Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время - Исаак Розенталь

Мероприятия, расширявшие полномочия депутатов, разрушали монополию Малиновского в России, депутаты работали все более независимо от него — вот что было истинной причиной его демонстративной ревности. Но в то же время это обязывало его самого проявлять по крайней мере не меньшую активность, прежде всего во внедумской, приоритетной для большевиков работе. «У нас теперь шестерка в Думе куриальных депутатов так поворачиваться стала для внедумской работы, что прелесть, — писал Ленин Горькому в феврале 1913 г. — Вот где закрепят люди рабочую партию настоящую! Никогда в третьей Думе не могли добиться этого»[350].

Разбирательства 1917 и 1918 гг. оставили в тени деятельность Малиновского как московского депутата. Между тем руководство партии возлагало на нее большие надежды, полагая, что она будет способствовать подтягиванию рабочего движения в Центральном промышленном районе к уровню Петербурга.

После выборов в Думу, но еще до отъезда в Петербург Малиновский условился с выборщиками о дальнейшей партийной работе в губернии. Связь с ним он рекомендовал поддерживать через журналиста А.И.Лобова, мужа В.Н.Лобовой (в марте 1913 г. Лобов был арестован и стал агентом охранки — до увольнения в 1915 г. за непробудное пьянство). Наезжая в Москву, Малиновский устраивал встречи с выборщиками; собирались на квартире Ф.А.Балашова в с. Всехсвятском, иногда в ресторанах. Депутат информировал о думских делах, о решениях ЦК, давал поручения. После одного из таких собраний он побывал по просьбе И.Н.Миритеева в Серпухове, Гривне, Подольске и еще в нескольких подмосковных поселках, где на встречи с ним в укромных местах приходило от нескольких десятков до нескольких сот рабочих[351]. Не преминул он побывать на фабрике в Ростокине, где не так давно работал и от которой был избран уполномоченным на выборах в Думу; в ноябре 1913 г. он явился туда для «улаживания забастовки». Выступал он перед рабочими и в Москве, например, в легальном «Третьем женском клубе». В проходивших там горячих дискуссиях об отношениях между большевиками и меньшевиками, как сообщал один из присутствовавших, «особенно много распинался Малиновский»[352].

Но, подобно тому, как расширялись самостоятельные партийные связи других депутатов, все более самостоятельно действовали и московские выборщики. И.Т.Савинов получил полномочия агента ЦК и стал переписываться с Лениным (Малиновский поспешил поставить в известность московскую охранку о том, что письма будут шифроваться по книге «Рождественская песнь в прозе» Ч. Диккенса издания «десятикопеечной библиотеки», и указал шифр, который сам же дал Савинову)[353]. Ленин установил непосредственную связь и с Миритеевым. Собрания с выборщиками не всегда проходили гладко. Еще весной 1913 г. у Савинова возникли разногласия с Малиновским; по словам Миритеева, «он очень резко нападал и на него и на его тактику». Малиновский объяснял эго тем, что Савинов «изменил свое мнение в сторону ликвидаторов». Сохранившиеся письма Савинова Ленину это не подтверждают.

Впоследствии Савинов порвал с большевиками. По-видимому это произошло в 1917 г. После Октябрьской революции он возглавлял меньшевистский комитет в Ярославле и активно сотрудничал с белогвардейцами, поднявшими в июле 1918 г. антисоветский мятеж[354]. Но споры в 1913 г. имели скорее всего личную подоплеку, а Малиновский по своему обыкновению немедленно перевел появившиеся разногласия в плоскость идейного противоборства.

При этом Малиновский знал, что вся его бурная внедумская работа находится под перекрестным контролем департамента полиции и московской охранки. Белецкий пытался удерживать своего агента от «агитационных» поездок, хотя сам Малиновский «всегда порывался». Московской охранке предписывалось расстраивать собрания с его участием, но так, чтобы не привлекать депутата к ответственности. 7 марта 1913 г. Белецкий предупредил местные власти о том, что Малиновский приедет в Москву читать лекции о положении РСДРП и предложил не допускать их, «если найдутся законные причины». 8 и 13 сентября были посланы аналогичные телеграммы о предстоящем посещении депутатом Малиновским Коломенского завода и о встрече его в лесу с рабочими Мытищенского завода[355]. Белецкий узнавал о маршрутах Малиновского от него самого, хотя и не обо всех; кроме того, московскую охранку осведомляли о Малиновском ее агенты — А.И.Митропольский, А.И.Лобов и другие[356].

В Москве Малиновский в порядке любезности, как выразился ротмистр Иванов, оказывал прежним хозяевам отдельные услуги, не забывая получить за это разовую оплату — 25–50 рублей[357]. Но основная информация передавалась непосредственно в департамент полиции. Тесные связи с московскими большевиками позволяли Малиновскому держать начальство в курсе всех планов организации. В дело шли и групповые резолюции по тем или иным вопросам (при публикации в газетах подписи снимались, поэтому оригиналы представляли для розыска особую ценность). Среди писем на имя Малиновского, переданных им Белецкому, мы находим письмо «пяти сознательных групп Замоскворецкого района г. Москвы» от 27 марта 1913 г., в котором выражалась солидарность с депутатами-большевиками; одним из 50 рабочих, подписавших это письмо, был рабочий типографии Сытина Сергей Есенин[358].

Контакт как с департаментом полиции, так и с московской охранкой Малиновский поддерживал и во время открывшегося 29 июня 1913 г. в Москве IV Всероссийского съезда торгово-промышленных служащих. Съезд стал крупным событием общественной жизни, в его работе участвовали 378 делегатов и много приглашенных, в том числе некоторые депутаты Государственной думы[359]. Председателем съезда избрали депутата трудовика А.Ф. Керенского — он приобрел большую популярность после поездки в составе группы адвокатов на Ленские прииски для неофициального расследования обстоятельств расстрела рабочих. Тон на съезде задавала, однако, социал-демократическая группа, насчитывавшая вместе с сочувствующими свыше 100 человек; в бюро группы вошел и Малиновский. На съезд его пригласили выступить с докладом на хорошо знакомую ему тему — о страховании, особенно волновавшую делегатов, так как уже принятые Думой страховые законы на торгово-промышленных служащих вообще не распространялись[360].

Белецкий заранее санкционировал разгон съезда «при первом ярком оппозиционно-революционном выступлении»[361]. Присутствовавший на съезде полицейский пристав Строев то и дело закрывал заседания — за употребление слов «пролетариат», «марксизм», «классовая борьба», а иногда и просто за аплодисменты…[362] 1 июля Малиновский принес на съезд кипу номеров «Правды» и, несмотря на возражения Керенского, стал демонстративно раздавать их делегатам[363]. Когда же дошла его очередь выступить с докладом, повторилась история с думской декларацией: Строев прерывал доклад в обусловленных местах. После этого Малиновский через полковника Мартынова рекомендовал поскорее закрыть съезд, что и было сделано 4 июля по телеграфному распоряжению из Петербурга за подписью Джунковского[364].