Пригоршня праха - Ивлин Во

Тони всегда любил читать вслух и первый год после свадьбы прочел подряд несколько книг Бренде, пока в минуту откровенности она не созналась, что для нее это пытка. Читал он и Джону Эндрю зимой, в наступавших сумерках, когда мальчик сидел в детской перед камином и ужинал. Но такого слушателя, как мистер Тодд, у него еще не бывало.

Старик сидел верхом в гамаке напротив Тони, сверля его глазами, и беззвучно повторял губами каждое слово. Когда в романе появлялось новое действующее лицо, он обычно говорил: "Повторите это имя, я что-то его забыл", или "Как же, как же, я ее помню, она еще потом умрет, бедняжка". Он то и дело прерывал Тони вопросами, но не о деталях быта, как легко было бы предположить - порядки в канцелярском суде или общественные отношения в то время нисколько его не занимали, хотя, по-видимому, и были ему непонятны, а только о персонажах.

- Нет, вы мне объясните, почему она это сказала? Она правда так думает? Она упала в обморок, потому что ей стало жарко от камина или из-за того, что было в этом письме?

Он от души смеялся всем шуткам, а также во многих местах, которые Тони вовсе не казались смешными, просил повторить их по два-три раза, а позже, когда они читали про страдания бедняков в Одиноком Томе, слезы бежали у него по щекам и скатывались на бороду. Замечания его были просты. "По-моему, Дедлок очень гордый человек" или "Миссис Джеллиби не заботится о своих детях".

Тони получал от чтения почти столько же удовольствия, сколько и мистер Тодд.

В конце первого дня старик сказал: "Вы прекрасно читаете, и произношение у вас гораздо лучше, чем у негра. И потом вы лучше объясняете. Мне кажется, что мой отец снова со мной". После каждого сеанса он учтиво благодарил своего гостя: "Я получил сегодня огромное удовольствие. Какая печальная глава. Но, если я не забыл, все кончается хорошо".

Однако, когда они перешли ко второму тому, Тони начали приедаться восторги старика, к тому же он окреп, и им овладело беспокойство. Он не раз заводил разговор об отъезде, расспрашивал о каноэ, дождях и можно ли здесь достать проводников. Но до мистера Тодда намеки, казалось, не доходили, он пропускал их мимо ушей.

Однажды, перелистывая оставшиеся страницы "Холодного дома", Тони сказал:

- А нам еще порядочно осталось. Надеюсь, я успею закончить книгу до отъезда.

- Разумеется, - сказал мистер Тодд, - пусть это вас не беспокоит. У вас будет время закончить ее, мой друг.

Тут Тони впервые заметил в поведении своего хозяина некую угрозу. Вечером, перед закатом, за нехитрым ужином из фариньи и вяленой говядины, Тони возобновил этот разговор.

- Знаете ли, мистер Тодд, пора бы мне вернуться к цивилизации. Я и так слишком злоупотребил вашим гостеприимством.

Мистер Тодд склонился над тарелкой, хрустя фариньей, и ничего не ответил.

- Как по-вашему, скоро мне удастся достать лодку?.. Я говорю, скоро мне удастся достать лодку, как по-вашему? Невозможно передать, как я вам благодарен, но...

- Друг мой, за все, что я мог для вас сделать, вы с лихвой отплатили чтением Диккенса. И не надо больше об этом.

- Что же, я очень рад, что вы получили удовольствие от наших чтений. Я тоже, однако мне и в самом деле пора подумать о возвращении...

- Вот, вот, - сказал мистер Тодд, - с тем черным было то же самое. Он только об этом и думал. Но умер он здесь.

Назавтра Тони дважды пытался возобновить этот разговор, но хозяин уклонялся. В конце концов Тони сказал:

- Извините меня, мистер Тодд, но мне настоятельно необходимо выяснить, когда я смогу достать лодку.

- Здесь нет лодки.

- Так индейцы могут ее построить.

- Вам придется подождать дождей. Сейчас река обмелела.

- И долго надо ждать?

- Ну, месяц... два.

Они прикончили "Холодный дом" и дочитывали "Домби и сына", когда пошли дожди.

- Мне пора готовиться к отъезду.

- Нет, нет, это невозможно. Индейцы не станут делать лодку в сезон дождей. У них такой предрассудок.

- Вы могли бы меня предупредить.

- Разве я не упоминал об этом? Значит, забыл. На следующее утро, пока мистер Тодд хлопотал по хозяйству, Тони, притворившись, как мог, что слоняется без дела, ушел через саванну к индейским хижинам. На пороге одной из них сидела группка пай-ваев. Когда Тони подошел, они не подняли на него глаз. Он обратился к ним с несколькими словами на макуши, которые перенял за время путешествия, но пай-ваи ничем не показали, понимают они его или нет. Тогда он нарисовал на песке каноэ, знаками показал, как работает плотник, поткал пальцами от них в себя, затем нацарапал на песке контуры ружья, шляпы и некоторых других наиболее общепризнанных предметов обмена и знаками показал, как он передает эти вещи им. Одна из женщин захихикала, остальные продолжали сидеть с тем же непроницаемым видом, и он удалился ни с чем.

