Ходоки во времени. Освоение времени. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов

не ответил, ожидая моих новых вопросов. Они у меня были. – Почему к моему, и тем более к вашему, времени ходоков становится меньше? И почему я тогда не могу уйти в прошлое на два миллиона лет, а только лишь на половину возможного?..

Алекс кивнул головой, останавливая меня.

– Первые два… Скажем так, недоумения… Мы уже задались выяснением, и как будто можем ответить на них. Но почему твой предел ограничен не днём падения метеорита, то, признаюсь, у нас такой задачи даже в мыслях не было поставить. Ин-те-рес-но!

За время разговора я заметил: Алекс говорит и одновременно скучает, оттого и предложения строит как-то необычно. А в его сказанном с расстановкой «интересно» не слышалось никакой заинтересованности. Я же так считаю: если интересно, то и голос это должен подтверждать, и взгляд, и жест.

Вскоре он и вообще повёл себя странно.

Он сидел со скучным видом уже всё увидевшего и услышавшего в жизни, склонив голову к плечу, как бы прислушивался к чему-то в себе, и на меня смотрел невидящим взглядом. Правая рука его шевелила пальцами над пультом.

Я встал, постоял – не скажет ли он мне что-нибудь. Не сказал. Пришлось вернуться к Симону и Маркосу. Они голова к голове склонились над столом, где на просторной столешнице возникали какие-то картинки, по которым гулял палец Маркоса.

Он первым заметил меня.

– Всё? Закончили?

Я пожал плечами, почти пожаловался:

– Он там в каком-то столбняке. Сидит, ничего не видит, как будто.

– С ним бывает такое, когда он о чём-нибудь размышляет. Побудь с нами.

– Хватит с него, – сказал Симон, внимательно посмотрев на меня. – Иди, Ваня, прогуляйся на свежем воздухе.

То побегай во времени, то теперь – прогуляйся на свежем воздухе…

– Пожалуй, – согласился Маркос. – Сюда, Ваня.

Он показал на дверь, от которой я находился в двух шагах. До того я её воспринимал створкой встроенного шкафа.

И этим, оказывается, я помешал!

Думал, выйду и грохну дверью. Покажу, как мне у них не нравится.

Открыл её и – замер поражённый…

Там, за дверью, могла быть ещё одна комната, зал имитационной, коридор, улица, да мало ли что за ней могло быть!

Но в лицо мне пахнуло осенью и чистым воздухом неухоженного парка. Я стоял на невысоком, в три ступени, крыльце, а передо мной – во всей красе золотая осень.

Люблю осень. И умру когда-нибудь осенью, наверное. До того она настраивает меня на минорный лад, и легко мне, шурша ещё не совсем усохшими листьями, идти в полном изумлении. Люблю песню, петую когда-то в студенческие годы, написанную моим другом:

К нам осень, к нам осень

Пришла в кружевах волшебства.

Вновь осень, вновь осень,

Шуршит золотая листва…

Вернулся к Маркосу умиротворённым и покладистым. Не хотелось раздражаться и выискивать какие-то крючки, которые могли поцарапать моё самолюбие – хотели этого они, люди будущего, или нет. Вернее всего, не хотели, а мне в каждом их слове чувствовался подвох.

Алекс ли меня так расстроил?

Ну что я к нему прицепился, если даже его местные (по времени) считают, что с ним такое бывает часто?

На предложение посмотреть что-либо меня интересующее, я, не задумываясь, отказался.

И думаю, был прав.

На Луну или Марс – летают же они уже, наверное, туда запросто – попросить доставить меня постеснялся. В конце концов, я трезво осознавал, кто я такой, да и кто может это просто так устроить? А посмотреть, чего достигла их техника, так это же надо заглядывать куда-то на завод, а там, уверен, автоматика сплошная, роботы, словом, работающая сверх техника и супертехника. А располагается она, естественно, в спецпомещениях, в которые, естественно, вход-то запрещён. Не только мне, а вообще людям.

Конечно, посмотреть бы, чем и как обычные люди живут: быт, повседневный отдых. Но это – в гости напрашиваться, значит… А по гостям я ох, как не люблю ходить. Придёшь, сидишь болваном, хозяев развлекаешь, а твой приход для них – лишние заботы…

Уж лучше, пришло ко мне решение, я здесь сам как-нибудь побываю. Без опекунов. Тогда всё и посмотрю. А то – по улицам слона водили, как видно на показ… Ещё чего! Не столько я буду смотреть, сколько на меня, как на реликт прошлого.

И Симон, и Маркос, по-видимому, иного от меня и не ожидали и больше никаких предложений не делали. Перешли сразу к вопросу об аппаратчиках.

– Твоё соображение, Ваня, – сказал Леви, – до сих пор уточняется. Возможно, метеорит запустил нечто, влияющее на субстанцию времени, и теперь мы можем до определённого предела уходить в прошлое. Но вот что это такое? Что могло протянуть нам руку из прошлого и связать в единое целое такой громадный промежуток времени? И насколько уникально подобное событие в истории Земли? Может быть, в эпоху до этого метеорита каналы во времени уже существовали? Да и единственное ли это каналообразующее место на Земле? К тому же, метеорит – этот только гипотеза. Возможно, он никакого отношения ко всему случившемуся с вами не имеет отношения, а просто так совпало….Видишь, сколько сразу проблем, требующих разрешения, принёс ты нам. И это только те, что лежат на поверхности и сразу приходят на ум. А сколько ещё иных, уже просматриваемых, и тех, что ещё возникнут. – Он энергично потёр руки. Радостно улыбнулся. – Работы хватит всем.

– Чем могу вам ещё помочь? – спросил я ради вежливости.

– Пока ничем. Мы будем разбираться. Подумаем. Уж потом обратимся к тебе. И тебе придётся опять сходить к нашим сотрудникам и передать наше решение. Кстати, у тебя не было с ними языковым трудностей?

– Нет. У них же эти… Симон говорил. Лингвистические устройства есть.

– Лингвамы?

– Да, – я оглянулся на Симона, ища подтверждения.

Он кивнул. И тут у меня мелькнуло! Вот что надо заиметь. Это вещь стоящая. С кем хочу, с тем и поговорю без переводчиков. А то ходоки общаются между собой не столько словами, сколько жестами.

– А мне можно дать такой лингвам?

Они переглянулись.

– В принципе, да, – сказал Маркос. – Но вам тогда придётся задержаться. Лингвам трансплантируется.

– Если ненадолго… – поторопился сказать я, прежде чем до меня дошло, что означает это – «трансплантируется». – Он что, вшивается?

– Вводится.

– Куда?

– Да хоть куда. Мне вот ввели его в ухо, – Маркос коснулся правой рукой мочки. – А тебе, Симон?

Я рассмотрел его ухо. Никаких следов: ни подкожных бугров, ни швов каких-либо.

– Мне встроили в вечный зуб, – повёл челюстью Симон.

Леви качнул головой.

– А я отказался, когда мне его предложили поставить. Да, Ваня? Что ты хочешь сказать?

– Так всё-таки, долгое это дело? – стал я добиваться своего.

Маркос неопределённо повёл рукой.

– Я сейчас выясню, где это можно будет сделать быстрее.

– У Алекса, – не столько спросил, сколько подсказал Симон.

– Думаю, да, – Маркос поджал нижнюю губу. – Попробую, если он сейчас в состоянии… Подождите!

Он направился в другую комнату, где находился Алекс. В