Пригоршня праха - Ивлин Во

Пахло жареной свининой.

- Им нужно не меньше недели, чтобы протрезветь, - сказал доктор Мессингер.

Всю эту неделю негры слонялись по лагерю; иногда они стирали одежду и развешивали ее на планширах лодки сушиться на солнышке, иногда отправлялись удить рыбу и возвращались с внушительной добычей, надетой на палку (рыба была резиноподобной и безвкусной); по вечерам они обычно пели песни у костра. Пострадавший от ската не вылезал из гамака, он громко стонал и все время требовал лекарств.

На шестой день показались индейцы. Они пожали всем по очереди руки, затем отошли на край опушки и встали там таращась на лагерное оборудование. Тони пытался их сфотографировать, но они убегали, хихикая как школьницы. Доктор Мессингер разложил на земле товары, приобретенные для обменных операций.

На закате индейцы удалились, но на седьмой день явились вновь, в расширенном составе. Пожаловало все население деревни. Роза присела на гамак Тони под пальмовым навесом.

- Дай сигарета, - сказала она.

- Скажи им, я хочу, чтоб мужчины повели меня к пай-ваям, - сказал доктор Мессингер.

- Пай-вай - плохой народ. Макуши к пай-вай не ходить.

- Скажи, мне нужно десять мужчин. Я дам им ружья.

- Дай сигарета. - Переговоры продолжались два дня. В конце концов согласились идти двенадцать человек, семеро из них не пожелали идти без жен. Одной из жен оказалась Роза. Когда все было улажено, в деревне состоялась пирушка, и индейцы снова перепились. Однако на этот раз они пришли в чувство быстрее, потому что женщины не успели наготовить достаточно кассири. Через три дня караван смог отправиться в путь.

У одного из мужчин была длинная одностволка, заряжающаяся с дула; другие несли луки и стрелы; шли они совершенно голые, лишь в красных набедренных повязках.

Женщины надели перепачканные коленкоровые платья, преподнесенные им много лет назад странствующим священником и хранившиеся специально для такого рода оказий; за спиною они несли плетеные корзины, которые держались лыком, охватывающим лоб. Самые тяжелые грузы, включая продовольствие для себя и своих мужчин, женщины переносили в корзинах. Роза, помимо всего, волокла еще зонтик с погнутой серебряной ручкой, память о сожительстве с мистером Форбсом.

Негры уплыли вниз по течению на побережье. Груду провианта в прочных жестяных ящиках оставили под развалившимся навесом у берега.

- Тут его никто не возьмет. В случае чего мы всегда можем послать за грузами от пай-ваев, - сказал доктор Мессингер.

Тони и доктор Мессингер шли следом за мужчиной с ружьем, который служил им проводником; за ними вереницей, растянувшейся по лесу на полмили, а то и больше, брели индейцы.

- Теперь карта нам ни к чему, - сказал доктор Мессингер с облегчением.

(Сверните карту - отныне она вам не понадобится сколько там бишь лет, сказал Вильям Питт {Английский государственный деятель Вильям Питт-младший (1759-1806) после крупных военных неудач третьей антинаполеоновской коалиции сказал: "Сверните карту Европы, она вам не понадобится еще десять лет", тем самым точно предсказав дату крушения наполеоновской империи.}... слова доктора Мессингера напомнили Тони частную школу, перепачканные чернилами парты, раскрашенную картинку, изображающую набег викингов, и мистера Троттера, который преподавал у них историю а носил галстуки ядовитой расцветки.)

III

- Мамчик, Бренда хочет поступить на работу.

- Зачем?

- Ну, за тем же, зачем и все: не хватает денег, нечего делать. Она просила узнать, не могла бы она пригодиться в лавке.

- Ну... трудно сказать. В любое другое время я б оторвала такую продавщицу с руками и ногами... а теперь не знаю, что и сказать. И потом мне лично кажется, что при сложившихся обстоятельствах это вряд ли удобно.

- Я сказал, что спрошу, только и всего.

- Джон, ты никогда со мной не делишься, и мне не хотелось бы, чтобы ты думал, будто я вмешиваюсь; но скажи, что все-таки вы с Брендой намерены делать дальше?

- Не знаю.

- Ты никогда со мной не делишься, - повторила миссис Бивер, - Но до меня доходят всякие слухи. Развод будет?

- Не знаю.

Миссис Бивер вздохнула.

- Что ж, мне пора на работу. Где ты обедаешь?

- У Брэтта.

- Бедняжка. Между прочим, мне казалось, что ты подал в Браун-клуб.

- Они мне ничего не сообщали. Я не знаю, были у них выборы или нет.

- Твой отец состоял членом этого клуба.

- По-моему, я не пройду... Да, кроме того, мне это действительно не по карману...

- Ты меня беспокоишь, Джон. И мне лично кажется, что те надежды, которые я питала перед рождеством, не оправдываются.

- Мой телефон. Может, это Марго. Она уж бог знает сколько никуда меня не приглашала. Но это была всего лишь Бренда.

- К сожалению, у мамы нет для тебя работы, - сказал он.

- Ладно. Надеюсь, что-нибудь подвернется. Я б не отказалась сейчас от улыбки фортуны.

- Я тоже. Ты спрашивала Аллана о Браун-клубе?