В полдень за едой мистер Тодд сказал:

- Мистер Ласт, индейцы мне сообщили, что вы хотели с ними договориться. Проще передать все, что вам нужно, через меня. Вы понимаете, правда ведь, что они ничего не делают без моего разрешения. Они считают себя, и во многих случаях вполне правильно, моими детьми.

- Да, кстати говоря, я спрашивал их о каноэ.

- Так они мне и сказали... А теперь, если вы уже поели, мы могли бы прочесть следующую главу. Меня очень захватила эта книга.

Они закончили "Домби и сына". Почти год прошел с тех пор, как Тони покинул Англию; мрачное предчувствие, что его заточению не будет конца, нахлынуло на него с особой силой, когда он нашел между страницами "Мартина Чезлвита" исписанный карандашными каракулями документ:

"Год 1919.

Я Джеймс Тодд из Бразилии обитаю Барнабасу Вашингтону из

Джорджтауна, если он закончет книгу Мартин Чезлвит отпустить его как

кончет".

За сим следовал толстый карандашный крест и после него:

"Этот крест поставил мистер Тодд подписал Барнабас Вашингтон".

- Мистер Тодд, - сказал Тони, - я должен поговорить с вами откровенно. Вы спасли мне жизнь, и когда я вернусь к цивилизации, я постараюсь вас вознаградить, как только смогу. Я дам вам все, что вы захотите, в разумных пределах, конечно. Но сейчас вы держите меня здесь против моей воли. Я требую, чтобы вы меня освободили.

- Кто вас держит, друг мой? Я вас ни в чем не стесняю. Уходите когда хотите.

- Вы отлично знаете, что я не могу уйти без вашей помощи.

- В таком случае вам придется улещать старика. Прочтите мне еще главу.

- Мистер Тодд, я готов поклясться чем угодно: когда я доберусь до Манаоса, я подыщу себе заместителя. Я найму человека, который будет читать вам весь день напролет.

- Но мне не нужен никто другой. Вы прекрасно читаете.

- Сегодня я читал в последний раз.

- Ну что вы, - вежливо сказал мистер Тодд.

Вечером к ужину принесли только одну тарелку с вяленым мясом и фариньей, и мистер Тодд ел в одиночестве. Тони лежал, глядя в потолок, и молчал.

Назавтра в полдень опять была подана только одна тарелка, и мистер Тодд держал на коленях взведенное ружье. И Тони начал "Мартина Чезлвита" с того места, где они остановились.

Недели тоскливо тянулись одна за другой. Они прочли "Николаса Никлби", и "Крошку Доррит", и "Оливера Твиста". Потом в саванну забрел полукровка-золотоискатель, один из тех одиноких бродяг, что скитаются всю жизнь по лесам, поднимаются по течению мелких ручейков, намывают гравий, набивают унция за унцией кожаный мешочек золотым песком и в результате по большей части погибают от лишений и голода с золотишком на пять сотен долларов вокруг шеи. Мистера Тодда раздосадовал приход золотоискателя, однако он дал ему фариньи и через час выдворил. Но за этот час Тони успел нацарапать свое имя на клочке бумаги и сунуть его золотоискателю.

С тех пор он жил надеждой. Шли дни с их неизменным распорядком: кофе на восходе солнца; утро, проведенное в праздности, пока мистер Тодд ковыряется на ферме; фаринья и tasso в полдень, днем - Диккенс, на ужин фаринья, tasso, иногда какой-нибудь плод; с заката до рассвета - молчание, в говяжьем жиру едва тлеет фитилек, над головой смутно виднеется пальмовая кровля; но Тони был спокоен; он верил и надеялся.

Когда-нибудь, в этом году, а может, и в следующем, золотоискатель забредет в бразильскую деревушку и поведает там о нем. Гибель экспедиции Мессингера не могла пройти незамеченной. Тони представлял себе, с какими шапками выходили тогда газеты; наверное, поисковые партии и по сю пору прочесывают те места, где он проходил; в любой день в саванне могут зазвучать голоса англичан, и сквозь заросли с треском ворвется веселая ватага искателей приключений.

Даже читая, он губами механически воспроизводил напечатанный текст, а мыслями витал где-то далеко-далеко от своего нетерпеливого и безумного хозяина; он представлял в картинах свое возвращение домой и постепенный возврат к цивилизации (он бреется и покупает новую одежду в Манаосе, отправляет телеграмму с просьбой выслать деньги, получает поздравления, наслаждается неторопливым путешествием по реке до Белена, плывет на большом лайнере в Европу; смакует отличный кларет, свежее мясо и весенние овощи; он несколько робел встречи с Брендой и не знал, как себя с ней вести... "Милый, ты так задержался: ты обещал вернуться раньше. Я чуть не поверила, что ты пропал...").