Ярче, чем солнце - Лора Бекитт

— Мы завернем что-нибудь Галифаксу? — спросила Аннели, беря салфетку.

— Конечно.

Дилан заметил, как при слове «Галифакс» посетители принялись оглядываться на них, и ему мучительно захотелось, чтобы все случившееся оказалось сном.

После ужина они вернулись в номер и разошлись по спальням. Лежа под стеганым атласным одеялом, Дилан размышлял о том, рассказать ли Нелл о своем лице? Разве она сумеет разделить его боль и муку?.. Да и разумно ли заставлять ее делать это? С нее хватит собственных страданий, а ему совершенно незачем впускать ее в свой личный замкнутый ад.

В это же самое время Нелл терзалась вопросом, говорить ли ему о ребенке? Ей пришло в голову, что пусть и временный статус замужней женщины даст ей хоть какое-то уважение окружающих. После развода она может сказать, что муж ее оставил, или солгать, что он погиб при взрыве. Вдова или даже разведенная женщина — совсем не то же самое, что одинокая мать!

При этом Нелл не думала ни о том, что станет носить известную в Галифаксе фамилию, ни о том, что эту же фамилию будет вправе получить и ее ребенок, ни о том, что по закону она сможет потребовать у Дилана пожизненного содержания.

Проснувшись утром, Дилан сообразил: если без документов Нелл не может получить страховку, то каким же образом они оформят брак без ее паспорта, поскольку речь, разумеется, шла не о церковном союзе?

Поняв, что промахнулся, он собирался сообщить об этом Нелл, но она его опередила.

Пройдя по ковровой дорожке, как по тропинке в лесу, она вошла в комнату без поддержки Аннели, остановилась, расправив плечи, и по ее позе и выражению лица Дилан сразу понял, что она приняла твердое решение и что оно далось ей нелегко.

— Я согласна заключить фиктивный брак, мистер Макдафф, — произнесла Нелл с долей торжественности и трагичности, и он догадался, что она долго продумывала и репетировала эту фразу.

Ему не хватило духу сообщить ей о своей догадке.

Они отправились в мэрию, но сперва Дилан решил заехать в полицию, где его растерзанный вид и красноречивый рассказ о галифакской трагедии произвели должное впечатление. Дело довершили несколько крупных купюр, засунутых в паспорт, который Дилан предъявил в кабинете начальника. В результате Нелл без проволочек выдали временное удостоверение личности.

Дилан тут же подумал, что теперь им нет нужды жениться, но было очевидно, что Нелл не отдавала себе в этом отчета, и он вновь не решился сказать ей об этом.

Аннели едва не приплясывала от восторга. Она отказывалась верить, что все это не всерьез.

По дороге в мэрию Дилан постарался как следует рассмотреть свою спутницу. До сего момента ему не приходило в голову задумываться о том, как она выглядит. Человеческая красота для него всегда была сродни чему-то совершенному, привлекающему внимание. Здесь же взгляд притягивала только яркость волос и веснушек; в целом Нелл явно была не из тех девушек, на которых оглядываются на улице.

Она ничем не походила на Миранду.

Что она за человек, Дилан тоже пока не понял. Он предполагал, что Аннели сложнее. В ней явственно ощущалась глубина, тогда как Нелл казалась ему простой фабричной работницей с незатейливыми переживаниями и мелкими радостями.

«Эти женщина и девочка — временные гостьи в моей жизни», — думал он, не отдавая себе отчета в том, что уже связал себя с ними крепкими узами.

Дилан не рассказывал им ни о том, что был на войне, ни о смерти отца, ни о своем затворничестве, из которого его вырвал роковой взрыв. Их связь строилась на каких-то странных ощущениях, на невольной зависимости, их сближало то, что они пережили вместе.

Тогда никто из них не задумывался о том, что иногда нечто, скрепленное кровью, намного сильнее того, что навеяно иллюзией счастья.

Поженили их очень быстро и без сантиментов: то был не романтический момент, а заключение сделки. И все же, на ощупь ставя свою подпись в документе, Нелл волновалась. А Дилан думал: «Как странно: теперь я женат на этой женщине, но я ничего не чувствую».

Потом они поехали в клинику.

Доктор Жальбер с видимым удивлением повертел в руках свидетельство о браке со свежим числом, но ничего не сказал.

Нелл увели. Дилану и Аннели было велено явиться завтра.

Они погуляли по городу, потом Дилан отвел девочку в парк с крытым павильоном, где даже зимой работали карусели. Ему было приятно видеть, как она смеется, проплывая мимо него на деревянной лошадке, его радовал этот водоворот красок в непрерывном кружении, и все-таки счастье казалось очень и очень далеким.

Дилан купил Аннели содовой воды и мороженого, а потом они отправились в отель.

Когда они вошли в номер, Дилан сказал:

— Пожалуйста, Аннели, не говори своей сестре о том, как я выгляжу.

— А как вы выглядите? Вы мне нравитесь.

— Я не могу нравиться, и тебе это известно, — твердо произнес Дилан, не попадаясь (как ему казалось) на удочку жалости и притворства.

Девочка задумалась.

— Но если ей сделают операцию, она все равно вас увидит.

— Я не хочу пугать ее раньше времени. Подумаем об этом, когда будем знать, что к ней вернется зрение.

И тут же подумал: «А если нет?» Тогда он просто не сможет бросить Нелл! Боже, во что он ввязался?! После всего пережитого его душа молила об одиночестве и покое.

Потом он встряхнулся. Довольно! Два года он думал лишь о себе, пора посвятить жизнь другим людям.

— Вам нравится моя сестра? — спросила девочка.

— Полагаю, она хорошая девушка.

Аннели облегченно перевела дыхание.

— Вы останетесь с нами?

Дилану почудилось, будто вопрос прозвучал не по-детски расчетливо, и он холодно произнес:

— Ты хочешь, чтобы я остался?

— Да.

— А зачем тебе это?

— Вы такой добрый, такой щедрый! — Аннели говорила с искренностью и бессознательностью ребенка, не понимая, как это звучит.

Дилану стало больно. Все хотят от него денег, даже эта девочка! Он сел напротив нее и нервно сплел пальцы. Его вопрос прозвучал резче, чем он хотел:

— Я нужен тебе для того, чтобы покупать все, что ты захочешь?

У Аннели был удивленный, растерянный взгляд.

— Просто я уже не могу представить себе жизни без вас, — пролепетала она, и Дилан не нашел, что сказать.

На следующий день он отправился на встречу с мсье Жальбером, убедив Аннели остаться в отеле.

Ему нравилась клиника: все белое и строгое, но без ощущения безжизненности и холода. В широкие окна лился неяркий зимний свет; на столе в кабинете доктора Жальбера стояли живые цветы.

Но сам он не выглядел радостным, и Дилан сразу подумал, что услышит плохие новости.