Следующие 50 лет. Как обмануть старость - Генри Лодж

«Мне не надо добавлять человечности! Уж чего-чего, а этого во мне с избытком! Поедешь ты». – И так далее в том же духе. Но он, конечно, никуда ехать не мог. Или не хотел. Они с Хилари ополчились на меня вдвоем. Я подтвердил свое участие. И последние три недели отчаянно тренировался, чтобы быть в приличной форме.

Здесь я хочу сказать еще немного о тренировках, хотя все это очень нудно. В тот раз я повел себя неверно с самого начала, потому что взвалил на себя слишком много. Не в такой уж я был плохой форме, но для лагеря профессиональных спортсменов действительно был слабоват. Это люди совершенно иного, чем я, склада и уровня. Поэтому я очертя голову впрягся в тяжелейшие тренировки вместе с группой молодежи (там не было никого старше тридцати пяти). Все они занимались по этой программе уже не один месяц, но я подумал, черт побери, я выдержу, у меня гораздо больше опыта, чем у них!

Проблемы начались сразу же. Я самонадеянно решил, что мои мышцы достаточно подготовлены к любым нагрузкам – ведь я так давно занимаюсь велоспортом. Однако на деле выяснилось, что для того, чтобы крутить педали, и для тех упражнений, которые мне пришлось выполнять здесь, нужны совсем разные типы мышечных усилий. Вначале было интересно. Тренировки включали самые разнообразные прыжки, наклоны, отжимания и тому подобные вещи. Вот, к примеру одно упражнение: нужно было перепрыгнуть через девятидюймовое препятствие, приземлиться как можно дальше, причем на корточки, касаясь руками пола, а потом сразу же прыгать обратно. И так раз двадцать. Ладно. Это я сделал. Но на это у меня ушло минуты две, а тренировка продолжалась час. Со временем все становилось хуже и хуже. Одно упражнение я запомню на всю жизнь: десять раз подпрыгнуть, а потом тут же упасть на пол и десять раз отжаться. Мне повезло, что сейчас я могу сделать эти чертовы десять отжиманий – значительный прогресс по сравнению с тем, что было пять лет назад, когда я не смог бы отжаться ни разу. Но это, как выяснилось, было только начало. После отжиманий надо было снова прыгать, еще девять раз. И еще девять раз отжаться. И так далее. А после того, как ты доходил до одного раза, обливаясь потом и кровью, думаете, наступал конец мучениям? Черта с два! Считайте снова до десяти. И так пять раз, туда и обратно. Я не смог выдержать до конца. Так что пришлось стоять и смотреть. Я сломался гораздо раньше, чем остальные закончили упражнение, причем подвело меня отнюдь не дыхание и не недостаток сил. У меня просто дико заболели все мышцы.

На долгое время я выбыл из игры. Мне было так плохо, что я с трудом ходил. Даже спать было больно. И вот вам три морали из всего этого. Во-первых, если вы уже немолоды, не нужно резко приступать к совершенно новым для вас тренировкам. Ваши мышцы должны постепенно приспосабливаться работать в ином режиме, даже если в целом вы в неплохой форме. Во-вторых, включите в программу своих ежедневных тренировок разнообразные виды активности, чтобы расширить спектр возможностей вашего тела. А в-третьих, забрасывая якорь, отпускайте веревку раньше, чем он коснется воды и потянет вас на дно.

Что было в Стоу: развлечение для настоящих женщин

Лагерь ветеранов-лыжников – это сборище пяти или шести десятков сумасшедших, в данном случае жителей Новой Англии, в возрасте от сорока пяти до восьмидесяти восьми (sic) лет, обожающих лыжные гонки. До безумия обожающих лыжные гонки. Вам, конечно, известно, чем отличается сырок от мелка? Так вот, простой лыжник-любитель (к примеру, я) отличается от настоящих гонщиков (собравшихся там) настолько же, насколько мел отличается от сырка. Я на этом собрании был не более к месту, чем какой-нибудь приблудившийся пес на элитной собачьей выставке. Во-первых, я все-таки разумный человек. А эти лыжники – абсолютно ненормальные, причем женщины в этом отношении еще хуже мужчин.

Вот вам картина из третьего (и самого страшного) дня в Стоу. Время – 7:45, место – обогреваемый домик рядом с канатной дорогой. Не забывайте, это катание на лыжах по-восточному. То есть в данном случае обогреваемый домик – это огромное, весьма спартанское по обстановке строение, типа таких, которые в Аспене используются для размещения тяжелой техники или крупного скота. В крошечной пристройке можно купить какую-нибудь отвратительную еду по ценам, которые могли бы порадовать, будь эта еда хоть сколько-нибудь съедобной. Но это здесь не имеет абсолютно никакого значения, потому что те достойные люди, которые катаются здесь на лыжах – жители Новой Англии, и еду они привозят с собой в коричневых бумажных пакетах. Причем после опустошения эти пакеты аккуратно складываются и берутся с собой для последующего использования. Еда, которую они привозят с собой, тоже отвратительна, но за нее, по крайней мере, они не платят. Хотя, вообще-то, на еду им наплевать, все, что их волнует – это лыжи. Слишком сильно волнует. Я еще вчера имел возможность это понять, но сегодня синоптики пообещали дождь. Большинство лыжников захватили с собой на этот случай огромные мешки для мусора, чтобы надевать на себя. У меня мешка не было. Я думал, он мне не понадобится.

