Жанна де Ламотт - Михаил Волконский

Саша Николаев хотя и не был на земле и думал совсем о другом, однако ясно различал, что свист этот приближается. Вот наконец он уже под самым окном…

– Гидальго, вы здесь?.. – раздался голос Ореста, и вслед за тем его длинная фигура, задев за куст, вскарабкалась на подоконник и уселась на нем.

Конечно, от него сильно пахло водкой.

– Фу! – с омерзением сказал Саша Николаич.

– А что? Пахнет?.. – осведомился Орест и прищелкнул языком. – Не правда ли, я в случае надобности могу заменить ароматическое саше из алкоголя?.. Ну а вы, гидальго, болеете?

– Оставьте меня, Орест, в покое. Я же просил, чтобы мне не мешали!

– Против этого имею возразить на основании многих пунктов. Пункт первый!

Орест загнул палец.

– Я с утра не был в вашем благочестивом жилище и не мог быть осведомлен относительно отданных здесь распоряжений! Пункт второй! В силу установившихся между нами отношений меня ваши строгости не касаются. Пункт третий!.. Видите ли, гидальго! Я мог бы привести пунктов сколько угодно, но буду краток и выразителен, что так идет, как вы знаете, к моей всегдашней скромности! Я все знаю, что с вами сегодня случилось насчет превратной принчипессы, и знаю потому, что вы больны и чем именно, отчего вы сидите в темноте, у косяка окна и разглядываете звезды без телескопа.

– Что вы говорите? – удивился Саша. – Откуда вы можете знать?

– Из самого достоверного источника!

– Может быть, она прислала вас?

– Нет, на этот раз я пришел сам или, вернее, пришел потому, что вышел из себя… Теперь вы, конечно, в огорчении и не можете понять, как это остроумно сказано. Впоследствии же, когда распознаете, можете пережить момент отчаянной веселости. Я узнал благодаря судьбе чем вы, собственно, болеете, и привел к вам лекарство!.. Желаете испробовать его?.. – Орест обернулся в сторону сада и, наклонившись, позвал: – Пожалуйте сюда, мой добрый друг!

В ту же минуту из-за кустов появился бывший граф Савищев, которого Саша Николаич узнал по облику, так как видел его в последний раз сравнительно давно днем и недавно здесь, в своем кабинете ночью, когда было так же темно, как и сейчас.

– Вы не бойтесь, пожалуйте сюда!.. Сядьте!.. – ободрил Орест Савищева, относясь к тому так, как фокусник обращается к дрессированной им собаке.

Савищев не торопясь приблизился к окну и сел на подоконник по другую сторону той, где сидел Орест.

– Вот вам две живые кариатиды! – сказал Орест. – Узнаете его, гидальго?.. Он расскажет вам сейчас же такие вещи, которые сразу же излечат вас и изменят все ваше миросозерцание!

47. Нет, это – правда

– Я теперь в таком положении, – стал рассказывать бывший граф Савищев, – что мне выбора нет! Теперь я восстановил против себя людей, от которых всецело зависел, а это – такие люди, что не остановятся ни перед чем! Мне остается только одно: искать убежища у вас!..

Он говорил это робким, жалким, трусливым голосом, так что Саше Николаичу это было и неприятно, и вместе с тем у него невольно явилось сожаление, что этот бывший граф Савищев был теперь в таком состоянии, что только и мог вызывать сожаление и жалость. Ни сердиться на него, ни возмущаться им не стоило, и нельзя было иметь против него злобу: он был слишком жалок для этого.

– Что же случилось? – спросил Саша Николаич.

– Говорить обо всем слишком долго и тяжело! – ответил бывший граф Савищев. – Достаточно того, что я, вообразив, что могу составить себе состояние, пошел в «Общество восстановления прав обездоленных».

– Вот как!..

– Вы что-нибудь знаете об этом обществе?

– Имел случай слышать, но думал, что оно уже прекратило свое существование!

– Нет, оно не прекращало существования и действует теперь в Петербурге под руководством некоего старика, который известен под именем Белого и в которого переодевается не кто иной, как сам дук дель Асидо, князь Сан-Мартино.

– Неправда! – воскликнул Саша Николаич, – не может быть!..

– Нет, это – правда!.. – задорно подхватил бывший граф Савищев. – Я не хочу лгать сейчас, во-первых, потому что я с Орестом достаточно выпил, а во-вторых, потому, что, только рассказав все, я могу рассчитывать на вашу помощь против этих людей!.. Ни у полиции, ни у суда я не могу искать защиты, потому что я был их сообщником. Мне были обещаны большие средства, а на поверку вышло, что я получал сравнительные гроши, а в последний месяц мне и эти гроши стали задерживать! А между тем я должен был не щадить себя ради них, членов этого общества! И тогда ночью я забрался сюда и проник в бюро по их же наущению, чтобы взять у вас расписку якобы от отца дука дель Асидо! На самом же деле я уверен, что этот человек только присвоил себе это имя, и никогда сыном дука не был!

