Дублинцы. Улисс (сборник) - Джеймс Джойс

– И кто же был этот человек давным-давно? – спросил Габриэл с улыбкой.

– Один человек, которого я знала в Голуэе, когда я там жила с бабушкой, – сказала она.

Улыбка сползла с лица Габриэла. Гнев и досада начали снова сгущаться в его мозгу, а в жилах тускло затлелся огнь окрашенного гневом желания.

– Это кто-то, с кем у тебя был роман? – спросил он с насмешкой.

– Это был один мальчик, которого я знала, – ответила она, – по имени Майкл Фьюри. Он часто пел эту песню, «Девица из Огрима». Он был очень тонкий.

Габриэл промолчал. Он не хотел, чтобы она подумала, будто его интересует этот тонкий мальчик.

– Я так и вижу его, – сказала она после небольшой паузы. – У него были огромные темные глазищи, и в них такое выражение – ну такое!

– А, так ты в него влюблена? – спросил Габриэл.

– Я с ним ходила гулять, когда жила в Голуэе, – отвечала она.

В мозгу Габриэла мелькнула мысль.

– Так, может быть, поэтому ты хотела поехать в Голуэй с этой Айворз? – произнес он холодно.

Она посмотрела на него и удивленно спросила:

– Зачем это?

Под ее взглядом Габриэл почувствовал себя неловко и, пожав плечами, сказал:

– Откуда я знаю? Может быть, повидаться с ним.

Она медленно отвела взгляд, следуя взором к окну вдоль луча света.

– Он умер, – вымолвила она наконец. – Умер, когда ему было всего семнадцать. Правда, это ужасно, умереть таким молодым?

– А чем он занимался? – спросил Габриэл еще с оттенком насмешки.

– Работал на газовом заводе, – сказала она.

Габриэл почувствовал унижение – и от неуместности своей насмешки, и от призыванья из царства мертвых этой фигуры, мальчика с газового завода. Когда он был весь полон воспоминаний об их интимной жизни, полон нежности, радости, желания, она мысленно сравнивала его с другим. Со стыдом он вдруг отчетливо представил себя. Смехотворная фигура, мальчик на побегушках у теток, нервический сентиментальный идеалист, ораторствующий перед профанами, романтизирующий свою похотливость, – то жалкое фатоватое существо, которое промелькнуло в зеркале. Инстинктивно он отвернулся сильней от света, чтобы она не заметила залившую его краску стыда.

Он хотел удержаться в тоне холодного расспроса, но, когда он заговорил, его голос звучал покорно и равнодушно.

– Мне думается, ты была влюблена в этого Майкла Фьюри, Грета, – сказал он.

– Я очень с ним дружила в то время, – ответила она.

Голос ее был приглушен и печален. Габриэл наконец ощутил, как напрасно было бы пытаться увлечь ее туда, куда он намеревался. Взяв ее руку и лаская ее, он так же печально проговорил:

– А почему он умер таким молодым, Грета? Вероятно, чахотка?

– Я думаю, он умер из-за меня, – был ответ.

Темный ужас охватил Габриэла при этих словах, словно в тот час, когда он готовился к своему торжеству, некое неосязаемое мстительное существо ополчалось против него, собирало против него силы в своем темном мире. Призвав весь свой разум, он отбросил видение. Он продолжал ласкать ее руку, но перестал спрашивать ее, он чувствовал, что теперь она расскажет сама. Рука ее была теплой и влажной; она не отзывалась его касаниям, но он продолжал ее ласкать, как в то весеннее утро он ласкал ее первое письмо к нему.

– Это было зимой, – сказала она, – в самом начале той зимы, когда я переезжала от бабушки в монастырь. А он в это время лежал больной у себя на квартире в Голуэе, ему нельзя было выходить, и уже написали его родным в Утерард. Говорили, у него упадок сил или что-то такое. Я точно никогда не знала.

Она сделала небольшую паузу и вздохнула.

– Бедный мальчик, – промолвила она. – Он очень меня любил, и он был такой деликатный. Мы с ним вместе гуляли, ну, ты знаешь, как это бывает в провинции. Если бы не его здоровье, он бы учился пению, бедняжка Майкл Фьюри, у него был такой чудесный голос.

– И что было потом? – спросил Габриэл.

– А потом, когда наступило время мне уезжать из Голуэя в монастырь, ему уже было гораздо хуже, и меня к нему не пустили повидаться. И я ему написала письмо, написала, что еду в Дублин и что вернусь летом и надеюсь, ему уже тогда будет лучше.

Она снова сделала паузу, чтобы справиться со своим голосом, потом продолжала:

– В последнюю ночь перед отъездом я была в доме бабушки в Нанз-Айленд. Сижу собираю вещи и слышу вдруг, будто кидают мелкие камушки в окошко. Из-за дождя я в окошко не могла ничего рассмотреть, и я тут побежала вниз в чем была, вышла в сад с заднего крыльца и вижу, он там, бедняжка, в конце сада и весь дрожит.

