Из варяг в Индию - Валерий Ярхо

Хивинским ханам, видимо, повезло с первым министром, он был мудр и верен им. Впрочем, верность эта была порождена скорее желанием оставаться теневым кукловодом при меняющихся куклах, всегда и всем быть нужным, как и подобает умному царедворцу.

Новый хан к русским был настроен плохо. Он долго откладывал прием, а когда наконец принял Данилевского, то держался еще холоднее и заносчивее, чем его предшественник в первую встречу. Однако подарки принял, и это вселило некоторую надежду. Но надежда надеждой, а члены посольства не могли не заметить, что отношение к ним резко изменилось. Их даже стали безнаказанно задирать во время походов в торговые ряды. Чувствовалось, что атмосфера вокруг посольства сгущается.

В один из тревожных вечеров, когда напряжение достигло предела и участники миссии, удвоив караулы и держа наготове оружие, ожидали нападения, в дом, где расположилось посольство, пришел необычный визитер. В Хиве этот человек пышно назывался «министром ханской артиллерии»; звали его Сергей-ага. Господин министр артиллерии был по происхождению чистокровный русский, привела его в эту раскаленную солнцем страну удивительная игра судьбы.

Сергей-ага в прежнее время служил на Кавказе фейерверкером горной батареи. По его собственным словам, однажды он повздорил с батарейным командиром, не стерпел нанесенной обиды и по горячности убил его. Понимая, что военный трибунал не помилует за убийство офицера, он сбежал в горы к чеченцам, которые таких, как он, проливших кровь своих, принимали охотно. Но Сергей, опасаясь того, что его и здесь рано или поздно достанут, в горах не задержался, а пошел дальше, в Персию. Но между Россией и Персией давно уже были заведены дипломатические отношения, и русские могли потребовать его выдачи, как обыкновенного уголовного преступника. Не желая подвергать себя риску, в 1830 году беглый фейерверкер с караваном пришел в Хиву. Здесь он какое-то время едва поддерживал свое существование, пока однажды не увидал пушки, лежавшие у стен ханского дворца без всякого употребления сотню с лишком лет. Эти орудия достались хивинцам в качестве трофея при разгроме отряда князя Бековича-Черкасского, в 1717 году, но так как среди них не было ни одного человека умевшего управляться с артиллерией, пользы от них никакой не было. Сергей, добившись встречи с хивинским куш-беги – военным министром, заверил его, что сможет исправить эти орудия и управлять их огнем. Дело тогда шло к войне между Хивой и Бухарой, и ему дозволили попробовать.

По указанию Сергея хивинские мастера сделали к пушкам новые лафеты, отлили ядра, порох закупили у англичан, сгоняв караван в Афганистан. Расчеты артиллерийской прислуги Сергей учил сам. Все эти приготовления сумели сохранить в тайне, и, когда война началась, бухарцы не подозревали о том, что хивинцы обладают артиллерией. В ходе решающей битвы бухарские всадники погнались за притворно отступавшим противником, конная лава которого неожиданно разделилась на две части и ушла в стороны, а прямо перед атакующими остался в поле Сергей-ага со своими пушками. Командуя огнем антикварной полубатареи, он расстрелял наступавшую плотным строем бухарскую конницу картечью и заставил ее позорно бежать. Успех был полный!

После этого случая Сергей вошел в особую милость у хана и стал «министром артиллерии». Он женился на русской девушке, полонянке, украденной киргизами откуда-то из-под Оренбурга, а когда первая жена умерла, хан, в знак своей особой милости и благоволения, дал ему в жены чистокровную хивинку из хорошей фамилии. Случай небывалый: прежде все нехивинцы, состоявшие на службе у хана, женились на пленных персиянках и русских, покупаемых у оренбургских киргизов. Сергей обжился в Хиве, построил дом на манер русской избы, только из камня, с лавками, полатями и русской печью. В углу у него висели иконы, привезенные из Оренбурга хивинскими купцами. Он даже приладился гнать водку из винограда. Этой водкой и русскими пирогами с начинкой он не раз потом угощал членов миссии, но в тот вечер Сергей-ага пришел без пирогов, с дурными вестями. Спешившись, он вошел в дом, по-русски поздоровался, потом попросил всех удалиться и, оставшись с глазу на глаз с Данилевским, сообщил ему, что посольству готовится участь отряда Черкасского: во дворце состоялся совет под председательством хана и на нем предлагали истребить русских. Против выступили только он и, что самое важное, мехтер. Поэтому нападение пока отложено. Сергей-ага не называл способов спасения, не давал советов, он и так рисковал, выдавая эту тайну. Впрочем, выдавал ли? Тайну ли? Возможно, премудрый мехтер просто организовал «утечку информации», чтобы посмотреть, как поведут себя русские? Серьезные ли они партнеры для переговоров, уверены ли в себе? Если побегут, испугавшись, значит, их и бояться нечего, за ними нет реальной угрозы ханству – стоит ли тогда подписывать договоры?! Далеко в степи не уйдут! А если они люди серьезные и действительно сильные, то тогда…

