Шотландец в Америке - Патриция Поттер

— Что, уж и помечтать нельзя?

— Ах, малышка, да ты просто злючка! — Дрю тоже огляделся, увидел шляпу — и злорадно ухмыльнулся.

Широкой ладонью он охватил запястье Габриэль, показывая, как правильно держать оружие.

— На курок нажимай легко и не вздумай палить сгоряча.

Убедившись, что Габриэль усвоила этот основной урок, Дрю зарядил кольт и подал его Габриэль.

— Теперь прицелься в шляпу и спусти курок. Медленно. Будь готова к отдаче.

Габриэль ответила негодующим взглядом:

— Стрелять в мою шляпу?!

Дрю пожал плечами.

— Ну, от одной пули хуже она не станет.

— Гм!

Девушка отвернулась от него и прицелилась. Дрю с трудом подавил смех. Как забавно она закусила нижнюю губу и сморщилась от напряжения! Прошла целая минута, он мог бы в этом поклясться, прежде чем Габриэль наконец нажала на спуск и все ее тело содрогнулось от отдачи. Пуля подняла облачко пыли в двух шагах слева от шляпы.

Дрю не обратил на промах внимания. Не это его занимало, а то, как задрожали руки девушки, и он внезапно понял, какого мужества от нее потребовал всего один выстрел. Ее отвращение к оружию объяснялось не просто неумением, не страхом перед вещью, несущей смерть, но иной, более серьезной и личной причиной, каким-то страшным опытом. Вот почему в ее глазах совсем недавно стыла такая мучительная боль…

Чувствуя, что вот-вот узнает ее тайну, Дрю обнял девушку.

— Габриэль, — начал он, снова поднимая выше ее руку с кольтом, — чего ты боишься? Обращайся с оружием аккуратно, и все будет в порядке. Держи его вот так…

И вдруг осекся, осознав, как она дрожит в его руках. Неужели от страха? Возможно. Или же ее обжигает тот же нестерпимый жар, что и его самого? Неужели Габриэль ощутила нежность и страсть, которую источает все его существо?

Дрю старался говорить ровно и сдержанно, однако голос помимо воли прозвучал хрипло.

— Жми плавно и держи кольт обеими руками.

Пуля пробила шляпу. Та отлетела на пару футов и шлепнулась в пыль. Габриэль не вскрикнула от радости, не засмеялась.

Вместо этого она лишь теснее прижалась к Дрю.

Черт побери, не надо было ее обнимать! Но теперь уже ничего не поделаешь. Даже через все слои мешковатой одежды Дрю ощущал соблазнительные округлости ее тела, которые в первый раз увидел при свете луны, когда на Габриэль была только его рубашка.

Он разжал объятия — и Габриэль бессильно уронила руки вдоль тела. В глазах ее блеснули слезы, и это его потрясло.

Он нежно коснулся влажной щеки.

— Габриэль… — прошептал он, и сердце у него гулко застучало.

Девушка взглянула на него, и взгляд этот обжигал желанием, которое ничуть не уступало силой его страсти.

«Не увлекайся! — зловеще громко остерег его внутренний голос. — Она причинит тебе боль, солжет, предаст тебя!» Дрю было наплевать на эти предостережения. Впервые в жизни он решил ослушаться голоса разума и последовать зову сердца.

Забыв обо всем на свете, Дрю привлек к себе Габриэль и прильнул губами к ее губам.

11.

Габриэль ответила на поцелуй в порыве отчаяния, стремясь заглушить нестерпимую боль, которая терзала ее существо. С безумной жаждой она приникла к горячим губам Дрю.

Держать в руках отцовский кольт, вспоминать его уроки… и при этом помнить другой выстрел, который отнял у нее отца… Воспоминания нахлынули на нее, и Габриэль захлебнулась горем. Совсем было нетрудно притвориться, что она не любит оружие, ей отчаянно хотелось выбросить кольт и бежать, бежать от горьких воспоминаний.

Вместо этого она таяла в объятиях Дрю и самозабвенно отвечала на его поцелуи. Он был такой горячий, сильный, живой. С ним и Габриэль чувствовала себя восхитительно живой. В глубине души она знала, что между ними возникло нечто крепкое, чистое, великолепное — и началось это еще в тот вечер у реки, когда Дрю спас ей жизнь. Это «нечто» было так прекрасно, так желанно!

Горестная боль отступила, сменившись иным чувством, обжигающим и властным. Губы Дрю были ласковыми и нежными, они дарили, молили, ждали…

Габриэль порывисто, испытующе коснулась его щеки. Она так мало знала этого человека, таким подозрительным он казался ей совсем недавно. И вот она отдает ему свое сердце.

Нежность его губ, неистовая сила желания, надежное кольцо его сильных рук…

Объятия эти пробуждали в ней дрожь, которая пронизывала все тело. Ах, какие горячие и гладкие у него губы, сильные и невероятно нежные! Она даже не представляла, что между мужчиной и женщиной может возникнуть такое неповторимое сладостное чувство. Губы ее таяли под его поцелуями, тела их почти слились. И всю, до кончиков ногтей пронизал непостижимый жар.

Поцелуй его стал требовательней и неистовее, и Габриэль тихо застонала, ощутив, как растет желание в сокровенных глубинах ее тела. Она выгнулась, изо всех сил прильнула к горячему мужскому телу.

Теперь уже застонал Дрю, осыпая быстрыми влажными поцелуями ее шею.

— Габриэль! — прошептал он, и этот шепот пронзил ее, как стрела. Сердце ее разрывалось от неистовой жгучей жажды. Она взглянула на Дрю — его темно-карие глаза отливали золотом. Девушка сглотнула не в силах вымолвить ни слова.

— Кто ты? — спросил он тихо. — Колдунья?

Она с трудом покачала головой, не отрывая взгляда от его глаз.

— Ах, Габриэль, черт с ним — все неважно…

С этими словами Дрю еще теснее привлек Габриэль к себе, новым поцелуем ожег ее губы — и снова их тела слились в страстном объятии. Задыхаясь, девушка отвечала на поцелуи — словно молила о том, чего не знала сама.

— Господи… ты…

— Дрю… — прошептала он ей на ухо, — Эндрю.

Девушка едва расслышала его. Голова у нее кружилась.

— Хорошая моя, любовь моя, желанная моя девочка, — пробормотал он и снова принялся ее целовать, а руки, путаясь в бесчисленных складках ее одежды, все смелее прокладывали себе путь к ее нежному телу.

Сердце у Габриэль бешено стучало, зато разгоряченная кровь, казалось, замедлила свой лихорадочный бег. Затаив дыхание, Габриэль ждала неизбежного. Дрю коснулся ее груди.

Глухо застонав, шотландец начал срывать с нее одежду слой за слоем — будто обрывал лепестки.

Наконец он расстегнул нижнюю рубашку и снял повязку с груди. Медленно и нежно ласкал он девичью плоть, которой не касался еще ни один мужчина. Внезапно Дрю остановился — и Габриэль едва не расплакалась от досады, но тут он взял ее за руку и повел к ковру из прошлогодней сосновой хвои. Там шотландец повелительно и нежно заставил ее опуститься на колени и сам опустился рядом. Склонив голову, он целовал твердые соски, и она застонала, выгнувшись всем телом навстречу его поцелуям.