Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma"

Она вздрогнула и часто заморгала. Знакомая широкая улыбка тут же вернулась на ее лицо.

— Короче! Мой магазин сейчас заливают слезами. Старая карга Херст носится по Швангау, как недорезанная свинья и собирает сплетни, чтобы понять, кто обидел ее любимицу, но пока тщетно. Теперь-то эта кашолка ведет себя на так смело! Ну, да ладно. Меня это не так волнует, как состояние Рэгги.

Вот мы плавно и подошли к сути.

Хильда была уникальной личностью. Только она могла прийти к человеку с пробитой головой, который был при смерти два дня назад и вывалить свою тревогу за здоровенного мужика, которого чтобы завалить в разных смыслах, нужно было хорошенько постараться.

— Все это время, пока ты тут…эээ, поправляешься, Рэгги не вылезает из своей мастерской и пьет по-черному. Папе даже пришлось дверь выламывать, на пару с Мартином, чтобы убедиться, что Полссон жив. Ох!.. Ты извини, что так не вовремя, — мне показалось, что Хильда сейчас подпрыгнет на месте от предвкушения моей реакции. — Но кролик ваш сдох. Рэгги засунул его к себе за пазуху, когда начал пить, ну, и в общем, завалился спать пьяным и прямо на питомца своего. Придушил.

Осторожно присев на краешек койки, Хильда долго искала на кистях моих рук, которые закутаны в смоченные какой-то дрянью бинты, живое место и не найдя такого, тяжко вздохнула и потрепала меня по больной ноге, от чего я поморщилась. Вид у нее был не самый расстроеный при этом.

— Ну, ну… Не переживай так. Нордман забрал трупик и закопал в лесу.

К слову сказать, на моем лице не дрогнул ни один мускул, и печальная участь Роджера не собиралась выжимать слезы из моего организма.

Странно, но смерть зайчонка, меня не особо сильно расстроила, куда больше разнылась рана на ноге.

— Вот. Мама нашла это под твоей елкой на кухне рождественским утром, — Хильда протянула мне красивый сверток, перевязанный зеленой лентой. На крохотной карточке, прикрепленной к упаковочной бумаге, было выведено мелким почерком — «Лора» — Это от Рэгворда.

Я закусила губу, чтобы не чертыхнуться и тоскливо покосилась на перебинтованные руки. Они сейчас только и годились на то, чтобы держать контейнер-блевалку.

— Помочь?

Хильда очевидно сгорала от любопытства и я не могла отказать ей в этом удовольствии. Моего одобрительного кивка она не дождалась.

Бумага зашуршала и через мгновение я увидела самые красивые перчатки в своей жизни. Добротная темно-фиолетовая замша изнутри была подбита коротко стриженным мехом, который лоснился на свету.

— О! Какая прелесть…, - подруга вертела мой подарок в руках с таким умилением, что боялась ее прервать. — Он несколько раз как-бы между прочим говорил матери, чтобы та, снабдила тебя чем-то получше брезентовых варежек. Рэгги же реставратор. Для таких людей самым важным всегда были руки.

Глаза Хильды предательски покраснели и она явно сдерживалась, чтобы не шмыгнуть носом.

Подарок и правда был трогательным, вот только надевать это чудо, чтобы таскать дрова, я никогда не решусь.

Впрочем, визит Хильды был для меня сколь информативным, столь и странным, в том плане, что я не могла отделаться от мысли, что облегчение от ее ухода было слишком явным. Я никого не хотела видеть.

На смену вяло текущим мыслям о моем чудесном спасении и странной реакции Рэгворда, пришла спасительная апатия, когда я жаловалась на головную боль и мне давали снотворное. День ото дня я чувствовала себя все лучше, но только физически. В эмоциональном плане, я пребывала на пороге затяжной депрессии.

Теперь я была обязана Рэгворду жизнью, но понятия не имела чем ему помочь. С этим человеком творилось что-то неладное. Строить из себя психоаналитика, я не умела, особенно учитывая, тот факт, что к любому, кто произносил в присутствии Полссона больше десяти слов, он поворачивался спиной и сбегал.

Мысль о том, что в живописной деревушке, меня поджидала реальная угроза смерти, по началу казалось смешной, но чем больше я над этим думала, тем мрачнее представлялось ближайшее будущее.