– И ты ему не сказала уходить? – спросил Габриэл.

– Я его умоляла, чтобы он тут же шел домой, что это ему смерть, под таким дождем. А он отвечал, он не хочет жить. Глаза его как сейчас передо мной, такие глаза! Он стоял у стены, где дерево большое росло.

– И он пошел домой?

– Да, пошел. И когда я пробыла всего неделю в монастыре, он умер. Его похоронили в Утерарде, он был родом оттуда. Ох, этот день, когда я про это узнала, что он умер!

Речь ее прервали рыдания, и, не в силах сдерживаться, она бросилась на постель ничком и зарыла лицо в подушку, захлебываясь от слез. Габриэл в нерешительности еще с минуту продолжал держать ее руку, потом, боясь нарушить вторжением ее скорбь, мягко опустил руку и тихо отошел к окну.

Вскоре она заснула.

Опершись на локоть, Габриэл без чувства враждебности несколько мгновений смотрел на ее спутавшиеся волосы и приоткрытый рот, прислушивался к ее глубокому дыханию. Итак, в ее жизни было это романтическое событие: человек умер ради нее. Сейчас его не сильно ранила мысль о той скудной роли, которую играл в ее жизни он, муж. Он вглядывался в ее сон так, будто они с нею никогда не были мужем и женой. Долго и с напряженным интересом глаза его оставались на ее лице, на ее волосах; и когда он подумал о том, как она, вероятно, выглядела тогда, в пору своей первой девичьей красоты, в душе его зародилась странная, дружеская жалость к ней. Ему не хотелось сказать даже самому себе, что ее лицо уже не было прекрасным, однако он знал, что оно уже не было тем лицом, ради которого Майкл Фьюри не побоялся смерти.

Может быть, она рассказала ему не все. Взгляд его перешел на кресло, куда она бросила часть одежды. Шнурок нижней юбки свисал до полу. Один сапожок стоял прямо, с ниспадающим мягким верхом, компаньон его лежал на боку. Он с удивлением вспомнил свой взрыв эмоций час назад. С чего все это налетело на него? Благодаря ужину или благодаря его дурацкой речи, вину, танцам, тому, что так потешались при прощании, благодаря удовольствию от прогулки по снежной набережной. Бедная тетя Джулия! Скоро уж и она станет тенью рядом с тенями Патрика Моркана и его лошади. Когда она пела «Свадебный наряд», в какой-то миг он поймал на ее лице это нездешнее выражение. Может быть, уже скоро он будет сидеть в той же зале, одетый в черное, держа цилиндр на коленях. Занавеси будут задернуты, и тетушка Кейт будет сидеть рядом с ним, плача и сморкаясь и рассказывая ему, как Джулия умерла. Он будет выискивать в сознании у себя слова, которые утешили бы ее, и будет находить только неуклюжие, бесполезные. Да, да: уже недолго остается до этого.

Плечи его застыли от холода. Осторожно он лег под одеяло и вытянулся рядом с женой. Все становятся тенями, один за другим. И лучше перешагнуть в мир иной смело, на гребне какой-нибудь страсти, чем уныло сохнуть и иссякать годами. Он подумал о том, как она, лежащая рядом с ним, столько лет хранила в тайниках сердца этот образ: глаза своего любимого, когда он сказал ей, что больше не хочет жить.

Обильные слезы выступили в глазах у Габриэла. У него никогда не было такого чувства ни к одной женщине, но он точно знал, что это чувство – любовь. Слезы еще обильней наполнили его глаза, и ему представилось в полутьме, что он видит фигурку юноши, стоящего под деревом, с которого текут струи дождя. Невдалеке были другие фигуры. Душа его приблизилась к тем краям, где обитают обширные сонмы мертвых. Он сознавал их причудливое мерцающее существование, однако был бессилен его постичь. Его собственная личность растворялась в сумеречном неосязаемом мире, и весь тот весомый мир, который эти усопшие некогда воздвигали, в котором жили, беззвучно сжимался и растворялся.

Легкий шелест снаружи заставил его обернуться к окну. Снова пошел снег. Он сонно глядел на темные и серебристые хлопья, наискосок пересекающие полосу света. Подходит время и для него собираться в путешествие на закат. Да, газеты не ошибались: по всей Ирландии шел снег. Он падал во всех частях сумрачной центральной равнины, на безлесных холмах, мягко упадал на болота Аллена и дальше к западу упадал мягко в темные и буйные воды Шеннона. Он падал и во всех частях одинокого кладбища на холме, где лежал Майкл Фьюри. Он скапливался на покривившихся крестах и надгробиях, на ограде нешироких входных ворот, на голых колючках терна. Душа Габриэла медленно истаивала. Он слушал, как тихо падает снег по всей вселенной и упадает тихо, как нисхождение их последнего конца, на всех живущих и мертвых.