- Да, спрашивала. Он говорит: на прошлой неделе избрали десять человек.

- Значит, меня прокатили?

- Откуда мне знать. Когда заходит речь о клубах, мужчин не поймешь.

- Я рассчитывал, что ты заставишь Аллана и Реджи поддержать меня.

- Я их просила. Да и какое это имеет значение? Хочешь поехать на уикенд к Веронике?

- Вряд ли я поеду...

- Я была бы очень рада.

- У нее такой паршивый домишко... и потом мне лично кажется, что Вероника ко мне плохо относится. А кто там будет?

- Я буду.

- А... ладно, я тебе дам знать.

- Я тебя увижу сегодня вечером?

- Я тебе дам знать.

- О господи, - сказала Бренда, вешая трубку. - Теперь он взъелся на меня. А разве я виновата, что его в Брауне прокатили? Кстати говоря, я уверена, что Реджи и в самом деле пытался помочь.

У нее сидела Дженни Абдул Акбар. Она приходила каждое утро через лестничную площадку, и они читали за компанию газеты. На Дженни был халат из полосатого берберского шелка.

- Пойдем уютненько пообедаем в "Ритце", - предложила она.

- В "Ритце" вовсе неуютно в обеденное время, да и обед обходится в восемь и шесть. Я уже три недели не решаюсь получить по чеку, Дженни. Неприятно иметь дело с юристами. Я впервые в таком положении.

- Не знаю, что бы я сделала с Тони. Это же надо оставить тебя на мели.

- Что толку поносить Тони? Вряд ли он так уж развлекается в Бразилии, или где он там.

- Я слышала, в Хеттоне встраивают дополнительные ванные - и это когда ты буквально голодаешь. И вдобавок он даже не заказал их у миссис Бивер.

- Да, вот уж это и в самом деле чистая мелочность. Немного погодя Дженни отправилась переодеваться, а Бренда позвонила в закусочную за углом и попросила прислать ей сандвичи. Она сегодня не встанет с постели; теперь ей случалось проводить так по два-три дня в неделю. Если Аллан, как всегда, выступает с речью, Марджори может позвать ее на обед. У Хелм-Хаббардов сегодня вечером ужин, но Бивер не зван. А пойти туда без него - полный разрыв... Да, кстати говоря, скорей всего Марджори приглашена туда. Что ж, я всегда могу пообедать сандвичами. У них есть всех сортов. Спасибо хоть за эту лавчонку за углом. Она читала недавно вышедшую биографию Нельсона; биография длинная, ее хватит далеко за полночь.

В час пришла Дженни попрощаться (у нее был ключ от квартиры Бренды), приодетая для уютненького обеда в "Ритце".

- Позвала Полли и Суки, - сказала она. - Закатимся в Дейзину забегаловку. Какая жалость, что ты не идешь.

- Кто? Я? Все в порядке, - сказала Бренда и подумала:

"Могла б раз в кои веки догадаться поставить подруге обед".

Они шли две недели, делая в среднем по пятнадцать миль в день. Иногда гораздо больше, иногда - гораздо меньше; индеец, шедший впереди, выбирал места для лагеря; выбор его определялся наличием воды и злых духов.

Доктор Мессингер составлял по компасу карту маршрута. Это давало ему пищу для размышлений. Каждый час он снимал показания с анероида. Вечерами, если они останавливались достаточно рано, он при последних лучах угасающего солнца детально разрабатывал карту. "Пересохшее русло, три заброшенные хижины, каменистая почва"...

- Мы теперь в бассейне Амазонки, - объявил он в один прекрасный день с удовлетворением, - видите, вода бежит на юг.

Но они тут же наткнулись на ручей, который тек в обратном направлении. "Ввесьма любопытно, - сказал доктор Мессингер. - Это открытие имеет подлинную научную ценность".

На следующий день они перешли вброд четыре ручья; одни текли на север, другие на юг. Карта начала принимать фантастические очертания.

- У этих ручьев есть названия? - спросил он Розу.

- Макуши называть его Ваурупанг.

- Нет, нет, не ту реку, где наш первый лагерь. Эти реки.

- Да, Ваурупанг.

- Вот эту реку.

- Макуши все называть Ваурупанг.

- Безнадежно, - сказал доктор Мессингер.

Им приходилось пробираться через сплошной кустарник. У берегов тропа заросла, и ее то и дело перегораживали стволы упавших деревьев; углядеть и запомнить ее мог только индеец; иногда они проходили крохотными участками пересохшей саванны: темно-серая трава пучками выбивалась из растрескавшейся земли, тысячи ящериц стремглав пускались наутек при их приближении, трава шуршала под ногами, как газета; на этих огражденных стеной леса участках стояла палящая жара. Иногда, чтоб их прохватило ветерком, они влезали на холм по осыпающейся, больно бьющей по ногам гальке; после этих мучительных восхождений они ложились с подветренной стороны и лежали так, пока мокрая одежда не начинала холодить тело: с этих небольших высоток были видны другие холмы, пройденные ими участки леса и шеренга носильщиков, идущая следом. Подходя, все, и мужчины и женщины, поочередно опускались на сухую траву и опирались на свой груз; когда показывался завершавший шествие, доктор Мессингер подавал команду, и они снова пускались в путь, продираясь сквозь охватившие их плотным кольцом зеленые чащобы.