А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любопытно, что этот предприимчивый человек вовсе не был первооткрывателем золотой жилы. На советском дефиците успешно вели бизнес другие люди в разных странах, куда заходили суда из СССР.
Однажды мы проходили мимо Гибралтара и один моторист рассказал:
– У нас здесь получилась небольшая стоянка. Мы пошли по магазинам. Видим – ковры. Наши ковры. Зашли. Посмотрели. Ничего особенного. И цены не ниже. Собрались уходить. И тут хозяин спрашивает по-русски:
– Вы моряки?
– Да.
– Откуда?
– С Балтики.
– Почему ковры не берете?
– Такими рисунками у нас все магазины завалены. Мы их у себя в Антверпене купим.
– Рисунки плохие… А какие могут понравиться?
Кто-то из ребят вынул из кармана копеечный алюминиевый портсигар. На его крышке была вытеснена русская тройка на снежной дороге.
– Такие пойдут нарасхват.
Хозяин магазина повертел портсигар.
– Давай меняться!
– Как?
– Ты мне портсигар, я тебе ковер.
– Давай, – гешефт моряку понравился.
– И надо же было такому случиться – на обратном рейсе мы снова зашли в Гибралтар, – продолжал моторист. – Пошли по магазинам. Смотрим, у знакомого продавца в витрине ковер висит. С русской тройкой!
Зашли, спрашиваем: как он успел? У нас в стране года два эскизы утверждали бы, оборудование налаживали да сырье доставали.
– У нас торговля, – ответил хозяин. – Ворон ловить некогда.
– Ну, и как новые ковры? Покупают?
– Да, очень хорошо идут.
– А знаете, что самое смешное? – Мы пришли в Лондон – и там в магазине уже наша тройка висит. Чудеса. За каких-то две-три недели и новую продукцию освоили, и по всей Европе развезли.
Там мы и потратили свою валюту. У нас дома тройку сразу расхватали в комиссионках.
* * *
Ты выбрался из грязи в князи,
Но быстро князем становясь,
Не позабудь, чтобы не сглазить,
Не вечны князи – вечна гтязь.
Омар Хайям.
Но вернемся на наш теплоход. Погрузка-выгрузка заканчивалась. Портовые власти завершили свои контрольные дела. Мы возвращаемся домой.
Любопытная деталь. Судно будет в родном порту через три дня. Пока мы стояли в Антверпене, моряки не могли сообщить своим семьям об этом – радиостанция судна была опечатана, выход в эфир запрещен.
Но вот поднят якорь, на всю мощь заработали двигатели. Радист включил свою аппаратуру и полетели депеши: полагаю быть такого-то числа. Заметили? Не прибуду, а полагаю быть. Сообщение условное. Потому что корабль находится во власти стихии и форс мажорная обстановка может помешать ожидаемому приходу.
И так всегда. Сколько бы человек ни плавал по морям и океанам.
Но, тем не менее, мы покидаем порт и по реке Шельде идем к Северному морю. А там ненастная погода. Шторм.
Кое с кем пошептавшись после чая, я незаметно пробрался к каюте второго механика. Он, я и третий помощник капитана договорились поиграть на переходе по Северному морю в преферанс. Азартные игры на судне строжайше запрещены. Поэтому-то мы и таимся.
Закрыли каюту на ключ, завесили иллюминатор, нарисовали пульку… За бортом воет ветер. Нас качает. Карты гуляют по столу, куда хотят. Удовольствие и азарт еще больше крепнут.
Мне показалось, что сквозь иллюминатор долетел какой-то новый звук. Я прислушался. Снова. У-у-у… Словно собака воет за забором. Но откуда тут собака? Вокруг море с пеной волн.
– Послушайте, – сказал я партнерам. – Какой-то новый звук. Будто воет кто-то…
– Да, воет, – отозвались они. – Пойдем, посмотрим.
Мы вышли на палубу и видим – поблизости от нашей каюты, намертво вцепившись в фальшборт, стоит судовой врач и воет, задрав голову:
– У меня желудочный сок вытекает! Ой-ой! Я больше не могу терпеть! У-у-у! Желудочный сок!..
Мы оторвали руки от борта, затащили его в каюту:
– Что случилось? Почему вы кричите?
– Качает… Желудочный сок… Я умру…
– Доктор, это же просто шторм. Небольшой. Успокойтесь. От такой качки ничего не бывает.
– Ой, мне плохо. Я не выживу…
Отвели мы доктора в его лазарет – там он сам знал, как спасти свой желудочный сок.
В тихую погоду я разговаривал с ним. Он, насколько я помню, из Адыгеи. Всю жизнь служил в армии. Через двадцать лет ушел в отставку и решил поплавать на торговом флоте доктором.
Если говорить по большому счету, никакой он был не доктор. Все годы служил начальником военной аптеки.
– Как же вы решились пойти доктором? Здесь же люди в автономном плавании. Ни скорой помощи, ни санитарной авиации. Чужое море. Чужие государства. А если с человеком несчастье случится? Мучительная болезнь? Что будет?
– Все будет в порядке. Я его, конечно, не вылечу, но уколами до берега дотащу.
– В любом случае?
– Да. Я аптеку знаю хорошо. Она поможет дотянуть до берега больного в любом состоянии. А там врачи, клиника…
– И он умрет у них на руках?
– Это уж вопрос их квалификации. Больного я им доставлю живого.
Странности судового лекаря с этого только начинались.
Мы пришли в Брюнсбютель. Это в Германии. Город находится в западной оконечности Килльского канала. Стояли. Ждали нашей очереди в шлюз.
Я сидел в кают-компании. Писал что-то в блокноте. Вдруг слышу по громкой трансляции судового радио:
– Доктор, поднимитесь на борт! – голос старшего штурмана.
Я продолжал работать. Через несколько минут:
– Доктор, поднимитесь на борт! – снова голос старшего штурмана.
Еще через несколько минут:
– Доктор! Немедленно явитесь ко мне! – голос капитана.
Я вышел на палубу и вот что увидел.
По причалу важно вышагивал наш доктор. На нем – плащ-палатка. Защитного цвета. Точно такая, как на памятнике у советского воина в Трептов-парке в Берлине. Он шел, наш воин-освободитель, а местные бюргеры чуть ли не шарахались от него. Они пришли на канал полюбоваться пароходами со всего мира, а тут опять эти русские солдаты по фатерланду маршируют.
Капитан загнал-таки доктора на корабль. Я спросил его:
– Зачем вам понадобилась эта накидка? Погода хорошая, шторм кончился.
– Я ее специально взял с собой в рейс. Хотел напомнить немчуре, кто ее разгромил. А то уже забывать стали…
Мне перехотелось говорить с ним дальше – это уже была прерогатива капитана.
Пошел на палубу смотреть на шлюзование.
А мы еще стояли в очереди. Впереди был польский теплоход, а там еще кто-то. По причалу пролетела стайка девушек – их было восемь или десять.
– К полякам пошли, – пробормотал матрос рядом со мной.
– Пассажирский?
– Нет, как мы. А это проститутки.
– С поляка?
– Да нет. Их наняли на переход
