Крик безмолвия (записки генерала) - Григорий Василенко

Еще в 1921 г. В. И. Ленин предупреждал: «Надо уметь признавать зло безбоязненно, чтобы твердо повести борьбу с ним». Недостатка в цитировании Ленина не было, а вот эти слова в докладах и выступлениях не приводились. А между тем накопление массы зла приближалось к критической отметке. Бурлило общественное мнение в Геленд- жике, ветераны готовы были выйти на баррикады. Изучение причин недовольства горожан вывело на коррупцию и взяточничество в системе торговли, на махровый бюрократизм властей и властного первого секретаря горкома КПСС Н. Погодина, возомнившего себя удельным князем в районе. Ни прокуратура, ни милиция не могли вскрыть преступный клан, захвативший трон в тресте ресторанов и столовых Геленджика, на котором царствовала Бородкина. Уголовные дела на нее прекращались и бесследно пропадали в прокуренных кабинетах, милиции. Поэтому следствие по уголовному делу на Бородкину — «Железную Беллу», приняло к своему производству Управление КГБ края.

На допросах Бородкина устраивала следователю концерты, давала путаные показания, что наводило следствие на мысль о преднамеренном сокрытии своего прошлого: происхождение, места и года рождения, родителей, близких родственных связей. В тумане была ее жизнь во время войны. Кто же она «Железная Белла»?

Удалось установить, что Бородкина, она же Король, Айзенберг, Крамская, Потапова Белла, а по паспорту Берта Наумовна, 1927 года рождения, в действительности является Брандой Наумовной, 1923 года рождения, еврейкой, что она весьма тщательно скрывала от окружения, утверждая, что она русская. Кочевала, не имела постоянного жительства, но большей частью жила в Одессе, задерживалась немецкой комендатурой, на допросах подвергалась истязаниям, однако была освобождена, устроилась или ее устроили в увеселительное заведение — кабаре, принадлежавшее румыну, сожительствовала с его соотечественником. Трудно было выжить еврейке в войну в Одессе. С этим нельзя было с ней не согласиться, но она выжила, несмотря на то, что немцы поголовно истребляли евреев. В поисках и добываниях средств к существо

ванию, как она показывала, приходилось разъезжать по оккупированной территории, бывать в разных городах.

Бородкина очень волновалась, теряла самообладание, когда следователь ставил ей вопросы о причинах задержания комендатурой, расстрела немцами или румынами ее мачехи и двоих малолетних детей. Она имитировала провалы памяти, то вдруг заявляла, что эс–эс никого не выдавала, признавалась в связи с румыном во время работы в какой‑то румынской оккупационной воинской части. Однако от подробностей уходила, что весьма затрудняло перепроверку ее показаний.

Настроение и поведение Бородкиной часто менялось. То она впадала в уныние и молчала, то играла роль невменяемой, то веселилась, разыгрывая сцену из периода службы в кабаре.

Однажды на допросе она решила удивить следователя тем, что в период оккупации со своим мужем якобы состояла в банде, занимавшейся грабежами и разбоем и поэтому приходилось выезжать на «гастроли».

Анализируя ее показания и некоторых свидетелей, у следователя возникали подозрения о ее сотрудничестве с немецкими и румынскими карательными органами. На эту мысль наводили и ее встречи с военным атташе посольства Греции в Москве и Риге, с бригадным генералом разведуправления Греции. Французские автотуристы предпринимали попытку получить информацию об обстоятельствах и причинах ареста Бородкиной через жителей Геленджика. В этой части многие вопросы остались не до конца выясненными, но они были сопутствующими, характеризующими личность Беллы. Что же касается системы взяточничества, по существу, ежемесячного обложения налогом своих подчиненных, торговых работников, то затруднений в документации у следствия не было. Бородкина не знала сколько у нее сберкнижек. У нее для памяти был список городов, в которых она разместила свои вклады. Изъятым у нее ценностям мог бы позавидовать ювелирный магазин. В тайниках откапывали стеклянные банки с «законсервированными» сторублевыми купюрами. Круг лиц, втянутых ею в свой клан, непомерно разрастался. Следствие забило тревогу. Уже более тридцати человек подлежали привлечению к уголовной ответственности и конца и края этому не было.

Казалось бы все это, разоблачение коррупции и взяточничества в Сочи, Геленджике, Кропоткине, в других местах

должны бы'ли насторожить и остановить многих от подобного промысла. Некоторое затишье наступило, но не надолго. Уголовная преступность на Кубани неудержимо ползла вверх.

