Кружным путем - Джеймс Сигел

Так идти или остаться?

Но решать не пришлось.

Поле лежало под покрывалом самой черной черноты. Даже когда ее глаза привыкли к лунному свету, оно не изменило оттенка. Осталось таким же, каким было. Черным.

А запах имел почти осязаемую плотность – влажный, вязкий, горьковатый.

Джоанна поняла.

Поле казалось черным, потому что и в самом деле было черным.

Черным, как зола.

Его сожгли дотла. И на месте зарослей высотой пять футов остались лишь короткие перекрученные огрызки.

Поле обнаружил правительственный патруль и сжег. Или люди USDF. Или фермер, который его засеял. Кто знает, может быть, здесь в ходу подсечно-огневые методы земледелия?

Так или иначе, поле заброшено. И никто не явится сюда утром.

Придется двигаться дальше.

Но куда?

Похоже, надо определяться по звездам. Но как? Это Пол знал, как делаются такие вещи. Она даже подарила ему на тридцатипятилетие телескоп, который, кстати, оказался совершенно бесполезным на их городской крыше. Яркие огни Нью-Йорка ослепляли не столько восторженных приезжих, сколько астрономов-любителей. Тем не менее, время от времени он пытался показать ей то одно, то другое созвездие. Теперь Джоанна пожалела, что совсем не слушала мужа.

Так куда же идти?

Джоанна повела рукой над горизонтом и решила, что остановит движение, когда почувствует правильное направление. Так вслепую бросают дротики.

Когда рука замерла, она указывала влево.

Джоанна поцеловала Джоэль в макушку и вновь вошла в джунгли.

Быстро рассветало.

Из непроглядно-черного мир стал угольно-серым. И Джоанна перестала опасаться, что при следующем шаге окажется в зыбучем песке, или угодит в яму, или наступит на голову хищнику.

Это было хорошо.

Куда хуже было то, что теперь она видела всех орущих, рычащих и ползающих тварей, которых до этого только слышала. «Воображение страшнее действительности, – заключила Джоанна. – Но ненамного».

Кто-то, по виду бабуин, пронесся в нескольких дюймах от нее, издал раздирающий барабанные перепонки крик, уселся на изгибе ветки в четырех футах над головой и тряхнул в ее сторону лианой. А затем оскалился, и его длинные клыки показались пугающе острыми.

Джоанна свернула направо и спряталась под кустом, надеясь, что обезьяна за ней не погонится.

Но бабуин больше не обращал на нее внимания.

Она пошла дальше. Вдруг древесная ветка прямо перед ней шевельнулась и, роняя ажурный покров зеленого мха, стала отлепляться от огромного ствола.

Разумеется, это была не ветка, а змея. Большущая и, что самое неприятное, встревоженная ее присутствием. Толщиной с руку, с мертвыми желтыми глазами и черным подрагивающим языком. Джоанна застыла от страха и несколько минут следила за тем, как рептилия разворачивала свои кольца.

Затем змея скользнула под развесистый папоротник.

С утренним светом пришла жара. Она накрыла джунгли, словно влажное полотенце, и Джоанна начала исходить потом. Этот запах привлек насекомых, и на нее со всех сторон ринулись тучи белой мошкары. Джоанна попыталась отмахнуться от них, но мошки оказались такими же настырными, как нью-йоркские голуби, – хоть стреляй, не отстанут.

Следующими налетели москиты или их очень крупные собратья. Им здорово повезло – попалась ходячая закуска. Руки Джоанны быстро покрылись кровавыми волдырями, очень похожими на оспу.

Джоэль опять заплакала и, судя по ее настроению, не собиралась успокаиваться. Даже небольшой знаток языка младенцев сразу понял бы, что дело не только в жаре и всяческих неудобствах: девочка явно захотела есть. И Джоанна впервые усомнилась, правильно ли она поступила. Надо было обо всем подумать заранее и запастись детской смесью. Она корила себя за преступное легкомыслие.

Дочь ничто не могло успокоить. А вскоре утешение понадобилось и самой Джоанне. Страх поднимался откуда-то из самых глубин ее нутра и физически сковывал, словно стягивая ноги резиновыми жгутами. Она наяву переживала кошмарный сон, когда надо бежать, спасать свою жизнь, но не можешь двинуться с места.

Они потерялись, как только могут потеряться люди.

Джунгли поглотили их – сожрали заживо. Им отсюда не выйти.

Однако Джоанна продолжала двигаться вперед. Что-то, – наверное, чистое упрямство – заставляло ее переставлять ноги.

Маршевые песни – правой, левой.

Марширую и песенку пою.

Сапоги для того, чтобы маршировать.

Маршируй, как солдат.

