Тень Ирода - Чингиз Абдуллаев

— Конечно. Обязательно. Мы возьмем у него разрешение, — заверил Дронго. И вдруг до него дошел смысл сказанной женщиной последней фразы.

— Что вы сказали? — спросил он, начиная сознавать весь ужас происходящего.

— Утром уже звонили, спрашивали про Арсения. Я ведь все рассказала. Я только приехала на работу, когда позвонили к директору. Муж ведь спит, он болеет, так я телефон и отключила.

Он взглянул на часы. Прошло сорок пять минут. Можно еще успеть.

— Адрес. У вас есть адрес и телефон Арсения? — быстро спросил он. — Как называется его монастырь?

Она назвала монастырь. В Подмосковье. И номер телефона.

Она еще не успела договорить, как он повесил трубку. Выбежал на улицу. Увидев вывеску какой-то конторы, вбежал туда.

— Телефон! — закричал он. — Нужен городской телефон!

В отличие от телефонов почти всех стран Европы, откуда можно звонить в любую точку мира, местные телефоны-автоматы не были приспособлены для таких упражнений, и для этого следовало звонить из специальных мест, где стояли междугородные и международные телефоны. Или с любого городского телефона, набирая код Москвы.

В небольшой комнате сидело три женщины. Они испуганно смотрели на ворвавшегося Дронго, ничего не понимая. Одна из них показала ему на телефон. Он бросился к нему, набирая код Москвы и номер телефона Надежды Ковровой.

— Там умирает человек, — пояснил он. — Нужна срочная помощь.

Женщины сочувственно закивали, заохали. Ему повезло, он попал в Москву с первого соединения. «Даже если они сразу выехали в монастырь, у него есть еще минут десять», — подумал Дронго, посмотрев на часы.

Трубку сняла Коврова.

— Я слушаю, — сказала она. И он сразу закричал:

— Быстро звоните в монастырь, — он продиктовал номер телефона. — Пусть Виноградов уходит оттуда. Пусть ждет меня вечером на Миусской площади. Вы меня поняли — на Миусской площади? Только звоните немедленно. У вас совсем нет времени.

— Я поняла, — сказала Коврова, — на Миусской площади. В котором часу?

— В семь вечера, — сказал он, чуть успокаиваясь. И положил трубку. Потом посмотрел на притихших женщин.

— Как ваш больной? — подозрительно спросила одна из них. Вместо ответа он вытащил из кармана сто тысяч и положил на стол.

— Спасибо вам.

— Возьмите свои деньги, — сказала все та же женщина. — Мы ведь понимаем. Наверное, вам действительно нужно было срочно позвонить.

Он кивнул, забрал деньги и вышел на улицу. Остановил такси и поехал в аэропорт. Уже в аэропорту он нашел междугородный телефон-автомат и снова позвонил Ковровой.

— Вы успели позвонить? — спросил уставшим голосом, уже не надеясь услышать положительный ответ.

— Да, — сказала она, — я предупредила Арсения, чтобы его брат уходил из монастыря. Сообщила о вашей встрече ровно в семь часов вечера. У вас больше нет никаких сообщений?

— Больше никаких, — подтвердил он и, попрощавшись, положил трубку. Опять они чуть не опередили его. Но каким образом им удается все время быть впереди?

Он пошел к кассе брать билет на Москву, благо самолеты летали достаточно часто. Ровно в час дня он прилетел в Москву. Погода была солнечная, весенняя. Выходя из аэропорта, он обратил внимание на стоявшего у дверей сотрудника милиции. На привычном месте, на боку, в кобуре у офицера висел пистолет. «Пистолет», — вспомнил Дронго. Какая-то мысль не давала ему покоя. Тревожная мысль. Он о чем-то забыл. Он забыл, но он вспомнит. «Пистолет. Пистолет?» И когда он продумал эту мысль до конца, то впервые в жизни испугался. Испугался и замер, решая, как ему быть дальше.

Часть 4

ИСТИНА

…По смерти же Ирода, — Ангел Господень во сне является Иосифу в Египте.

И говорит: встань возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца.

Он встал, взял Младенца и Матерь Его и пришел в землю Израилеву.

32

Было уже двадцать второе число. И было два часа дня, когда он решил ехать на квартиру, где оставил Инну Светлову. До встречи на Миусской площади оставалось еще пять часов. Если Дима Виноградов успел уйти из монастыря. Если он успел уйти.

Уже в аэропорту он увидел специальное бюро, помогавшее пассажирам добраться до города. Нужно было заплатить двести двадцать тысяч, что составляло почти пятьдесят долларов, и уставшему пассажиру предоставляли частный автомобиль, готовый отвезти его куда угодно. Все было нормально, если не считать того обстоятельства, что сами авиационные билеты зачастую стоили намного дешевле такой поездки на такси в один конец.

