Дом - Таня Нордсвей

если буду об этом говорить – сбегу. А я не хочу сбегать, бросая тех, кто стал моей семьёй. Тех, кто шёл туда, надеясь изменить ход истории и увидеть другой мир – полный жизни и людей, где не грозит катастрофа через пару месяцев. Каждый из них в глубине души надеялся на хороший исход. А ещё они безмерно рисковали своими жизнями ради этого. Я не могла отказаться.

– Ценой вашего желания будет выбор. Вы в любом случае что-то потеряете, и это разобьёт ваше сердце, однако оставшаяся часть будет давать вам стимул не опускать руки. Я не знаю конкретно, как это будет, но я знаю, что так было всегда. Вселенная никогда не ставит нас в безвыходное положение – она всегда оставляет за нами право выбирать. Правда, мы всегда выбираем то, что нас убивает. Не сразу – так постепенно. Подумайте об этом сейчас, мисс Батлер, пока мы не оказались там, где думать будет уже некогда, – он поднялся со ступенек, стряхивая песок с брюк. Затем внимательно на меня посмотрел, прежде чем вернуться в дом. – И сделайте правильный выбор.

Глава 16

Есть многие вещи, о которых люди жалеют: например, что не сказали любимому человеку, что любят его. Или что не сделали чего-то раньше. Или что ввязались в какую-то проблему. Или не послушали тех, кто отговаривал. Или что нельзя повернуть время вспять.

Я относилась к той категории людей, которой свойственно жалеть, что мне не дано природой чуть больше мозгов – быть может, тогда я бы не тупила и не позволила разделить меня с Джаспером. Однако что есть, то есть, поэтому я сейчас лежала в овраге, корчась от боли в бедре. Вокруг была грязь и мокрая от моей крови трава, а ещё в паре футов от меня взорвался снаряд, напомнив, что я счастливица и меня не может убить случайным взрывом. А вот страдать, из-за того, что я не могу здесь умереть от этой боли – пожалуйста!

Теперь я в полной мере понимала слова Брайана о “так называемой неуязвимости” – когда ты не можешь умереть от потери крови (хотя от боли ты явно об этом мечтаешь), но зато ты на грани потери сознания. Очень хорошее сочетание. Ставлю сто из десяти.

На мгновение мне показалось, что я ещё продержусь, несмотря на пульсирующую боль во всём теле, вызывающую жуткий озноб. Но, стоило мне об этом подумать, как меня затянуло в черный омут беспамятства. Перед глазами заплясала череда событий, произошедших со мной за эти недели, и казавшихся мне сейчас одним нескончаемым убийственным кошмаром, из которого невозможно вырваться.

16 июля 1942 года

Когда я делала шаг в открытую дверь в прошлое, я явно об этом не думала. Я даже не предполагала, что нас перебросит в самый разгар Второй мировой – думаю, никто не ожидал. Точнее, из тех, кого я увидела после того, как очнулась, я смогла заметить только Джаспера (надеюсь, остальным повезло больше, чем нам) – его уводила какая-то группа людей, помогая укрыться за стенами одного из зданий. Ни Люка, ни Грейс, ни Адена. Только Джаспер, растворяющийся в плотном тумане пыли, что поднялась после взрыва. Кажется, он меня не видел, но я бы узнала его фигуру из тысячи. И лишь провожала его взглядом, потому что от перемещения во времени меня замутило, и теперь я некрепко стояла на ногах и соображала крайне туго. Я застыла в каком-то ступоре, будто забыла, что нам нельзя разделяться и терять друг друга.

Когда до меня дошло, что случилось, я добежала до той улицы, где в последний раз видела знакомую светлую макушку. На этом и закончился мой героизм.

Разумеется, Джаспера там не было. Зато были люди, ведущие перестрелку, и разрывающиеся бомбы прямо в нескольких шагах от меня. Из-за взрывов последние несколько минут я вообще ничего не слышала, будто находилась в немом кино – мне заложило уши. Осознав полную безнадежность соего положения, я приняла единственно верное решение – укрылась за одной из кирпичных кладок. На плече я обнаружила винтовку, а сама я была одета в военную форму. За плечами мой рюкзак в цветочек смотрелся, наверное, крайне нелепо, но сейчас это не имело никакого значения.

Рядом со мной лежал мертвый солдат – точнее его часть. Меня чуть было не стошнило, однако я вовремя отползла подальше, чтобы кирпич закрыл от меня это зрелище. Я зажмурила глаза и попыталась прийти в себя. Вдох и выдох.

Вжик!

Пуля нашла свою цель, и я услышала крик. Лучше бы я и дальше оставалась глухой. Вдох. Выдох.

Вжик!

И крик оборвался.

Бах!

Земля сотряслась, а на меня сверху посыпался песок. Я почувствовала, что на меня капает что-то теплое – и машинально отползла вбок, не открывая глаз. Вдох. Выдох.

Вжик! Вжик! Вжик!

Пули встречали кирпич, иногда задевая его по касательной. Вдох. Выдох. Я чувствовала каждую выемку в кладке.

Вжик!

Мир резко окрасился в черно-красные тона. В голове зазвенело, рот наполнился чем-то металлическим. Живот скрутило. Я задышала глубже, пытаясь отвлечься на что-то другое, но обстановка явно к этому не располагала. Вдох. Выдох.

Бам!

Я больше не вытерплю. Вдох. Выдох.

Вжик! Вжик!

Бах!

Вжик!

Бах! Бах! Бах!

Мир медленно плыл перед глазами, а сознание просто отказывалось работать. Вдох. Выдох. Вдох.

Бум!

✥✥✥

17 июля 1942 года

Я была уверена, что прошла целая вечность, потому что, когда бомбардировка прекратилась, а перестрелка практически сошла на нет, я очнулась будто бы от столетнего сна. Меня всё ещё мутило, но мой ужин покинул меня уже давно и несколько раз, поэтому сейчас мой пустой желудок рефлекторно сжимался от спазмов. Выглянув из-за своего убежища, я убедилась, что опасности пока ничто не представляло – по возгласам было ясно, что этот город остался за стороной антигитлеровской коалиции. Я медленно встала, покачиваясь, будто пьяная, размяв затекшие ноги, и отправилась вниз по улице, то и дело озираясь. Мне необходимо было его найти. Любой ценой.

То и дело мне попадались солдаты – раненые и убитые. Они лежали повсюду – иногда я даже по ним шла. Я видела тех, кто умирал, глядя в небо. Тех, что уже был убит. Тех, кто лишился ноги, руки или половины тела. Я видела много крови. Очень много крови.

Она была повсюду: на стенах, на почве, на окнах. Небо будто тоже окрасилось в алые тона – заходящее солнце этому поспособствовало. Мои ноги были ватными, а голова не слушалась, поэтому я просто брела вдоль мертвых тел, которыми была усеяна эта улица.

Когда меня окликнули, я чуть было не свалилась ничком, зацепившись краем сапога за чьё-то бездыханное тело. Затем, будто бы