– Зачем им нужна была эта расписка?

– Гидальго! – вступил в разговор Орест. – Вы впадаете в детство, задавая детские вопросы!.. Разумеется, им нужна была эта расписка, чтобы уничтожить ее, а потом взыскивать с вас, как это и сделал этот сиятельный дук через своего поверенного Сладкопевцева!

– Петушкина! – поправил Саша Николаич.

– Не придирайтесь к словам, гидальго!.. Вы знаете, когда я нездоров, как выражается ваша матушка – продли небо ее годы! – я бываю тугой на фамилии; во всем же остальном у меня ясность ума необычайная. Итак, вы теперь понимаете, зачем им нужна была расписка?..

– Но откуда же они могли знать, что она хранится у меня вместе с другими документами в бюро, когда я сам настолько забыл об этом, что, когда она пропала, сомневался, была ли она тут или нет?

– А появление у вас этой княгини Сан-Мартино, невестки прекрасного дука?.. Вы ей демонстрировали автограф кардинала де Рогана, который извлекли из свертка, где лежала расписка!.. Помните, я тогда еще лежал под окном.

– А ведь и в самом деле! – согласился Саша Николаич.

– Вот то-то, гидальго! Слушайте в другой раз умных людей!

– Да ведь этот дук, выходит, хотел смошенничать?

– А вы только теперь поняли это?! Поздравляю!.. Знаете, сеньор, я полагаю, что у вас вместо мозгов иногда гастролирует в голове кофейная гуща! Теперь слушайте дальше!.. Способны вы сообразить, как к вам попала обратно эта записка с надписью прелестной принчипессы, обчихай ее медведица при первой же встрече?.. Я вам сейчас все концы покажу. Сей джентльмен, как вы помните, забрался в этот священный приют и сделал выемку документа. А я вылез из дивана и схватился с ним… Между нами произошло то, что на вульгарном языке называется дракой. И подробностей всего этого происшествия я не помню; если вы спросите, – почему, то это будет неделикатно с вашей стороны, ибо вы сами должны понять, в каком я состоянии был «человекус экс дивано». И вот в этой драке я, очевидно, выхватил расписку у стоящего ныне здесь сеньора и сунул ее в карман! Как вам известно, я к себе в карманы никогда не лазаю, ибо у меня в них никогда и ничего нет… И расписка могла бы пролежать в моем кармане неопределенное время, если бы я случайно не вытащил ее, когда мадам принчипесса второпях потребовала у меня кусочек бумаги, когда ей было нужно… выхватил и подсунул, сам того не зная, ей расписку дука! Вот и все!..

– Да, не найдись эта расписка, с вас полностью взыскали бы деньги, – сказал Савищев. – Мало того, мне был дан платок, пропитанный наркотиком, чтобы я, явившись к вам, попросил вас показать эту расписку, кинул бы вам в лицо платок, одурманил вас, унес и уничтожил бы расписку. Но я погорячился и кинул платок в лицо жене дука дель Асидо, и этого он мне не простит. И вот отчего я должен теперь скрываться от его преследований.

– Но ведь это ужасно! – проговорил Саша Николаич.

– Погодите, то ли еще будет! – похвастал Орест и кивнул графу Савищеву: «продолжай, дескать!»

– Я сегодня, – снова заговорил тот, – решил во что бы то ни стало увидеть дука, который не давал мне денег, и так как через парадный, официальный вход меня к нему не пускали, я пробрался через сад на балкон, думая найти его и объясниться. И тут, на балконе, я услышал ваш разговор в гостиной с княгиней, и после того как вы ушли, не вытерпел, вышел и заговорил с княгиней сам, а в конце разговора кинул в нее этот платок. Но тут явился дук; мне оставалось только скрыться, я перепрыгнул через балконные перила, но бежать боялся и спрятался в углублении под балконо, заставленным зеленью. Я думал, что они сейчас кинуться за мной в погоню, и побегут по саду, но когда не найдут, успокоятся, подумав, что я успел убежать, а я, когда стемнеет, выйду и скроюсь… Из-под балкона я слышал разговор дука с женой, которую он привел в чувство! Пока вы говорили с нею, он стоял за портьерой и подслушивал. Она его стала упрекать за то, что он подслушивал, а он – что она говорила с вами. Тогда она сказала, что говорила с вами так исключительно для того, чтобы заставить вас уплатить деньги!

– Неправда! – опять воскликнул Саша Николаич, чувствуя, что этот последний удар для него чувствительнее всех предыдущих.