Новые приключения парижанина - Луи Буссенар

— Тотор! Тотор! — шептал он сам себе. — Что это, кошмар или реальность? Нет, ты не бредишь… Ты не умер… Тебя слегка помяли… Все болит… Ой! Ой! Ты не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Почему?

Внезапно мелькнула страшная догадка: он связан по рукам и ногам, тугая веревка впивается в кожу. А эти толчки, сотрясающие все его существо? Да ведь он, как тюк, привязан к крупу лошади, а лошадь скачет галопом… Вокруг слышен топот копыт… Все стало ясно: он пленник и нет никакой возможности освободиться.

Сердце сжалось от бессилия и гнева. Где же вера в себя, которой учил его папаша Фрике?

К Тотору вернулась память.

«Вот что значит отдаться на волю слепого случая и броситься очертя голову в какую-нибудь авантюру! — думал он. — Бедные мои людоеды! На какую участь я обрек их! Они, наверное, погибли все до одного… Отважный, однако, человек был Аколи! Успел сделать кое-что в жизни… А Хорош-Гусь?.. А Йеба?.. Черт меня дернул втянуть их в эту историю. Из-за меня погибла целая деревня. Наполеон паршивый!»

Думать об этом было нестерпимо тяжко. Уж очень велика ответственность!

А о своем друге Тотор вовсе не мог вспоминать без боли. Он решил не произносить его имени, не думать, не помнить. И все-таки помнил и ругал себя последними словами:

«Он был богат и счастлив, мог исполнять любые свои желания. Ему бы жить в Нью-Йорке, в роскоши и благоденствии. Его окружали прекрасные женщины, одна богаче другой. Он женился бы, завел кучу деток! Это ты, эгоист Тотор, вырвал его из привычной обстановки и притащил в дикую страну, где люди пожирают людей. Нечего и говорить! Поработал на славу!»

Горло перехватило, а губы шептали:

— Меринос! Мой бедный Меринос!

Если б только он мог надеяться, что его друг также трясется сейчас, привязанный к лошадиному крупу! Веселого мало! Но он, по крайней мере, был бы жив…

Лошадь внезапно остановилась, и Тотор застонал от боли. Веревки врезались в тело так, что вот-вот, казалось, разорвут его в клочья.

На лицо ему набросили кусок материи. Тотор ощутил, как чьи-то руки вцепились в него и приподняли. Цокот копыт гулко отдавался в висках. От сильной тряски сердце, казалось, выскочит из груди. Не выдержав, парижанин, как слабая женщина, потерял сознание.

Он пришел в себя от ударившего в нос едкого запаха, открыл глаза и ничего не увидел. Наш герой чувствовал только, что лежит где-то, вытянувшись во весь рост.

Кругом царила кромешная тьма.

На мгновение страшная мысль пронзила мозг Тотора и заставила содрогнуться. А что, если он ослеп? Что, если палящие лучи африканского солнца выжгли ему глаза? Или его ослепили бандиты?

Тотор чувствовал, что он не один в этой тьме. Он не видел того, кто находился рядом, но отчетливо слышал его дыхание.

— Кто здесь? — спросил пленник сдавленным голосом.

Ответа не было. Только кто-то взял его за руку.

«Смотри-ка! Щупают пульс…» — удивился Тотор.

Рука незнакомца легла на грудь. Похоже, проверяли сердцебиение.

Тотор схватил руку и с силой сжал. Однако незнакомец без труда высвободился.

— Кто вы такой? — возмутился Тотор. — Где я нахожусь, чего вы от меня хотите?

По-прежнему никто не ответил. Таинственный посетитель, вероятно, получил приказ молчать, а возможно, просто не понимал по-французски.

На каком языке к нему обратиться? Тотор мог объясняться с папуасами и немного понимал речь коттоло. Надо попробовать.

На сей раз ему ответили, но Тотор ровным счетом ничего не понял. Очевидно, он в плену у работорговцев, а они орудуют на английской территории до Занзибара.

— Who are you? Where am I?[60] — спросил он по-английски.

Ему ответил серьезный голос:

— Физик… арабский.

Врач!

Но человек умолк, и Тотор услыхал какой-то шорох. Он поднял голову и увидел, как незнакомец исчез через круглый ход в нескольких метрах над головой. Оттуда бил яркий свет. Небо! Голубое небо!

Тотор возликовал:

— Я не ослеп! Вот это, черт возьми, здорово!

Он не отводил глаз от залитого солнцем отверстия, как будто старался насмотреться, впитать свет про запас. Вместе со светом к нему возвращалась жизнь, воля, надежда.

— Все ясно! Я в колодце, откуда есть всего один выход. Ну что ж! Выбирать не приходится. Какое-никакое, а все-таки жилье. Да к тому же и недорого. И то хорошо! Я думал, что умер, а оказалось, что жив! Думал, что ослеп, а глаза мои видят! Чего еще желать? Жизнь прекрасна! А как там поживает наш скелет?

Тотор методично ощупал себя с головы до ног, попробовал пошевелить руками и ногами, покрутил головой, пошевелил пальцами…

— Все функционирует, Тотор. На что же тебе жаловаться? Ты устал? Не беда! Немного отдохнуть, немного подкормиться — и порядок. Да, чертовски хочется есть! Если небо смилостивилось и послало мне араба, говорящего по-английски и понимающего в медицине, то, может быть, оно пришлет и араба, понимающего в кулинарии? Остается ждать!

Воистину жизнь виделась Тотору в розовом свете… Ну, не в розовом, то хотя бы в сером… Глаза понемногу привыкли к темноте, да и свет, проникавший сквозь отверстие, позволял кое-что различить.

— Что это там, в углу? Я бы сказал, что это еда. Дьявольщина! И правда, там лежит кусок копченого мяса, лепешка из маниоки и плошка с водой. Меня хватают, отделывают под орех, швыряют в какую-то дыру, но при этом не морят голодом. Уже неплохо! Ну так налетай, как говаривал Хорош-Гусь… И что-то с ним сталось, с беднягой?

Так, по привычке рассуждая сам с собой, Тотор наелся до отвала. Хорошее предзнаменование.

К нашему молодцу вернулась способность философствовать, а с ней и былой оптимизм.

Почему, собственно, он решил, что Меринос погиб? Возможно, он тоже где-то здесь.

Тотор припомнил, что во время боя они постоянно находились рядом. Должно быть, эти проклятые арабы взяли в плен и его…

А что приключилось с Гансом Риммером? Где Хорош-Гусь, Йеба, Аколи?

— Это было бы слишком хорошо, если б и им удалось отделаться легким испугом, как мне. Но с другой стороны, почему бы и нет?

Тотор действительно чувствовал себя превосходно. Недавней усталости как не бывало.

— Друзья наверняка рассчитывают на меня, — не без самодовольства говорил себе Тотор. — Дальнейший план действий ясен: окончательно поправиться, и уж тогда… Тогда кто-то дорого заплатит мне за все. Мерзавец бен Тайуб, а может, — чем черт не шутит? — и сам султан Си-Норосси… Лично я с ним не знаком, но надеюсь, что буду иметь это редкое удовольствие. Не исключено, что именно он принимает меня так гостеприимно. Я в долгу не останусь. Пусть не сомневается, отплачу той же монетой. Глянь-ка, солнце заходит. Возможно, сегодня посетителей больше не будет… А вообще-то занятно, когда гость спускается к тебе по веревке…