Джоанна решила, что будет идти до тех пор, пока способна двигаться. Это было красиво: шагать и шагать вперед, а потом упасть. Бороться до конца.

Наступило раннее утро. За исключением краткой задержки у сожженного кокаинового поля, она шла без остановки шесть часов подряд.

И вдруг почувствовала запах.

Замерла как вкопанная, закрыла глаза и скрестила пальцы.

«Принюхайся еще».

Она повела носом.

Колбаса.

Неужели это возможно?

Горячая, обжигающая, ароматная колбаса.

Может быть, так пахнет какое-нибудь растение? Или животное? Может быть, это запах джунглей, с которым она не знакома?

Джоанна снова принюхалась к воздуху, повременила. Да нет, все ясно как день. Кто-то готовит завтрак.

Ее сердце екнуло, заныло, перевернулось в груди. Она перестала укачивать Джоэль, поднесла к лицу и прошептала:

– Мы справились. Мы идем домой. Мы свободны.

Перед глазами не возникло ничего нового – те же деревья, пни и папоротники. Большая, покрытая росой паутина преломляла солнечные лучи множеством сверкающих огней.

Джоанна шла на запах. Налево, направо, затем прямо.

Ну, нос, только не подведи!

Джунгли как будто бы поредели – не вдруг, постепенно, но явно стало светлее. Воздух сделался не таким тяжелым – отпустило легкие, затем отстала мошкара.

Запах усилился, он щекотал ноздри, окутывал ее всю.

Джоанна уже видела просвет между деревьями.

Она ускорила шаг. Если бы на ней были кроссовки, а не туфли на полудюймовых каблуках, бросилась бы бежать.

Даже Джоэль почувствовала перемену в настроении матери – стала плакать тише, а затем прекратила вовсе. Несколько раз икнула и хрипло фыркнула.

Джоанна поняла, что идет по земле, по которой ходили люди. Кто-то рвал здесь стебельки и втоптал в грязь широкий зеленый лист папоротника. Ей даже показалось, что она различила след ноги.

Запах кружил голову. Джоанна чувствовала себя словно пьяная. Она обогнула большое баньяновое дерево и внезапно оказалась на открытом пространстве.

Перед ней маячила одинокая фигура, освещенная со спины солнцем цвета мармелада.

Ей что-то сказали.

Не выпуская из рук ребенка, Джоанна опустилась на землю. Уронила голову на грудь и, раскачиваясь из стороны в сторону, расплакалась.

– Нет, – шептала она себе, Джоэль и стоявшей перед ней на прогалине женщине. А может быть, и самому Всевышнему. – Нет…

Прогалина полого поднималась к гребню холма, на котором расположилась скромная ферма.

Труба курилась дымком, ставни были выкрашены в лиственно-зеленый цвет. Сзади в покосившемся загоне обитали петухи, козы и коровы.

Джоанна впервые увидела это место снаружи.

– Быстрее, – сказала Галина. – Скорее назад в комнату, пока никто не заметил.

Глава 35

Галина ввела ее в дом через заднее крыльцо. Но остаться незамеченными им не удалось. Женщины наткнулись на индейскую девочку с длинными черными волосами, которая выходила из туалета.

– Ей стало плохо, – объяснила девочке по-испански Галина. – Пришлось вывести на свежий воздух.

Та не проявила никакого интереса, только кивнула.

Галина ввела Джоанну в комнату, закрыла дверь, села и сказала:

– Это было очень глупо. Вы же не знаете джунглей. – Она приняла Джоэль из уставших рук матери, перепеленала и накормила. – Вы бы там погибли.

– Так и так погибать, – ответила Джоанна. Она впервые позволила себе сказать это вслух. Словно до этого боялась, что стоит произнести и страшная мысль обернется реальностью.

– Не надо так говорить, – покачала головой Галина.

– Почему? Это же правда. Меня убьют, как убили Маруху и Беатрис. Вы не хотите об этом упоминать. Но их убили здесь, в этой комнате. Я могу показать вам их кровь.

– Ее простуда усилилась, – Галина имела в виду Джоэль. Она предпочитала не тревожить двух призраков, которые все еще витали в этой комнате.

– Да, усилилась, – согласилась Джоанна. – Ее мать по-прежнему прикована к стене. И не будем вспоминать двух убитых женщин. – Собственный голос показался Джоанне чужим – невыразительным, бесстрастным. «Это оттого, – подумала она, – что я потеряла в джунглях надежду».

– Я собираюсь положить ее спать, – сказала Галина.

– Хорошо. Замечательная мысль. А заодно уложите меня.

Колумбийка моргнула и погладила ее по руке.

Няня. Похитительница. Подруга. Тюремщица.

– Я вас не понимаю, – сказала Джоанна.