Тем не менее он исправно оплатил нужную сумму в кассу и уже через минуту ехал в город в довольно старом «жигуленке» темно-вишневого цвета. По дороге, несмотря на все попытки водителя завести разговор, он отделывался односложными ответами или, откинув голову назад, думал о чем-то своем. Через сорок минут водитель подвез его к дому.

Обычно Дронго никогда не подъезжал к этому дому, служившему ему своеобразным укрытием во время его вояжей в Москву. Он слишком ценил свою независимость, чтобы позволить еще кому бы то ни было узнать о местонахождении этой квартиры. Поэтому он всегда сходил за два квартала до своего дома и, сделав несколько контрольных кругов, чтобы исключить возможность наблюдения, только затем добирался сюда.

Из-за конспирации он даже не стал оформлять на эту квартиру телефон, чтобы невозможно было узнать, кто именно занимает это жилище. Но теперь он слишком устал. Или просто не хотел больше обращать внимания на подобные мелочи. Он просто подъехал на такси прямо к дому и вылез из машины, кивнув на прощание своему водителю, подивившемуся такой немногословности пассажира.

Дронго медленно поднялся к себе. Постоял у двери, прислушиваясь. Все было тихо. В подъезде, когда он поднимался, не было ни одного человека. Он еще раз прислушался. Где-то на другом этаже играло фортепиано. Он коротко позвонил в дверь три раза.

Послышались осторожные шаги. «Наверное, она подошла к двери», — подумал он. Кто-то посмотрел в глазок и лишь затем дверь открылась. На пороге стояла заспанная Светлова.

— Добрый день, Инна Алексеевна, — сказал он, входя в квартиру.

— Добрый день, — неловко улыбнулась женщина — Кажется, я заснула.

Она была по-прежнему в своих несколько измятых темных брюках, темной водолазке. Волосы рассыпаны на плечах. Он посмотрел на ее ноги. Она была в его тапочках, но надетых на голую ногу, очевидно, свои колготки она уже сняла.

— Ну, как у вас дела? — спросила Светлова. — Все в порядке?

— Да, — сказал он, входя в ванную комнату, чтобы умыться, — мне удалось поговорить с матерью Димы.

— Вы узнали название монастыря?

— Конечно, узнал, — он довольно долго мылся, а потом так же долго вытирался полотенцем. Он обратил внимание, что другое полотенце было почти мокрым. И вышел из ванной комнаты.

— Простите, — сказал она, чуть улыбаясь, — я воспользовалась ванной в ваше отсутствие.

— Ничего, — отмахнулся он, — все в порядке.

— Я верну ваши тапочки, — всполошилась она, видя, что он снял туфли, оставшись в одних носках.

— Не беспокойтесь, — отмахнулся Дронго. — Вы мой гость, поэтому можете брать все, что вам нравится.

Он прошел в комнату, сел в кресло, закрыл глаза. Она прошла следом и села в кресло напротив него. В однокомнатной квартире стояли югославская стенка, диван-кровать, большой стол со стульями и два кресла с небольшим столиком. Кроме того, здесь же был небольшой телевизор.

— Рассказывайте, — попросила она, — вы нашли Монастырь?

— Нашел, — подтвердил он.

— И не были там?

— Не был, — он по-прежнему не открывал глаз.

— Почему?

— За сорок минут до того, как я позвонил матери Виноградова, ей уже звонили и узнавали адрес этого монастыря. Этот неизвестный монах всего лишь двоюродный брат Димы. Его зовут Арсений. Кажется, я опять опоздал.

— Вы об этом так спокойно говорите… Он открыл глаза и посмотрел на нее.

— Да, вы правы. Кажется, я просто перегорел. В общем, я понял, что сделать все равно ничего не успею.

— Значит, Диму схватили? — в ее голосе не было ужаса. Может, она тоже слишком устала?

— Не совсем. Он успел уйти. Я позвонил из Ленинграда, вернее, из Санкт-Петербурга в Москву своим друзьям и попросил их предупредить Диму. Что они и сделали. Он успел уйти только чудом.

— Почему бы вашим друзьям не забрать у него документы? — спросила Светлова. — Вам не кажется, что они давно могли это сделать?

— Нет, он им не отдаст. Он отдаст документы либо вам, либо мне. Меня он уже видел в Никитском переулке и знает теперь со слов Агаева, что мне можно доверять. Вы представляете, в каком он сейчас состоянии? Затравленный, преследуемый, напуганный смертью своих товарищей. А вы хотите, чтобы он отдал чужим людям? Так не бывает. Он ни за что не отдаст. Просто не придет на встречу.