Пребывание в Швангау создавало внутри меня отчетливое ощущение, словно меня выпотрошили. Противоречивые чувства защищенности и нависшей угрозы, разрывали пополам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но, как оказалось, я словно в воду смотрела…

Изнасилование, до недавнего времени представлялось мне чем-то несуществующим и из разряда «с кем-то это случается, но не со мной».

Но чему удивляться, если из списка «Этого со мной точно не случится» навсегда была вычеркнута — смерть в сугробе.

Я вернулась к работе без намека на хромоту и психологических травм.

Весточки от Зорро до сих пор не было, и по этому поводу, я испытывала легкий мандраж. Впрочем, это противное состояние усугубляла и предстоящая встреча с Рэгги, которого я не знала как отблагодарить.

Подаренные перчатки я почему-то не решалась надеть. Телефон для связи с моим спасителем тоже не рассматривался, как способ донести до него слова признательности. Горло начинало сдавливать всякий раз, как я представляла себе грядущий разговор.

За две недели Полссон ни разу не навестил меня, за что я была ему благодарна. Столь странные отношения выбивали из меня больше сил, чем укладка дров в поленницу. И все бы ничего, если не тот факт, что Рэгги избегал меня как только мог. Я не видела его ни в мастерской, ни на кухне…

Даже ночные сопения под дверью, кажется, завершились.

Долгие, холодные ночи в крохотной комнатке покрылись вязкой паутиной бессонницы, которая продолжалась несколько дней, выматывала и требовала определенного результата, чтобы вздохнуть с облегчением.

Решение пришло спонтанно, ближе к полуночи, когда немногочисленные обитатели замка видели десятый сон.

Рэгги поздно возвращался из мастерской. Его приход всегда сопровождали выразительные шаги и громогласный хлопок двери. Только эта краткая негармоничная симфония стихла, я осторожно вышла из своей комнаты. Из-за двери слышалась тихая возня, как бывает когда человек переодевается.

Затягивать не стоило, ведь сказать короткое «спасибо» это не так уж и долго, а потому моя рука тут же взмыла вверх, и глухой стук оборвал все звуки за дверью.

Полссон явно прислушивался. Нерешительность, настороженность и сомнения, буквально витали в воздухе.

— Кто? — внезапно раздался его голос.

— Рэгги, это Лора. Я хотела…

Но договорить я не успела. Меня втащили в узкий дверной просвет удушающей хваткой, чтобы тут же прижать к стене и зажать рот.

Одежда не слетала с моего тела, ее срывали с треском, и почти со злостью. Поэтому меньше чем через минуту, я обнаженной спиной ощущала обжигающий холод каменных стен. Ступор, в который я впала, сбивал с толку, хотя в мозгу уже вырисовалась последовательность действий, после которых мне удастся вырваться и убежать. Кромешная темнота и вой ветра за окном должны были еще больше нагнать страха, но именно его я не чувствовала совсем.

Моя странная покорность обстоятельствам, на миг заставила Рэгворда замереть, словно одержимому человеку, на мгновенье вернули разум.

— Скажешь «нет» и я отпущу тебя, — низкий, чуть хриплый голос раздался совсем рядом с моим ухом.

Я ощущала, как дрожало его тело, то ли от нетерпения, то ли от холода. Камин здесь давно не разжигали, а мужчина был облачен в легкий штаны, которые, видимо, служили ему пижамой.

Широкая ладонь, от которой шел легкий запах лака для дерева, медленно сползла с моего лица. К этому моменту, глаза уже привыкли к темноте, я едва могла различить глаза Рэгворда. Скорее, я просто догадывалась, что смотрю в них, ощущая частое горячее дыхание.

С минуту он ждал ответа, пока сильные руки не обвили мою спину, отстраняя от ледяной стены.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

У меня были особые отношения с болью. Многие годы я вырабатывала в себе определенное понимание ее пользы и училась терпеть.

То, что произошло со мной этой ночью, нельзя было назвать любовью или более удобоваримым словом «секс». А в последние годы личная жизнь оставляла желать лучшего, от чего тело приспособлялось, и в данный момент, не успевало реагировать на интимность происходящего, как бы мне этого не хотелось.