Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев

в крепкий сон. На землю слегка ложился туман, а на сочной траве нависала серебристая роса. Вечерняя заря гасла, а на востоке загоралось раннее утро. Неистово кричали по всему селу петухи.

В один из таких дней после того, когда все на селе разошлись по домам, когда начало брезжить утро, в одном из домов вспыхнул огонек, затем снова погас. Щелкнула защелка, заскрипела калитка. Я вышел на огород, мысленно простился с домом, односельчанами и прямиком огородами пошел догонять своих коннокрасногвардейцев.

Поздно вечером добрался до села Тютюши, что на берегу Волги. Здесь отряд не застал, он продвинулся вдоль Волги на Казань. Ночевал на волжской пристани, которая была забита мешочниками и спекулянтами. Ночью их разогнал продовольственный заградительный отряд, прибывший из Симбирска на пароходе. На нем я и добрался до Услона.

Казань была занята после ожесточенных боев. Мы приступили к переформированию конных отрядов в регулярные полки красной конницы. Наша стоянка была определена в районе озера Кабан, в Новодевичьем монастыре. Сюда приходило пополнение по призыву. Призывники были очень хорошие – старые солдаты кавалерии, но среди них было много бузотеров, которым не нравилась твердая советская дисциплина, вводимая в Красной армии. Как я уже говорил, часто на занятиях приходилось слышать разговоры: опять вводят старый режим, командуют «смирно», нельзя выйти из строя, куда это годится, для чего же делали большевики революцию… На занятия солдаты-красноармейцы выходили неохотно. В казармах порой было пусто. Уходили в город и только к обеду или ужину являлись в часть. Чтобы изжить это недопустимое 1 явление, усиливался внутренний наряд, который не выпускал из казармы бойцов без увольнительной записки. Тогда в казарме начиналась карточная игра в очко. Играли не на деньги, а на сахар-рафинад.

Изжитию отрицательных явлений среди бойцов вновь формируемого кавполка особенно послужила партийная массовая воспитательная работа, которую организовал губком. В казарму все чаще приходили агитаторы и лекторы, которые делали доклады и читали лекции на темы: революционное движение в России, о роли и значении Красной армии рабочих и крестьян, о том, к чему стремятся и чего хотят белогвардейские контрреволюционные силы.

Советская дисциплина постепенно крепла.

На Волге образовался Восточный фронт. Положение день ото дня осложнялось. В начале июля 1918 года мы неожиданно узнали про измену командующего красным Восточным фронтом Муравьева. Эта весть поразила бойцов. В отрядах и частях зародилось подозрение к некоторым своим командирам. «Надо выдвигать командиров из большевиков, – говорили бойцы, – и в шею гнать всяких эсеров. Хорошо, что пристрелили этого гада Муравьева. А только один ли он?..»

В конце мая сызранский красногвардейский отряд получил приказание разоружить эшелоны с восставшими частями чехословацкого корпуса, стоявшие на станции Сызрань. На наше предложение сдать оружие мятежники ответили ружейно-пулеметным огнем, а затем перешли в наступление и захватили город. Силы были неравные. Мы вынуждены были отходить в направлении Сенгиля.

Весь август и начало сентября шли ожесточенные бои за очищение волжских городов от белогвардейцев. К этому времени разрозненные красногвардейские отряды переформировались уже в части регулярной армии.

Красная армия была еще не окрепшей, плохо сколоченной, но дралась самоотверженно. Помню, когда красноармейцы и весь личный состав армии узнали о злодейском покушении на Владимира Ильича, в подразделениях и частях прокатилась волна собраний и митингов. Крас-;6 ноармейцы требовали беспощадно наказать организаторов покушения на жизнь Ильича и быстрейшего наступления на врага.

В результате стремительного наступления 10 сентября 5-я армия освободила Казань, а 12 сентября 1-я армия – город Симбирск, родину В.И. Ленина.

Гарнизон Казани готовился к празднованию первой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Я командовал 1-м эскадроном вновь созданного Московского кавалерийского полка. Мы должны были давно уже выехать на фронт, но у нас недоставало много лошадей. К празднику мы готовились усиленно. На занятиях уже не слышно было выкриков-протестов против команды «смирно», наоборот, мобилизованные старые кавалеристы хотели показать на параде свою отличную строевую выправку.

Вместо прежних знаков различия каждый командир получил на правую руку широкую красную повязку, на которой было написано типографским шрифтом «комполка», «комэск», «комвзвода» и т. д. Бойцы же имели на груди красный бант.

Парад частей молодой Красной армии Казанского гарнизона в честь первой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции вылился в большой триумфальный праздник для всех трудящихся. На этом параде рабочий класс Казани увидел подлинную свою нарождавшуюся вооруженную силу.

Парад прошел хорошо, если не считать того, что командир нашего кавполка перед началом торжественного марша забыл подать нужную команду, да он ее вряд ли и знал. Однако это мало кто заметил.

Вечером мы решили отметить праздник годовщины Великого Октября в тесном своем эскадронном кругу красных командиров. К тому же полк через несколько дней должен был уйти на фронт. Настроение у всех нас было исключительно хорошее. К 12 часам к нам прибыл командир полка Шишков вместе с военруком Петренко. Веселье продолжалось, но не для всех. Я был страшно огорчен новостью о том, что меня губком направляет в Москву на учебу. После того как Петренко предложил выпить за будущего «академика», так он назвал меня, я не мог спокойно сидеть. Я то и дело спрашивал у военрука и комполка о том, почему и за что меня наказывают – посылают учиться во вновь образовавшуюся Красную академию. Ответы были одни и те же:

– Чудак, тебе губком оказывает большое доверие, а ты одно твердишь, за что наказывают. Спасибо нужно говорить, гордиться нужно тем, что ты сядешь учиться на «красного генерала». Да и не только ты один едешь, вот и замкомполка Соловьев. Да что Соловьев, в академию командируется и Василий Иванович Чапаев!

– Братцы, – вновь взмолился я к комполка и Петренко, как будто от них зависело все. – Я ведь не имею высшего образования, да и среднее-то образование я не получил. Что это, разве образование – сельская школа да экстерном за пять классов реального училища.

– Ничего, браток, – говорил комполка Шишков, – в данное время нам дорог трудовой и солдатский опыт, а это у тебя есть. Ну, конечно, подучиться тоже не мешает. Рабоче-крестьянской Красной армии сейчас нужны командиры из рабочих и крестьян. Ты, кажется, Иван, то и другое представляешь.

…Поезд едва передвигался от станции к станции. Не хватало топлива. На некоторых станциях чувствовался саботаж. По нескольку раз давали отправление, а поезд продолжал стоять – то не было на месте машиниста или главного кондуктора, то забывали передать путевку.

Мы ехали в Красную академию из Казани вдвоем: я и Соловьев, бывший царский поручик, окончивший Тверское кавалерийское училище еще до мировой войны. Он был беспартийный, самолюбивый,