Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев

просто он вышел на трибуну. Возгласы «да здравствует великий Ленин!», «ура вождю мировой революции, нашему родному Ленину!» перешли в овацию. Минут пять-десять он успокаивал собравшихся и, когда в зале стихло, резким властным голосом заговорил:

– Товарищи, прежде всего, поздравляю вас с почетной и ответственной задачей, возложенной на вас партией большевиков и Советским правительством в деле строительства советских вооруженных сил. Значение вашей академии исключительно велико. Она должна явиться фундаментом не только военно-научной мысли, но костяком рабоче-крестьянской армии. ЦК партии большевиков и Советское правительство приложат все силы к тому, чтобы выполнить эту задачу с честью…

И снова гром аплодисментов и бурная овация всего зала. Речь Владимира Ильича была краткой, но как-то глубоко запала в души. Целую неделю у всех у нас, слушателей, только и было разговоров о приезде к нам Ленина, о его великом всепобеждающем обаянии и в то же время о простоте и доступности в общении.

Не раз еще мне приходилось видеть близко родного Ленина, и при каждой встрече моя душа наполнялась все новой и новой силой любви к моему советскому отечеству и непоколебимой волей к борьбе с его врагами.

…Военную историю преподавал нам старый царский генерал А.А. Свечин. Предмет свой он знал, конечно, безукоризненно, учил нас хорошо. Это был один из тех военных специалистов, кто трезво оценил обстановку в России. Но у него имелся, как говорят, один «пунктик». Каждый раз, когда речь заходила о каком-нибудь историческом событии, связанном с революционным выступлением масс, он неизменно именовал действия народа «разбойными акциями». А Парижскую коммуну именовал «скопищем бандитов». Мы, все сто двадцать красных «академистов», каждый раз устраивали Свечину обструкцию. Особенно зол был на него Чапаев.

И вот однажды на занятиях Свечин предлагает Василию Ивановичу рассказать, как он усвоил лекцию о знаменитом сражении под Каннами, где войска Ганнибала наголову разгромили чуть ли не вдвое превосходящие их по численности римские войска, показали классический 2 образец окружения противника и уничтожения его по частям. Между прочим, Свечин, читая лекцию об этом эпизоде из Второй Пунической войны, восхищался действиями предводителя карфагенской конницы Гасдрубала, которая во многом определила исход сражения.

Чапаев начал излагать свою точку зрения с того, что назвал римлян слепыми котятами. Тем самым он развенчал кумира Свечина, и тот не мог удержаться от ядовитого замечания:

– Вероятно, товарищ Чапаев, если бы римской конницей командовали вы, то предмет сегодняшней лекции назывался бы «Разгром Ганнибала римлянами».

Василий Иванович вспылил:

– Мы уже показали таким, как вы, генералам, как надо воевать!

Он имел в виду знаменитый рейд своих отрядов летом восемнадцатого года. Попав под Уральском в мешок между белочешскими и белоказацкими частями, Чапаев предпринял дерзкий бросок назад, на занятый противником Николаевск, взял город и тем самым не дал соединиться двум крупным вражеским группировкам. Эта операция была для нас образцом руководства боевыми действиями. Но для маститого стратега Свечина рейд Чапаева был неслыханным попранием классического военного искусства. Одним словом, скандал разыгрался по всем правилам. Чапаев хлопнул дверью.

В январе 1919 года Василий Иванович покинул академию, получив направление на Восточный фронт. Больше я его не видел.

В апреле прервалась и моя учеба. В числе сорока человек меня направили в действующую армию.

В ставке Южного фронта в Козлове я получил приказ ехать в Щигры, недалеко от Курска, помощником начальника штаба дивизии, которую только еще предстояло сформировать. Я тяжело вздохнул, получив это назначение: опять не везет – надеялся попасть непосредственно на фронт, а тут – формируйся.

И вот приезжаю в Щигры, захожу в кабинет комдива и не верю своим глазам: за столом сидит полковник Шмидт! Будь на нем погоны, аксельбанты и орденские ленты, я подумал бы, что видел его в последний раз не далее как вчера.

– Здравия желаю, товарищ Шмидт! Прибыл в ваше распоряжение.

Слово «товарищ» я произнес так, что он подозрительно вскинул брови.

– Откуда вы знаете мою фамилию? – медленно, с расстановкой спросил он.

Я иронически отрапортовал:

– Имел честь служить под вашим командованием и удостоился лично от вас двадцати пяти розг в 1915 году на реке Бзуре.

Шмидта передернуло. Больше разговаривать с ним я не стал и вышел из кабинета. Что делать? Сколько ни убеждал себя – другое время, другая обстановка, – ничего не получалось; не могу работать с человеком, который приказывал пороть солдат.

В комнатах штаба я увидел множество бывших офицеров – глаз у меня на них был наметанный. Это мне показалось странным. Хотя в то время молодая наша армия не отказывалась от услуг бывших царских военспецов, но здесь, в Щиграх, с этим явно «перехватили».

Штабной писарь, с которым я поделился своими сомнениями, сказал:

– Сплошное офицерье! Вот сформируем дивизию, а куда они ее поведут, еще неизвестно.

Где-то, вероятно, действовала предательская рука.

И действительно, впоследствии я узнал, что Шмидт и его свита, еще не успев сформировать дивизию, переметнулись к белым.

После этой встречи я написал подробное письмо в Москву, сообщил в академию о положении в дивизии, объяснил, почему не могу оставаться в Щиграх, и просил помочь мне получить направление в какую-нибудь действующую кавалерийскую часть.

Скоро пришел ответ: «Направляетесь в 4-ю кавалерийскую дивизию С.М. Буденного в Покровск».

В конце июля 1919 года с большим трудом добрался до Саратова, где располагался штаб 10-й армии. В нее входила и 4-я кавалерийская дивизия. Штаб размещался на волжском пароходе, который стоял под парами на пристани.

Командующий 10-й армией А.И. Егоров в это время был ранен. Его временно замещал начальник штаба Л.Л. Клюев, тихий, скромный полковник царской армии, хорошо знавший военное дело. Он принял меня приветливо, ввел в обстановку, которая к тому времени была не из приятных. Белогвардейские конные корпуса, прорвавшись в стыке 9-й и 10-й армий, обходили наш правый фланг и прижимали части 10-й армии к Волге. Шли ожесточенные бои красной конницы – 4-й и 6-й кавдивизий в районе Топовка – Золотое. Справа от Буденного действовали наши моряки – знаменитый отряд Кожанова.

– Как видите, – говорил Клюев, – положение на фронте нашей армии очень тяжелое. Вам придется ехать через Покровск, а затем через отряд Кожанова, и только тогда вы попадете в вашу дивизию. Если устали в дороге, можете отдохнуть, у нас в городе есть общежитие. На пароходе же устроить не могу – мест не хватает и для штабных работников.

Поблагодарив, я сказал, что отдыхать не собираюсь и сегодня же выеду к месту назначения.

До Покровска добрался сравнительно быстро. Но, двигаясь дальше, я долго не мог найти