Красная сирена - Морис Дантек

— А что было на кассете?

Алиса опустила глаза к тарелке с едой, оставшейся нетронутой.

— На кассете была… Сунья Чатарджампа. Хьюго сделал еще глоток кофе.

— Кто это?

— Сунья Чатарджампа. Она была моя учительница.

— Так, понятно… Молчание.

— Они… На кассете они убивали ее, они… о господи, это было так ужасно…

Хьюго замер, не донеся чашку до губ. Не сказал ни слова, сделал еще один глоток.

— На кассете была твоя мама, да? Девочка молча кивнула.

— Понятно.

Он прекрасно понял, о чем шла речь. В конце зимы пошли разговоры о том, что некоторые командиры сербских спецподразделений снимали собственные подвиги в оккупированных мусульманских деревнях. В апреле, когда операция закончилась и Витали приказал Хьюго вернуться во Францию, он застукал Бешира и еще нескольких офицеров боснийской разведки за просмотром восьмимиллиметровой кассеты. Они отобрали ее у арестованного четника — младшего офицера федеральной армии. Хьюго видел этого человека в маленькой комнатке, примыкавшей к помещениям командного поста Колонны, — он был в жалком состоянии. Сочувствие испарилось, как только Вешир рассказал ему о кадрах на кассете. Ни он, ни люди из боснийских спецслужб не захотели показать Тревису пленку, они заявили, что до единственного работающего видеомагнитофона тридцать километров езды. Но Хьюго не сомневался: они пытаются уберечь его от новых ужасов.

— Не засирайте мне мозги, мужики! — сказал он им тогда холодно-уязвленным, тоном. — Я вам не паршивый турист…

В конце концов Бешир сдался, удрученно покачав головой:

— Ну, раз ты так настаиваешь… Разведчики дернулись было, но смолчали. Полчаса Хьюго смотрел записанные на кассете сцены кровавого насилия, больше всего напоминавшие плод фантазии дикого безумца. Двухчасовая кассета — так сказал ему Бешир. Деревни до штурма и после. Что-то вроде маленького репортажа о последнем отпуске. С перерывами на насилие, пытки и резню. Трупы, выставленные напоказ, как охотничьи трофеи.

«Самое страшное, — подумал Хьюго, — звук». Он никогда не сможет забыть эти крики, мольбы и стоны. Но главное, что он запомнит навсегда, — смех.

Через тридцать минут, выключив плейер, холодно бросил сквозь зубы:

— Сделайте так, чтобы мы с этим типом никогда не встретились!

Тронувшись с места, Хьюго принял еще один пакетик взбадривающей отравы. Они проехали несколько километров, потом он взглянул на карту, разложенную на пассажирском сиденье. Бадахос, Элвас, Эстремос, Эвора. Около ста тридцати километров. Полтора-два часа — чуть больше или чуть меньше, в зависимости от состояния местных дорог. Почти половина одиннадцатого.

— Ладно, а какую роль играет во всем этом твой отец? — бросил он через плечо.

Труба Майлза Дэвиса пела, выводя причудливые мелодии, изящные, как арабески…

— Никакую. Я просто хочу его найти. Он сумеет мне помочь… хоть я и не знаю как…

Вздох заглушил конец фразы.

— Я хотел спросить, как он познакомился с твоей мамой, как они расстались… Расскажи в нескольких словах.

Нужно включить в игру ее природные склонности. В зеркало заднего вида он послал ей понимающий взгляд.

Алиса задумалась, потом наклонилась вперед, облокотилась на спинку пассажирского сиденья.

— Ладно, познакомились они в Барселоне, потом жили на юге Португалии в большом доме… Я была совсем маленькой… Потом мы переехали в Барселону, потом мама отослала меня в пансион, в Швейцарию, потом я вернулась, но папа и мама уже собирались разводиться. Мама отправила меня в Амстердам, потом сама туда приехала. В последний раз папа виделся со мной…

— Так, вчера ты не захотела мне рассказать, почему не носишь его фамилию, говорила про какой-то суд…

— Да… Когда я вернулась из Швейцарии, папа очень изменился. Как будто заболел… Когда они разводились, мама сказала мне, что он занимался чем-то «плохим» и ей пришлось расстаться с ним… Он делал что-то настолько «плохое», что его могли посадить в тюрьму, и мама объяснила, что решила подвести черту под прошлым, что мы забудем этого человека и что я не буду носить его фамилию.

Потом, после развода, был еще один суд, и я стала не Тревис Кристенсен…

Хьюго лихорадочно соображал.

— Ладно… А откуда у тебя последний адрес и фотография дома, если вы с тех пор не виделись?

Долгая пауза, только шум мотора и виртуозные пассажи Майлза.

