Проклятый - Анна Мистунина

Лучшего укрытия в комнате не нашлось, поэтому Кар притаился за отдернутым пологом у постели. Обнажил меч. Сердце взволнованно колотилось — смешно, если подумать. О чем беспокоиться теперь, когда зашел так далеко? Нанести удар он успеет. Успеет, наверно, даже сбежать через окно, хотя бы до ворот. С легкой усмешкой подумал Кар о тех, кто назвал бы его действия бесчестными, преступными — Дингхор, Гарион, сам император Атуан. Даже Чанрет встречает врагов на поле боя, а не подстерегает ночью у кровати. Но Лаита не заслуживает лучшей смерти. Император спал в ее объятиях — нет предательства хуже. Кар довершит начатое, пусть даже потом от него с презрением отвернутся все, чьей дружбой он так дорожит.

Ждать пришлось долго. Тело затекло от неподвижности. Кар осторожно переступил. Перекладывая меч из одной руки в другую, размял пальцы. И опять замер, недвижимый, словно каменный лев под окном.

Наконец скрипнула дверь. Первой в комнату скользнула служанка, в белом платье и ночном чепце похожая на приведение. Склонившись, добавила дров в камин. Подожгла лучину, поднесла ее к двойному подсвечнику на столе. Огоньки заплясали, вторя движениям вошедших. Бросив лучину в камин, служанка присела в реверансе и выскользнула из спальни.

Камеристки — молодая, не старше пятнадцати лет, худенькая девушка, и пожилая дама с заспанным лицом — сновали вокруг неподвижной Лаиты, снимая и убирая в шкатулки украшения, расчесывая волосы, распуская завязки платья. Герцогиня, казалось, замечала их не больше, чем заметила бы кружащих мух. Глубокие синие глаза мечтательно сощурены, на губах легкая улыбка: мысли Лаиты далеко. Вот убрано тяжелое лиловое платье, расчесаны волосы. Молодая камеристка уложила их в толстую косу. Старшая шагнула к постели, намереваясь откинуть для госпожи меховое одеяло. Сейчас она дернет занавесь, завизжит… Кар перестал дышать.

— Идите, — приказала Лаита.

Послушно, как бессловесные твари, женщины присели перед герцогиней и вышли. Дверь затворилась.

Сейчас. Сердце ударяло куда-то в горло, руки вспотели. Лаита, повернувшись спиной, взяла со стола кубок. Поднесла к губам. С одной стороны ее освещал камин, с другой — свечи. Сквозь тонкий шелк рубашки Кар видел ее тело. Видел — и не мог отвести глаз. К этому искушению он не был готов. Неужели он способен желать ее, кого ненавидит со всей силой оклеветанного, приговоренного к смерти изгнанника? Мгновения уходили, тягучие, словно капли смолы, а Кар все смотрел на герцогиню. Расширенными от ужаса глазами, но смотрел.

Потом набрал полную грудь воздуха и двумя руками поднял меч. Нет, он не ударит в спину. Сейчас Лаита повернется, и… Долгие годы Кар представлял, что скажет Лаите, баронессе, или жрецу перед тем, как убить их, но сейчас все слова забылись, будто их и не было. Вертелось на языке глупое «Какая неожиданная встреча, герцогиня», и все.

Лаита поставила кубок. Взлетела отброшенная занавесь, Кар вышел вперед. Лаита обернулась, как ужаленная, рука ее метнулась к губам в непроизвольном жесте испуга и замерла. Замер и Кар. Глубокие, как небо, синие глаза под пушистыми ресницами перебегали с его лица на острие меча и обратно. Потом страх в них угас — или скрылся под насмешливой маской.

— Какая неожиданная встреча, принц, — прозвучал ее серебристый голос.

Кар не ответил. Пересохло в горле, да и слова по-прежнему не шли. Молча шагнул ближе, заостренным кончиком клинка дотянулся до ее горла. Герцогиня отступила.

— Я закричу, — быстро сказала она.

— Кричи, — прохрипел Кар. — Я успею тебя убить.

— За что? — Лаита отступила еще на шаг.

Кар шагнул следом.

— Ты знаешь.

— Клянусь, я не знаю! Принц… Карий…

Синие глаза наполнились слезами. Еще один шаг назад. Скоро ей отступать будет некуда.

— Ты лжешь, Лаита. Ты убила его! Ты…

— Это неправда! Карий, принц, не знаю, кто оклеветал меня…

— Хватит! — острие меча вновь оказалось у ее горла. — Это не клевета. Оклеветан я, и ты знаешь, и я знаю, кто это сделал. Потому что я был там…

У него перехватило дыхание, а Лаита сделала два быстрых шага и уперлась спиной в стену между камином и окном. Кар прыжком догнал ее.

— Я слышал, и я знаю, что сделали ты, баронесса и Верховный жрец! Я знаю все!

Он никак не мог совладать с дыханием. Руки, сжимавшие меч, дрожали. «Бей!» — кричало все внутри. Лаита сквозь слезы следила за ним. И голос звучал, тихий, дрожащий:

— Если был там, ты знаешь, что это не я ударила его. Меня заставили молчать… заставили оклеветать тебя. Что я могла поделать, принц?!

«Это может быть правдой. Что было делать ей, девушке, против Верховного жреца?» Гоня наваждение, Кар хрипло спросил:

— А как же яд?

— Какой яд? — прошептала Лаита.

— Тот, что ты давала ему. Медленно действующий яд.

Кар распалял себя с каждым словом, отчаянно ловя ускользавшую решимость. Лаита мгновение смотрела на него — дрожащего, с мокрым от пота лицом. Затем ее тонкие пальцы коснулись меча, придвигая ближе к пульсирующей ямочке на горле.

— Тогда убивай. Чего ты ждешь? Раз я не достойна жить… Раз ты меня так ненавидишь…

— Ненавижу, — прошептал Кар.

Шелковая рубашка натянулась, Кар видел ее вздымавшуюся грудь, розовые соски под почти прозрачной тканью. В голове шумело.

— Так что же ты, принц? — Лаита все еще держалась за меч. В глаза медленно, почти неуловимо, возвращалась насмешка. — Может быть, ты хочешь сначала… Попробовать? Узнать, что нашел во мне император?

Желание отзывалось болью во всем теле. Кар собрал остаток сил для удара, но, чуть опередив его движение, Лаита оттолкнула в сторону меч, другой рукой схватив ворот рубашки. Затрещал разорванный шелк. Помутненный взгляд Кара скользнул по обнаженному телу герцогини.

— При дворе шептались, что ты евнух, — сказала она.

Эти слова переполнили чашу. Кар не помнил, как выпустил меч, не знал, как оказался лежащим на ней, содрогающимся вместе с ней. Мир рушился, падал в бездонную пропасть, мелькал перед глазами узор напольного ковра — золотые олени на зеленом поле, в рот попали ее растрепавшиеся волосы, от них приторно пахло розами. Мертвый император, ложь, бегство, жизнь с аггарами, любовь к прекрасной Аррэтан, смерть герцога Сориана — короткие всполохи-воспоминания жгли, как удары бича, заставляли биться, вонзаясь все глубже, и пить, пить сладкий яд ее дыхания. Потом Кар захлебнулся ядом, умер в ослепительной вспышке и очнулся по ту сторону безумия. Руки герцогини медленно соскользнули с его плеч.

Лаита заговорила, и Кар щекой почувствовал движение ее груди:

— Все еще хочешь меня убить?