Сияние базальтовых гор (Художник Б. Бобров) - Федор Кабарин

— Гога, я не могу пить такое холодное…

Кавказец попросил официанта заменить одну из бутылок. Когда были налиты бокалы, хозяин стола шутливо обратился к Ярусову.

— Молодой человек! Дайте отдых газете. Составьте нам компанию…

Ярусов опустил газету и уже приготовился ответить что-то далеко не любезное, но его опередила женщина:

— Я вижу, вам неприятна эта непосредственность. Нет, нет, не возражайте! Скучно в дороге. Надо же как-то убить время.

— Мы ведь не знакомы, — ответил Ярусов в тон даме.

— Тем лучше, молодой человек, — сказал кавказец, поднимая бокал. — За наше знакомство!

Встретившись с приветливым взглядом женщины, Ярусов улыбнулся и тоже поднял бокал. Под звон хрусталя каждый назвал себя.

— Таберидзе, агроном-цитрусовод…

— Наталья Ивановна…

— Руссель, — произнёс с расстановкой их собеседник, наблюдая, какое впечатление произведёт на Таберидзе его имя.

Но у Таберидзе не дрогнул ни один мускул. Он так же шутил, пытаясь казаться беззаботно весёлым. И только на какой-то один миг Ярусов уловил его взгляд, хорошо понятный разведчику.

После второго бокала начались общие разговоры, в которых Ярусов старался больше слушать, чем говорить. Он с напускной весёлостью поддакивал, смеялся, а про себя думал: «Эта женщина очень похожа на Зинаиду Кремлёву. Но где же сама Зина? Куда её упрятал Таберидзе?» Возвратившись в купе, Ярусов лёг на мягкое сидение, заложив руки под голову, закрыл глаза. Он старался проверить свои подозрения, вспоминая скользнувший по нему взгляд «цитрусовода». «Может, это плод моего воображения? — разубеждал себя Ярусов. — Может, и не было ничего настороженного в этом взгляде?». Он был прав.

Таберидзе мог бросить этот взгляд из чувства ревности хотя бы потому, что его спутница уделяла слишком много внимания Ярусову, не лишённому внешней обаятельности.

«Допустим, это так, — думал Ярусов, — но почему Таберидзе постарался скрыть этот взгляд от женщины, тогда как наоборот, он должен был именно таким коротким взглядом в упор дать ей понять, что ему не нравится её перестрелка взглядами с ним, Ярусовым…» — Нет, тут что-то не то, — сказал Ярусов вслух и поднялся, обдумывая, как решить эту сложную задачу.

Логика вещей подсказывала ему, что нужно на первой станции вызвать оберуполномоченного и арестовать шпиона Таберидзе. Но с ним не Зина Кремлёва, значит, можно испортить всё дело: раскрыть себя и насторожить вражескую разведку, а нитей к дочери профессора не получить. Допрос Таберидзе ничего не даст. Цитрусовод может и не знать, куда исчезла Зина Кремлёва… А может, после театра с ней просто что- нибудь случилось?..

Продолжая обдумывать сложившуюся обстановку, Ярусов пришёл к твёрдому убеждению, что изолировать Таберидзе пока нет ни смысла, ни необходимости. «А вот их билеты, — решил Ярусов, — проверить, по жалуй, следует. Будет ясно, до какой станции они едут».

Он вышел в коридор, разговорился с проводником соседнего вагона и под предлогом дорожных ухаживаний выведал, откуда и куда едет дама под вуалью.

Вернувшись в своё купе, Ярусов начал размышлять над тем, что может скрываться за этой ситуацией: из театра Таберидзе увёз Зину Кремлёву, а едет с другой женщиной, двойником Зины… Ярусова занимал теперь главный вопрос: кто эта женщина? Какие намерения разведцентра могут быть прикрыты поразительным внешним сходством этой незнакомки с дочерью профессора Кремлёва?

Он припоминал одну за другой черты Зинаиды Кремлёвой. Тот же овал лица, такие же открытые голубые глаза, миниатюрный, чуть вздёрнутый носик, одинаковый рисунок губ, цвет волос, разлёт бровей, жемчуг зубов. «Неужели это родство, — думал Ярусов, — ускользнуло из поля зрения полковника Вересаева и его работников?..

Может, забыли сообщить мне?» Ярусов снова вернулся в вагон-ресторан. Таберидзе со своей спутницей был ещё там. Заказав бутылку шампанского и выпив бокала два, Ярусов стал изображать опьянение и вполголоса запел любимую песенку Зинаиды Кремлёвой: «Я вернусь к тебе, черёмуха, весной…» Но Наталья Ивановна не обратила никакого внимания на эту песню. «Нет, это не сестра и не родственница Зинаиды Кремлёвой», — решил Ярусов. Он старался шутить, казаться весёлым. Вскоре под боковыми бра, вместо обычного матового, вспыхнул зелёный свет — сигнал на отдых. Ярусов поблагодарил собеседников за компанию и вышел.

Вернувшись в купе, он вновь стал искать ответ на мучивший его вопрос: «Кто эта дама, какие цели разведцентра могут скрываться за её личностью? А что если шпионы решили воспользоваться её внешним сходством с Зинаидой Кремлёвой и попытаться замести следы дочери профессора — увести генерала Галаджи по ложному следу?» Через полчаса в головном вагоне поезда, по соседству с купе, в котором играла радиола, наполнявшая вагоны состава лёгкой музыкой, застучал ключ радиотелеграфа, отбивая обыденные фразы «деловой» телеграммы Ярусова. В шифровке было всего несколько слов:

«…С Таберидзе едет не Зинаида Кремлёва, но очень похожая на неё женщина, назвавшая себя Натальей Ивановной. — Ярусов».

Отправив шифровку, Ярусов снова погрузился в размышления. Он ничего не знал об этой женщине, и это мешало ориентироваться, могло увести его мысль в ложном направлении. Несмотря на свой опыт, он не мог предположить, кому нужны были услуги этой дамы, интересует ли вообще она какую-нибудь разведку.

Ярусов лежал, глядя в потолок, припоминая мельчайшие детали разговора с дамой под вуалью. А в это время в купе соседнего вагона Наталья Ивановна вела опасную, рискованную игру с Таберидзе.

Цитрусовод был раздосадован тем, что не может найти пути к сердцу женщины, и становился всё назойливее и назойливее. Но Наталья Ивановна искусно уклонялась от прямолинейных объяснений, стараясь удержать Таберидзе на почтительном расстоянии и вместе с тем не оттолкнуть. Но когда он начал выходить за рамки приличия, Наталья Ивановна решительно оборвала разговор и попросила освободить купе. Таберидзе неохотно поднялся, протянул руку и вопросительно посмотрел на её вспыхнувшие неприветливым огоньком глаза:

— Надеюсь…

Наталья Ивановна не дала ему договорить.

— Надежда и самонадеянность — понятия разные.

— Надеюсь завтра встретиться, — повторил Таберидзе, стараясь быть как можно любезнее.

— Утро вечера мудренее… и если будете поскромнее.

Таберидзе раскланялся и удалился.

Проводив его, Наталья Ивановна прилегла на диван, задумалась. Ей вспомнился первый разговор с полковником Вересаевым. Вспомнилось, как она сама взялась за опасное поручение и как с тех пор самозабвенно служила этому делу.