Полный курс русской истории: в одной книге - Василий Ключевский

Выведенные в уделы князья хоть и были родичами, но жили между собой как совершенно чужие люди. Учитывая бедность этих князей, можно понять, что соседи их начинали интересовать только в крайнем случае, когда нарушали удельную границу и вытаптывали своими конями родные посевы. Или пытались оттяпать кусок земли, прирастив к своему уделу. В остальном удельного князя интересовало, только как сделать хозяйство более доходным, то есть как можно обдирать мужика, чтобы удельное княжество богатело. Мужика обдирать было сложно. Удельному князю принадлежала земля, но мужик ему не принадлежал. Мужик был человек свободный. У князя он выступал в качестве арендатора, то есть за то, что он живет на земле князя и кормится с его земли, он должен был выплачивать князю дань. Как правило, платил он эту дань натурой, то есть продуктами, которые выращивал или получал от скота. Деньги почти не водились в удельных землях. Если городской черный люд еще пользовался монетами, то уж в диких углах вроде Заозерского княжества мужики ничего такого не имели. У князя с достатком повыше были свои служилые люди, которые нанимались к князю. Были у князя еще и холопы или челядь, то есть рабы. Но тут уж в зависимости от степени богатства князя. У великого князя Владимирского было одно их количество, а у князя Дмитрия Васильевича Заозерского, боюсь, хорошо если имелась парочка. Да и власть князя Владимирского была тоже не столь уж всеобъемной. Он хотя и именовался государем, но только для собственной челяди, то есть бесправных рабов. Для всех остальных никаким государем он не был. Вот князем – был, а государем – нет. Существовала еще одна не самая приятная деталь при таком удельном образе жизни: границ между уделами фактически не было, то есть для самой земли они были, и, если кто-то посягнул на кусок чужой земли, начиналась страшная ссора. Но вот для людей, живущих на этой земле, границ не существовало. Любой служилый человек, разочаровавшись в своем князе, мог просто уйти от него к другому, и это было по правилам того времени. Князь никаких санкций к изменнику и беглецу применить не мог. Ведь служилый был свободным человеком – у кого хочет, у того и служит. И черные люди могли уйти от князя на другую землю. Так что драть с них три шкуры за пользование землей тоже было сложно, никак это не получалось. Князья и мечтали навсегда связать крестьянина с землей, чтобы никуда он с нее уходить права не имел, но пока что это были мечты. Мечтал князь и со своими служилыми разобраться, чтобы не бегали служить к соседям, а то и к прямым врагам. Ведь до чего доходило: приобретали эти служилые земли в личную собственность из земель князя, а служить отправлялись к княжескому врагу. И ведь ничего не сделать: даже этой честно приобретенной земли не отнять. Но хуже всего было тем князьям, которые теряли свой удел, а такое происходило и в силу дробления земель, и по ряду иных причин. Такой бедолага терял все свои княжеские права, теперь у него было два пути – либо наниматься на службу к более богатому родственнику, либо идти в Литву, служить великому князю литовскому.

Самовластие (XIII век)

В земельном владении удельного князя находилось три типа земель – дворцовые, черные и боярские. Первые были личным владением князя, доход с этих земель шел на содержание княжеского двора и его хозяйства. На дворцовых землях работали княжеские холопы, страдники, посаженные на землю, – вот вам прообраз будущего крепостного крестьянства. Эти княжеские холопы обрабатывали землю за корм, то есть за еду, норма не оговорена, поскольку господин распоряжался ими как ему было угодно. На этих же землях могли работать и вольные люди, эти прежде договаривались с князем, сколько продуктов своего труда они должны отдавать ему за право использовать землю. Платили они князю натурой. Черные земли сдавались в аренду за оброк, то есть плату натурой или деньгами за использование земли. Сдавал князь эти земли либо отдельным свободным крестьянам, или целым крестьянским мирам, или людям другого сословия, тут важен сам факт выплаты оброка. Такую землю для наживы мог приобрести, в свою очередь, и горожанин, сдавая ее как бы в субаренду. Князя эти тонкости не интересовали. Интересовала только доходность. Третий тип княжеских земель – боярские. Это земли, которые номинально считались княжескими, но владел ими и эксплуатировал их частный землевладелец. Тем не менее верховная власть над боярскими землями принадлежала князю, владельцу всей земли своего княжества.

