Сто тысяч раз прощай - Дэвид Николс

Алина не уподоблялась Айвору с его ужимками спаниеля. Как певичка кабаре, которую ни с того ни с сего отправили выступать на детском празднике, она несла с собой дух яростного неудовольствия; мы цепенели, когда она двигалась среди нас, наносила удары по негнущимся коленям, пригибала головы к земле, чуть ли не выбивая позвонки, запускала пальцы под ребра, чтобы проверить, насколько задействована диафрагма. А я-то ни сном ни духом не ведал, что у меня есть диафрагма.

– Дышим глубже! Надо прочувствовать воздух. Не забываем дышать. Еще кувырок вперед. Чарли, откуда у тебя возьмется раскованность при таком движении?

В качестве последнего хилого акта самозащиты я продолжал ходить на тренинг в джинсах, а не в спортивных штанах и майке, в отличие от остальных, на которых эта форма либо болталась как мешок, либо сидела в облипку. Алекс надевал чуть ли не балетное трико, но уподобляться ему я не мог. Хорош бы я был, если б меня сшибли с велосипеда.

– Так двигаться нельзя, а кто не умеет двигаться, тот не может выходить на сцену. Будьте любезны как следует подготовиться к завтрашнему тренингу.

Таков теперь был наш распорядок дня: ранний подъем, общая разминка, а дальше нужно было сверяться с графиком. На территории усадьбы репетиции проходили параллельно в разных местах: допустим, Кормилица с Джульеттой шли в оранжерею, где с ними занимался Айвор, тогда как банды Монтекки и Капулетти во главе с Алиной оккупировали фруктовый сад, где учились красться, как пантеры, и атаковать, как кобры. О перерывах возвещали удары по огромному треугольнику, свисающему с дерева. Все другие приборы учета времени оставались под запретом: и наручные часы, и мобильники (у кого были; а были они только у шестиклассников – у Алекса и Майлза). У кого образовывалось «окно», те шли в конюшню, где базировалась постановочная часть, находили там Хелен и участвовали в изготовлении декораций, окрашивании костюмов или создании рекламных материалов.

В пятницу после обеда вся труппа должна была собраться на Большой Поляне, чтобы пройти мастер-класс по изготовлению и ношению масок. Мне там определенно не светило ничего хорошего, и я с содроганием ждал этого дня, как похода к зубному. А тем временем…

– Монтекки, Капулетти, прошу, выбирайте оружие!

В саду нас подвели к бочке, откуда торчали черенки от швабр и бамбуковые палки.

– Приноровитесь к своему оружию, – сказала Алина с торжественностью джедая, – проверьте, как оно лежит в руке. Пусть оружие само потянется к владельцу. Где бы вы ни находились – и здесь, и дома, – постоянно держите его при себе. Вырежьте на нем свои инициалы, на ночь ставьте в изголовье, при желании декорируйте рукоять. Дайте ему имя!

Увидев опиленную рукоять своей палки от швабры, я поискал глазами, с кем бы поржать. Но вблизи оказались только Люси, которая взвешивала на ладони свою палку, и Колин, который учился балансировать своей. Алекс подушечкой большого пальца проверял воображаемый клинок бамбукового шеста, а Майлз, похоже, шептался с рукоятью палки от швабры. Даже Джордж, обычно сдержанный и сосредоточенный, азартно, со свистом и с шорканьем рубил воздух длинным тонким ореховым прутом.

Спору нет, это было круто: горделиво расхаживать со шпагой, пусть даже сделанной из старой швабры; я получал такой же первобытный кайф, когда вскидывал духовое ружье Харпера, поигрывал заточенным топориком его отца и метал в ствол дерева перочинный ножик. И что еще круче: каждому из нас выдали широкий кожаный ремень, который полагалось носить по-ковбойски, низко на бедрах. Смысл этих упражнений, по словам Алины, сводился к тому, что человек с оружием ходит, стоит, сидит и вообще держится совсем не так, как безоружный, и, хотя мы почти всю первую половину дня только и делали, что спотыкались, я в конце концов приспособился и в ожидании овощной баланды с печеньем уже запросто опускал руку на воображаемый эфес. А сам думал: надо, чтобы ладонь не скользила, обмотать его толстой веревкой, да посадить ее на клей для плотности прилегания, обтесать маленько тот край, где лезвие, противоположный конец скруглить, потом, может, лаком покрыть и – вот так они, сектанты, людей и заманивают. Вот так и дожимают…

Потом, на репетициях, нас ожидали реальные тренировочные бои, бутафорские шпаги, но сейчас, превратившись в своевольных аристократов-итальянцев, мы с важным видом тянулись к накрытым на лужайке столам, чтобы выбрать хоть что-нибудь съедобное из вегетарианских блюд, приготовленных Полли и ее неведомыми помощниками: либо сухую, серую макаронную запеканку, посыпанную маслянистым сыром, либо нут, смахивавший на козий помет, либо салаты из недоваренных круп и переваренной фасоли, разогретые и запузырившиеся под солнцем. За отдельным столом Джордж, склонившись в три погибели, пилил, как колоду, твердый, домашней выпечки каравай хлеба цвета красного дерева. Полли, конечно, проявляла редкостную щедрость, но ставила во главу угла не вкусовые качества еды, а необходимость здорового, регулярного действия желудка, отчего все наши тренировки сопровождались коллективными газовыми атаками.

– Грубая пища, – сетовал Джордж, не прекращая пилить.

– И не говори, – поддакивал Алекс, проделывая бороздки в хумусе стеблем сельдерея, – скоро при кувырке на один позвонок будем все разом обсираться.

Когда я откопал банан цвета лайма и заскорузлую гроздочку винограда, рядом со мной возникла Фран с текстом в руке:

– Ну, как ты ее назвал?

– Кого, прости?

– Твою шпагу – как ее зовут?

– Палка, – сказал я. – Ее зовут Палка.

– Выбрал прямо-таки отличную.

– Я Палку не выбирал, Палка сама меня выбрала.

– Как вы с Палкой смотрите на то, чтобы найти безлюдное место?

Сжимая в одной руке эфес, а в другой плошку с виноградом, я побрел вслед за Фран через Поляну.

Пигмалион

Мы устроились под деревом с низко нависающими ветками, неподалеку от того места, где она меня засекла в первый раз. Тогда я, голый по пояс, с сигаретой в пальцах, был погружен в чтение, и она, вероятно, приняла меня за интеллектуала. В таком случае правда грозила очень скоро выплыть наружу.

– Я считаю, мы должны просто читать пьесу вслух, строчку за строчкой, чтобы привыкнуть к ее звучанию. Возражений нет?

Хотя мы всеми силами изображали дружескую легкость, в манере Фран неизбежно проскальзывали учительские нотки. Во мне всколыхнулись все прежние тревоги: я не собирался вновь превращаться в школяра.

– Когда созреешь – начинай. – Откинув голову на сцепленные руки, она закрыла глаза. – Внимательно слушаю.

Облизнув губы, я сделал первую попытку:

– «Я нашу дворню с челядью врага уже застал в разгаре рукопашной. Едва я стал их разнимать, как вдруг…»

– Делай паузы на знаках препинания. Пунктуация – твоя подруга. Или по меньшей