Скала Жнеца - Сара Пирс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело в чем-то более глубоком, думает она, связанном со скалой, возвышающейся над островом. Неужели убийца зациклился на проклятии, на истории острова, самой его топографии, и на этой основе возник какой-то извращенный мотив?
Стид высвечивает фонариком фотографии Беа и Сета.
– Похоже, снимали недавно.
Она рассматривает фотографии более пристально, и становится ясно, что снимали уже на курорте. На заднем плане видно главное здание и размытые силуэты деревьев вокруг. Как и на фотографиях жертв Кричера, Беа и Сет не знали, что их снимают. Телеобъективом.
– Не понимаю, как это возможно, – продолжает Стид. – Кричер ведь в тюрьме, так?
Элин кивает:
– Получил пожизненное, но…
Она то и дело вспоминает слухи, которым не придавала значения до сегодняшнего дня.
– Что? – подгоняет ее Стид.
– Я не знаю подробностей, но помню заголовки. Все эти: «Они точно взяли того человека?» А после слышала разное. Разговоры на работе. Кричер всегда заявлял о своей невиновности, и кое-кто сомневался в приговоре.
Теперь она воспринимает эти сомнения куда серьезнее.
– Если Кричера осудили ошибочно, а смерть Беа и Сета связана с убийствами подростков, то почему сейчас, столько лет спустя? – спрашивает Стид.
– Да уж. Долгий срок.
Элин с нарастающей тревогой оглядывает пещеру, понимая, насколько они ошиблись.
Стид подходит ближе к фотографии Сета, изучает ее.
– И почему именно Беа и Сет? Думаешь, они могли знать тех подростков или между ними есть другие параллели?
– Может быть, но почерк убийцы совсем другой. У тех подростков были ножевые ранения.
– А что насчет подражателя? – спрашивает Стид. – Допустим, кто-то зациклился на деле Кричера? Или, как ты уже говорила, превратил то, что происходит на острове, в фетиш.
– Возможно. – И все же нутром она чует, что это не подражатель. – Но все это явно сделали уже давно. Фотографии жертв Кричера висят здесь несколько лет, а камни… говорят о том, как они тут появились.
Стид хмурится:
– В смысле, те, которые под фотографиями?
– Да, и тот факт, что они лежат под каждым снимком. Они напоминают скалу, но как будто… – Она пытается найти нужные слова. – С их помощью как будто вели подсчет, или это трофей, отмечающий каждое убийство. Кто бы пошел на такое, если бы не был замешан?
– Да еще везде эта пыль. – Стид обводит рукой пещеру. – И ее так много. Быть может, пещера служила мастерской.
– Где камням придавали форму?
Элин нервно сглатывает и снова смотрит на камни.
– Да. Это не случайно. Кто-то сделал это намеренно.
Элин поворачивается, чтобы взглянуть еще раз, и тут ее нога на чем-то поскальзывается, на какой-то ткани. Элин направляет фонарик вниз, и он скользит во влажных от пота пальцах.
Тусклый луч высвечивает тяжелые складки ткани, припорошенные тонким слоем пыли. Крохотные частички, которые она потревожила, кружатся и сверкают в свете фонаря. Слева хорошо виден капюшон.
Это какой-то плащ.
У Элин сводит живот, когда она понимает, что это. То, что олицетворяет этот плащ, связано со всем остальным.
Жнец.
Обычно его изображают в темном плаще с капюшоном. Метафора смерти и темноты, которые он несет с собой.
Неужели это часть бредовых представлений убийцы?
Для серийных убийц такое в порядке вещей – они примеряют на себя роль могущественной божественной сущности и убеждены, что имеют право решать, кому жить, а кому умереть.
Она в ужасе понимает, что тот, кто надевал этот плащ и несет ответственность за все эти смерти, совсем недавно был здесь и не только тщательно прикреплял к стене фотографии, но и придал камням зловещую форму и положил под каждой. От этой мысли к горлу подступает тошнота. Элин размышляет о пыли, которую она заметила у губ Сета, а Мике нашел во рту Беа. Неужели убийца засовывал камни в…
Рука, до сих пор крепко сжимавшая фонарик, начинает дрожать, и луч пляшет по ткани. Чем дольше она смотрит, тем больше ей кажется, что плащ шевелится. По коже ползут мурашки.
В это мгновение она верит всему, что говорят об этом острове.
Во все слухи. В проклятие.
Она чувствует зло в самой сути острова, оно буквально витает в воздухе. Майкл Циммерман был прав. Есть здесь какое-то зло.
И это нечто не хочет, чтобы они здесь находились, оно не успокоится, пока не изгонит их отсюда.
Охваченная первобытным страхом, Элин ощущает, как гулко стучит в груди сердце, отдаваясь в горле.
Прочь. Прочь отсюда. Ей необходимо отсюда выбраться.
55
Держа фонарик перед собой, Элин бежит обратно тем же путем, которым они пришли, следуя за изгибами стены до входа в пещеру.
Поворачивает направо и налево, спотыкается, пытаясь найти выход; фонарь выпускает хаотичные лучи в темноту. Перед ее мысленным взором мелькают образы: плащ, камни, фотографии. Но видит она только выход впереди, где тонкие полоски солнечного света придают стенам серебристый оттенок.
Элин мчится к выходу и спрыгивает обратно в карьер. После сумрака пещеры нещадно печет солнце, но она не останавливается, а лихорадочно пересекает каменоломню в сторону тропы.
За спиной раздаются шаги, Стид зовет ее, но она не реагирует. Она карабкается наверх, частично по тропе, а частично по осыпи, и камни срываются вниз от прикосновения ее пальцев.
Легкие уже горят от напряжения, но она бежит дальше.
В конце концов она добегает до края карьера. Из зарослей проступают контуры тропы – Элин и Стид примяли листву по дороге сюда. Собрав последние силы, Элин снова бежит, но через несколько минут все тело начинает вопить от боли, пот заливает лицо и грудь.
Она останавливается, приседает на корточки и накрывает голову руками, а в ушах звучат отцовские слова:
«Ты трусиха, Элин. Трусиха».
– Эй… – Ее догоняет Стид, по-прежнему сжимающий в руке фонарик. – Что случилось? Тебе нужен ингалятор?
Элин качает головой и снова слышит свое хриплое дыхание.
– Я просто не могла там оставаться, я…
Она умолкает, почувствовав боль в руках. После того как Элин карабкалась по осыпи, по всей коже видны зигзаги царапин и проступающие капельки крови.
– Ты не обязана ничего объяснять. Это было ужасно, – дрожащим голосом произносит Стид. – Еще секунда, и я бы тоже сбежал.
Он качает головой, и Элин видит, что на его лице написан страх.
Стид тоже это почувствовал. Как будто в пещере находилось само зло.
– Но я думаю, – осторожно говорит он, взяв себя в руки, – когда сталкиваешься с чем-то подобным, невозможно удержаться и не попробовать в этом разобраться.
Элин кивает,