Сейчас, по прошествии стольких лет, не имея под руками документов, можно строить какие угодно версии. В пользу того, что все это было игрой, говорит лишь то, что все дела в Хиве решал мехтер: вздумай он истребить русских, никакие министры ему для совета не понадобились бы, включая уважаемого министра полубатареи. Сергей-ага так прямо и сказал Данилевскому, что мехтер Я куб-бай, казначей ханства, управляет государством. Что же касается других сановников, то куш-беги, первый министр, – тоже влиятельный человек, он решает, кто достоин предстать пред светлы очи хана. Сборщик податей ходжеш-мегрем уже стар; когда-то он был любовником отца Аллакули, хана Мухаммед-Рахима, и веселым собутыльником самого Аллакули, с которым они на пару упивались до полного безобразия. У покойного хана был русский раб Федька из астраханских мещан, он выучил хана говорить и читать по-русски, а заодно приохотил его к пьянству. Веселая компания собутыльников управляла Хивой, и в прежние времена ходжаш-мегрем многое значил, но теперь старик не имеет реальной власти. В серьезные политические интриги он не вмешивается.

Опасен был, по словам Сергея-аги, диван-беги, которому формально подчинялся и ходжаш-мегрем: он был важным лицом в Хиве, так как ведал сбором пошлин с купцов, приходивших в Хиву, и попутно занимался всеми иностранцами. Диван-беги был человеком хитрым. Русских он не любил, противился выдаче пленных и поступался своими взглядами только по своему редкостному корыстолюбию, когда ему подносили дорогие подарки. Диван-беги на этой почве не ладил с мехтером Якуб-баем, который ведал внешними сношениями. Якуб-бай же относился к русским если не с симпатией, то с доброжелательным интересом, не упуская случая поближе познакомиться с обычаями и нравами северных соседей. Мехтер был, как, во всяком случае, считал Сергейага, более других расположен к русским.

Относительно нового хана он рассказал, что тот, хотя и неопытен, пытается во все вникнуть самостоятельно, но влиянию мехтера подвержен, памятуя о том, что существуют еще несколько реальных претендентов на престол. Его отца Аллакули дед Мухаммед-Рахим поначалу вовсе не хотел делать наследником: он желал, чтобы власть наследовал его второй сын Рахманкули, но изменил это решение под влиянием самого почтенного из родственников хана, старейшины рода. Тот сумел убедить хана назначить наследником Аллакули – тогда еще веселого пьяницу и сладострастника, имевшего, помимо шести жен, массу наложниц, а также целый гарем из любовников-тюклюбов. Рахманкули выделили во владение Хазараб, поручив сбор податей и охрану этой провинции от набегов. Он, уже видевший себя ханом, считал, что ханство у него просто украли, и не выказывал брату ни малейшего уважения. От него исходила постоянная угроза хивинской власти, тем более что ему было на кого опереться – покойного Аллакули недолюбливали многие…

Рассказы «министра артиллерии» о положении дел в ханстве и расстановке придворных сил помогли Данилевскому сориентироваться в ситуации и предпринять нужные действия. Проводив гостя до порога, полковник распорядился немедленно собрать совет, на котором решили отбиваться до последнего и в плен не сдаваться, ибо попавших в плен здесь казнили жестоко, об этом они были наслышаны. Из состава миссии отсутствовал лишь топограф Зеленин-первый: он, переодевшись в простое платье, отправился под видом помощника с приказчиком Бочаровым в разведывательный рейд по городам и оазисам ханства, дабы произвести тайную съемку путей и местностей, окружавших Хиву. За разведчиком отправили нарочного, киргиза, пришедшего с посольством из Оренбурга.

Сам же Данилевский, решив действовать на опережение, прежде чем узбеки договорятся между собой, отправился, несмотря на поздний час, к мехтеру Якуб-баю. Едва явившись в дом мехтера, он тотчас был принят (еще одно очко в пользу версии о тонкой игре мехтера – он ждал посла той ночью). После первых взаимных приветствий Данилевский прямо спросил: следует ли посольству ожидать дальнейших переговоров с хивинцами и подписания совместного договора или, имея в виду явные попытки уклонений хивинских властей от ведения переговоров, признать их неудачу и ехать восвояси? Если его последнее предположение верно, то посольство выступит из города уже завтра.