Он обернулся и взглянул на нее. Алиса не сразу отвела взгляд, но все-таки отвела.

— Итак?

Черт, он напугал ее.

— Я… я… я не имею права говорить вам…

— Кто тебе запретил?

— Папа.

— Почему?

— Он… Он объяснил, что я не должна никогда говорить об этом.

— О чем — об этом?

— О том, о чем я не имею права вам рассказывать. Ее лицо приняло недовольное выражение, и она вжалась в сиденье.

Черт бы ее побрал!

Тишину нарушали шум работающего мотора и труба.

Прежде чем подняться наверх, Анита минут десять бродила по первому этажу, заглядывая во все комнаты подряд.

Ребята из лаборатории уже заканчивали работу, один из них вышел на площадку, чтобы поговорить о чем-то с Оливейрой.

Аните нужно было что-нибудь конкретное. Письменный стол. Блокнот с адресами. Записки. Любая информация, за которую можно было бы зацепиться.

На втором этаже она увидела закрытую дверь. Комната, в которую Оливейра не входил.

Она натянула перчатки и взялась за ручку.

Кабинет. Абсолютно пустой и чистый, как все прочие комнаты в доме.

Через окно, выходившее на дорогу, проникал лунный свет, и она могла рассмотреть обстановку. Напротив шведского книжного шкафа — черный секретер с выключенным компьютером. Хорошая машина «Компак», на базе «Пентиум-486», с винчестером-башенкой. Дела у Грека явно шли неплохо. С другой стороны, зачем торговцу наркотиками такой навороченный персональный компьютер?

Стакан с карандашами. Стопочка чистой бумаги… И…

Чем ближе Анита подходила к секретеру (современная штучка в стиле восьмидесятых, наверняка фирмы «Старк» или хорошая имитация), тем явственнее различала незаметную деталь: один из ящиков был немного выдвинут. На пару сантиметров, не больше, но этого хватало, чтобы разрушить впечатление строгой гармонии.

«Вот, — подумала она, завороженно глядя на ящик. — Вот оно…»

Кто-то заходил сюда, кто-то рылся в бумагах и почте, в электронной почте — то же сделала она сама. Кто-то очень опасный и хладнокровный приказал своим людям «сделать» дилера, если он ничего не найдет наверху. Может, они сначала обработали его, а потом, поскольку Грек упорствовал и не отдавал им информацию, главарь решил провести настоящий обыск? Скорее всего, он приказал головорезам любыми средствами выколотить из торговца его долю товара. Да, так все и было. Дополнительный заработок и чистая прибыль. Кроме того, такой поворот дела позволял лучше замести следы.

Да. Аните показалось, что в мозгу зазвучал сигнал радиомаяка. Все правильно.

Она выдвинула ящик. Пачка бумаги. Два блокнота. Записная книжка. Футляр от ручки «Монблан». Пустой.

Первый блокнот был толстым и тяжелым. Она быстро открыла его. Рисунки. Заметки. Наброски. Надо же — эскизы кораблей. Несколько вычислений…

Оливейра говорил, что Грек и Тревис познакомились на «морской» почве благодаря кораблям. Капитан Тревис и греческий механик.

Все складывалось в единую картинку. Может, Грек решил заняться кораблестроением? Наркоденьги позволяли ему вложить деньги в прибыльное дело…

Хорошо, пусть так.

Во втором блокноте были адреса. Анита сразу же открыла страничку на «Т».

Никакого Тревиса. Какой-то Техеро. Толейда. Американский «Тропико-бар»…

Она посмотрела на «С», но не нашла ни Стивена, ни другого похожего имени.

Решила просмотреть все страницы, одну за другой, прочла их, но не встретила ничего, что позволяло бы ей найти англичанина. Куча портовых баров. И названия кораблей, судя по всему.

Она положила блокнот на место и взяла записную книжку.

Встречи, встречи, потом вдруг большой перерыв. На несколько дней, иногда на неделю. Нигде нет ни Тревиса, ни Стивена, ни совпадающих инициалов. Грек явно не вчера родился. Адреса и телефоны его клиентов — даже если они где-то и записаны — уж никак не в блокноте, который легко может найти первый встречный. Анита уже собралась бросить книжку в ящик, как вдруг наткнулась на очередную пустую неделю. Снова та же небольшая деталь, на которую она дважды или трижды обращала внимание: отдельно назначенная встреча. Слово «Манта» и стилизованная рыбка. Странно, хоть и банально. Вполне в духе этих то ли моряков, то ли дилеров. Таинственно и одновременно обыденно.

Что такое «Манта»? Скат? Рыба? Рыбалка? Нет, здесь водится не так уж много скатов… Скат… Она отложила слово в ячейку памяти.