В одном углу строения экипировались мои новые друзья, спеша выехать на склон к 8:00, когда, вероятно, должно было рассвести. Я катался на лыжах практически всю жизнь и знал множество маленьких ритуалов, бытующих в этих кругах, но здесь мне довелось увидеть кое-что новенькое. Я не говорю о мешках для мусора. Хуже.

Кучка симпатичных дам в возрасте глубоко за шестьдесят невозмутимо закрепляли под подбородками пластмассовые протекторы. Прочие с таким же олимпийским спокойствием приделывали подобные приспособления на руки. Я сам некоторым образом сдвинут на лыжной экипировке, и сложно найти такой ее вид, которого у меня не было бы в нескольких вариантах, но ничего подобного мне до сих пор видеть не приходилось. Более того, мне не приходилось о таком даже слышать. Тут я узнал, что это называется у них «броней», и оказывается, она популярна у слаломистов во всем мире. Для них это настолько само собой разумеется, что на моих глазах одна из пожилых дам, которая забыла свою броню дома, взяла картонную коробку и стала вырезать из нее ножом импровизированную замену. Приспособив картонку к подбородку, она закрепила ее скотчем. Который зачем-то взяла с собой. Мне стало слегка дурно.

В уголке сидел восьмидесятишестилетний мужчина и колдовал над своим шлемом с помощью такого же, как у дамы, ножа. Он проверял, хорошо ли затянуты винты на лицевом протекторе. Никогда раньше я не видел лыжный шлем с решеткой. Но здесь такие были у всех, кроме меня. «Что за безумие?! – горестно вопросил я, обращаясь к Чибу. – Что мы делаем в этом мрачном помещении с этими престарелыми лунатиками? И что они все делают?»

Чиб жизнерадостно объяснил, что нам предстоит «день слалома», поэтому мы и здесь, и поэтому окружающие соответствующим образом снаряжаются. Дальше он сказал, что мне, возможно, и не нужна такая защита, потому что я не буду ездить слишком быстро, но все эти дедушки и бабушки в ней нуждаются, так как полны решимости носиться по трассам сломя голову, врезаясь в шесты, отмечающие места поворотов. Оказалось, что эти шесты, которые, на мой взгляд, только мешались на дороге, установлены на гибких основаниях, и катящийся с горы слаломист может их сгибать. Нужно, чтобы его ботинки обогнули шест с «правильной» стороны, а прочие части тела при этом могут войти в опасный контакт с шестом, который, естественно, в этом случае требуется оттолкнуть с дороги. Поэтому они и защищают свои руки, ноги и челюсти, чтобы без особого риска отпихивать ими шесты. Им очень нравится такой спорт, поэтому они с нетерпением ждут выезда на склоны.

Про меня сказать этого было нельзя. Я хотел домой и рискнул намекнуть Чибу, что может быть, мне не стоит сегодня к ним присоединяться. «Ерунда, – сказал Чиб, – у тебя все получится. Я же видел, как ты катаешься».

Тут он несколько покривил душой. Ну да, я «катался». Я несся со старой доброй горы со скоростью, которая казалась мне совершенно немыслимой, вопя, влетая и вылетая из ледяных желобов, врезаясь (случайно) в шесты и часто совсем вылетая с трассы и застревая где-нибудь в лесу. Я чувствовал себя перепуганным, неуклюжим и крайне смущенным. Как, собственно, я и предсказывал. Вы даже не представляете, насколько опасно и неприятно кататься по этим глубоким желобам с ледяными стенками, даже на минимальной скорости, под критическими взглядами людей, которые занимаются этим самым по доброй воле вот уже пятьдесят или шестьдесят лет. Нет, больше никогда!..

Но во всем этом было кое-что удивительное.

Все эти люди – многим из которых было за шестьдесят, а некоторым и за семьдесят, и даже за восемьдесят – были замечательными лыжниками. Там была одна элегантная дама шестидесяти пяти лет, которая была в запасе олимпийской сборной 1960 года, и, ей-богу, по ней это было видно. А еще трое людей старше восьмидесяти – я просто не верил своим глазам, глядя на их мышцы. Они отнюдь не ковыляли в сторонке, не пытались что-то изобразить в память о былых днях. Они просто прекрасно катались наравне с прочими и явно получали от этого удовольствие. Была еще дама, на вид лет под шестьдесят, которая показалась мне одной из самых красивых лыжниц, которых я встречал в жизни. Это была высокая, привлекательная женщина скандинавского происхождения, которая съезжала по трассе, вписываясь в воротца с невероятной грацией. Чиб сказал, что точно так же она катается на скорости в пятьдесят миль в час, и это для нее обычное дело. Я никогда не развивал на лыжах такой скорости и совершенно не горел желанием это делать. Но тут я задумался, что, возможно, стоит еще раз приехать сюда, чтобы посмотреть, как это получается у нее.