Преуспевающие потомки Остапа Бендера парились в саунах, прохлаждались в море, загорали на сочинских пляжах, просчитывали ступеньки вверх по служебной лестнице.

28

Капитан турецкого судна «Камандана» — Энулу Сун- гора, выдавая по тридцать рублей матросам, сходившим на берег в Новороссийском порту, монотонно предупреждал не напиваться до потери сознания, а в случае конфликта с местными властями грозил сообщением хозяину судна и немедленным увольнением с работы.

Маловата сумма, конечно, если учесть, что теплоходу придется стоять у причальной стенки несколько дней, может быть даже целую неделю, а то и больше, и на последующие выходы в город денег не останется.

Матрос Исмаил Сари со своим дружком, сойдя с трапа, сразу направились в бар ресторана «Бригантина» и там в один присест оставили все деньги. Они не только пили понравившуюся им «Столичную», но и присматривались к шнырявшим длинногривым парням, назойливо пристававшим к иностранцам. Один из них на ломаном английском спросил, нет ли у них валюты. У Исмаила Сари было всего пятнадцать долларов, но он их не собирался продавать, а вот привезенный им товар предложил купить. По жесту Исмаила, изображавшего курильщика, покупателю не трудно было догадаться, что у того есть наркотики. Договорились встретиться на следующий день в баре.

Исмаил впервые пришел в Новороссийск и проявлял осторожность в незнакомом городе с прожженным фарцовщиком, памятуя наказ капитана. На первый раз принес ему всего на две сигареты гашиша, но заметил, что у него есть плитки. Это устраивало оптового покупателя. О цене спорили долго. Сошлись только лишь потому, что надоело торговаться, оглядываясь по сторонам, да и слишком уж ограниченным оказался словарный запас английского у той и другой стороны для рекламы товара и торгов. Встречу назначили у проходной лесного порта.

Покупатель приехал за товаром на «Москвиче», остановился в месте, удобном для наблюдения за всеми выходившими из порта. Исмаил задерживался, покупатель нервничал, выходил из машины, прогуливался у проходной и снова садился за руль. На него обратил внимание вахтер из своей будки, стал присматриваться, точно определив, что тот поджидает кого‑то из иностранцев со стоящих у причала судов. На всякий случай позвонил таможенникам, сказав, что он своим наметанным глазом не ошибается, видит контрабандистов на расстоянии и если они поспешат к нему, то наверняка будут с уловом.

Таможенники не заставили себя долго ждать. Вахтер продолжал наблюдать за «Москвичем» и за подходящими к проходной иностранцами с судов.

Опаздывая, Исмаил Сари торопился, чуть ли не бежал. Увидев покупателя, поджидавшего около машины, он помахал ему рукой и хотел было проскочить под шлагбаумом на воротах, но вахтер по рекомендации майора Владимира Зорина, иногда заходившего и угощавшего бывшего пограничника заморскими сигаретами, направил его через проходную, где ему и был учинен досмотр таможенниками. Турок вынужден был выложить из кармана плитку гашиша. Повторный таможенный досмотр его каюты в присутствии капитана судна позволил обнаружить в тайнике около трехсот граммов гашиша, не заявленного в декларации, а следовательно контрабанды, предназначенной для сбыта.

Капитан Энулу Сунгора проявлял полное спокойствие, не замолвил за матроса ни единого слова, когда было заявлено о задержании Исмаила для выяснения обстоятельств, связанных с перемещением наркотиков через государственную границу.

На следствии Исмаил Сари, еще молодой человек, показал, что гашиш он купил в Стамбуле у иранских туристов перед отходом в Новороссийск с целью его продажи. Сам он и его напарник, сын капитана, уже больше полутора лет курили гашиш. Узнав, что это может вредно отразиться на потомстве (он был женат, но детей не было), лечился у врача Мехмета Али в Стамбуле, но в рейсах удержать себя не мог, продолжал курить.

— Я признаю себя виновным в незаконном ввозе наркотика, но прошу учесть, что я мало получаю за свою работу, всего сорок пять тысяч лир в месяц, — просил он на допросе о снисхождении. — Пятьсот турецких лир равно

ценно вашему рублю. На гашиш я истратил крупную сумму в надежде на выручку рублей…

Продажа наркотиков — серьезное преступление, подпадающее под перечень статей международной конвенции, и гражданин Турции Исмаил Сари, двадцати трех лет, житель города Ризы, был осужден советским народным судом за контрабандный ввоз в страну наркотиков.