментами нашего национального роста. Они могли оказывать влияние на то, в какой форме происходил этот рост, но, если они оба исчезли бы со сцены, рост в любом случае продолжился бы.

Сегодня, оглядываясь назад, я могу заявить, что в этом и состоит главное значение тех сцен в ресторане «Уолдорф», которым мне пришлось стать свидетелем. В «Уолдорфе» толпились личности, считавшие себя главными героями разыгравшегося действа. Но, может, на самом деле все они были не более чем самоуверенными выскочками и второстепенными фигурами в драме больших масштабов, посвященной развитию целой страны – Соединенных Штатов?

Для публики «Уолдорфа» всегда были характерны изрядная толика бахвальства и фанфаронства, но меня всегда удивляло, сколько людей было обмануто внешней напыщенностью. Например, один из брокеров, некий Эдди Вассерман, имел репутацию хорошего малого при одном недостатке: обыкновенно он преувеличивал масштаб своих сделок. Однажды он подошёл к одному из самых проницательных трейдеров на Уолл-стрит, Джекобу Филду, и спросил:

– Джек, как думаете, сколько сделок я провернул сегодня?

– Половину, – мгновенно ответил Джек.

Джек, мужчина небольшого роста, говоривший с немецким акцентом, не был образованным человеком. Его брокеры постоянно сопровождали его на нижнем этаже здания биржи, так как часто он не мог даже правильно составить записку своим трейдерам.

Однажды друзья в благодарность пригласили Джека на ужин. Как почётного гостя, его посадили между двумя очаровательными дамами. Они не представляли, о чём с ним можно говорить. Наконец одна спросила, нравится ли Джеку Бальзак. Поглаживая усы, как он всегда делал, когда терялся и не знал, что ответить, Джек обронил:

– Я никогда не веду сделок вне фондовой биржи.

Но если Джек не знал ничего о французских писателях, он хорошо знал Уолл-стрит. Во время того ужина он подарил каждой из тех леди по сто половинных акций компании «Ридинг». Цена каждой полуакции на рынке составляла около 4,5 доллара. Но Джек попросил дам придержать акции, потому что вскоре они будут продаваться по 100 долларов. Он ошибся. Они стали продаваться по двести.

Персонажи «Уолдорфа» можно перечислять бесконечно, но меня особенно интриговали трое: Даймон Джим Брэди, Джеймс Кин и Джон Гейтс. Каждый из них по-своему заставлял задумываться над загадкой человеческой натуры: каков этот человек на самом деле и что он скрывает за верхним слоем, предназначенным для широкой публики?

Сегодня всякий раз, когда я смотрю на крикливо одетого человека, всегда задумываюсь над тем, как бледно он выглядел бы на фоне Даймона Джима Брэди.

Джиму нравилось поражать людей, он всегда хотел, чтобы о нём говорили. Он никогда не пользовался старыми денежными купюрами. Если его деньги становились мятыми или он получал от кого-то грязные купюры, он сразу же отправлял их в банк для обмена на новые. Где бы он ни появлялся, всегда одевался официально, и, как правило, его повсюду сопровождали прекрасные женщины. Но при всей своей склонности к показухе Джим был добрым человеком и прекрасным другом. В его натуре не было ни капли злобы.