Складывающиеся отношения между князьями и слугами хотя напоминают феодальные, считает Ключевский, на самом деле таковыми не являются: они лишь внешне похожи. Так же, как и на Западе, у нас имеются владения крупные и владения мелкие, князь, имеющий верховную власть, и князья, стоящие ниже по своему значению, но, тем не менее, весь принцип отношений в русском обществе того времени – «а бояром и слугам межи нас вольным воля». Как западный сеньор князь имел верховную власть над всей своей землей, но он не обладал ни властью, ни рычагами, чтобы ограничить свободу своим слугам и боярам. Феодализм, поясняет ученый,

«…строился с двух концов, двумя встречными процессами: с одной стороны, областные правители, пользуясь слабостью центральной власти, осваивали управляемые области и становились их державными наследственными собственниками; с другой – крупные собственники, аллодиальные землевладельцы, став посредством коммендации королевскими вассалами и пользуясь той же слабостью, приобретали или присвояли себе правительственную власть в качестве наследственных уполномоченных короля. Оба процесса, дробя государственную власть географически, локализуя ее, разбивали государство на крупные сеньории, в которых державные прерогативы сливались с правами земельной собственности. Эти сеньории на тех же основаниях распадались на крупные баронии со второстепенными вассалами, обязанными наследственной присяжной службой своему барону, и вся эта военно-землевладельческая иерархия держалась на неподвижной почве сельского населения вилланов, крепких земле или наследственно на ней обсидевшихся. У нас дела шли несколько иным ходом… Значительный удельный князь правил своим уделом посредством бояр и вольных слуг, которым он раздавал в кормление, во временное доходное управление, города с округами, сельские волости, отдельные села и доходные хозяйственные статьи с правительственными полномочиями, правами судебными и финансовыми. Некоторые бояре и слуги, сверх того, имели вотчины в уделе, на которые удельный князь иногда предоставлял вотчинникам известные льготы, иммунитеты, в виде освобождения от некоторых повинностей или в виде некоторых прав, судебных и финансовых. Но округа кормленщиков никогда не становились их земельною собственностью, а державные права, пожалованные привилегированным вотчинникам, никогда не присвоялись им наследственно… В удельном порядке можно найти немало черт, сходных с феодальными отношениями, юридическими и экономическими, но, имея под собою иную социальную почву, подвижное сельское население, эти сходные отношения образуют иные сочетания и являются моментами совсем различных процессов. Признаки сходства еще не говорят о тождестве порядков, и сходные элементы, особенно в начале процесса, неодинаково комбинируясь, образуют в окончательном складе совсем различные общественные формации. Научный интерес представляют не эти элементы, а условия их различных образований. При образовании феодализма видим нечто похожее и на наши кормления и на вотчинные льготы, но у нас и те и другие не складывались, как там, в устойчивые общие нормы, оставаясь более или менее случайными и временными пожалованиями личного характера. На Западе свободный человек, обеспечивая свою свободу, ограждал себя, как замковой стеной, цепью постоянных, наследственных отношений, становился средоточием низших местных общественных сил, создавал вокруг себя тесный мир, им руководимый и его поддерживающий. Вольный слуга удельных веков, не находя в подвижном местном обществе элементов для такого прочного окружения, искал опоры для своей вольности в личном договоре на время, в праве всегда разорвать его и уйти на сторону, отъехать на службу в другой удел, где у него не было упроченных давностью связей».

В нашей отечественной истории бывали моменты, когда великие князья пытались поставить удельных в зависимость, напоминающую вассалитет, но это связано немного с иным: желанием как можно больше упрочить единство территории, это был признак не дробления феодальной власти, а наступления эпохи стягивания земель в единое государство. Более всего мешала повсеместная практика служилых людей иметь земельное владение в одном княжестве, а служить при дворе другого. В случае войны по старому закону эти воины, служащие за сотни верст от своей земли, должны были являться «конны и оружны» к своему непосредственному командиру, даже если затевавшаяся война была против того, кому в данный момент воин служит. Только в одном-единственном случае – при обороне городов, то есть при осаде, он мог оставаться там, где его застала война. Это было и неудобно, и нередко почти невыполнимо. В XIII–XIV вв. началась борьба с такой практикой – как великокняжеская, так и церковная. Так что, на словах соглашаясь, что бояре могут служить в одном княжестве, а землями владеть в другом, князья добавляли в договорные грамоты условия, которые уничтожали такое прежнее соглашение: князьям и их боярам запрещалось приобретение земли в чужих уделах и содержание там закладней и оброчников, то есть иметь земли и владеть людьми можно было лишь там, где боярин служит. Тем более это условие было понятным во второй половине XIII – начале XIV века, когда набегов с литовской стороны практически не было, а Русь оказалась под властью монголо-татар, то есть восточной опасности уже не существовало: не требовалось больше оборонять восточные рубежи, можно стало сосредоточиться на внутренних делах. В основном весь доход служилых людей и боярства в это время состоял из кормлений и довода – то есть из наместничества и судебных функций. В Северо-Восточной Руси понемногу формировался огромный слой людей, занятых в управленческой и судебной сферах, аппарат тяжеловесный, неповоротливый и имеющий тенденцию к разрастанию – прообраз будущего чиновничества. Другой класс, который стал расти и укрепляться, – землевладельцы. Это служилые люди, которые смогли приобрести себе в собственность земли и занялись хозяйствованием. Поскольку счастье служилого переменчивое, а земля – капитал вечный, многие выбирали вместо переменчивости большую стабильность и уверенность в будущем. Князья же, напротив, все больше мельчали и теряли владения. Они беднели. Тогда-то и подняли голову богатые московские Даниловичи – потомки Даниила, сына Александра Невского.