Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13 - Вальтер Скотт

Размышляя таким образом, она шла вперед торопливыми шагами, пока не достигла жилища часовщика. Служанка впустила их, открыв дверь потайным ключом. Миссис Урсула, то освещенная мерцающим светом, то погруженная во мрак, не скользила бесшумной походкой среди готических статуй и старинных доспехов, подобно прелестной леди Кристабел, а с трудом продвигалась вперед, спотыкаясь об останки старых машин и модели новых изобретений в различных отраслях механики; эти плоды бесполезного искусства, уже истлевшие или еще не успевшие созреть, постоянно загромождали жилище чудаковатого, но искусного механика. Наконец они поднялись по очень узкой лестнице в комнату очаровательной мистрис Маргарет, где эта путеводная звезда всех смелых молодых холостяков с Флит-стрит сидела в позе, выражающей не то недовольство, не то отчаяние. Она сидела, облокотившись на стол, Устремив неподвижный взор на угли, медленно угасавшие в маленьком камине. Ее красивая спина и плечи образовали слегка изогнутую линию, круглый подбородок с ямочкой покоился на ладони ее маленькой ручки.

При входе миссис Урсулы она едва повернула голову, а когда присутствие этой почтенной дамы было возвещено громким голосом старой шотландки, мистрис Маргарет, не меняя позы, пробормотала в виде ответа нечто совершенно невразумительное.

— Спуститесь в кухню вместе с Уилсой, дорогая мистрис Дженни, — сказала миссис Урсула, привыкшая ко всяким причудам своих пациентов, или клиентов, как бы их ни называли, — поставьте кастрюлю и миску к камину и спуститесь вниз. Я должна поговорить с моей очаровательной мистрис Маргарет с глазу на глаз. Едва ли найдется хоть один холостяк между этим домом и Аркой, который не позавидовал бы мне в этот момент.

Служанки вышли, как им было приказано, и миссис Урсула поставила на тлеющие в камине угольки кастрюльку с тушеной телятиной, села как можно ближе к своей пациентке и тихим, успокаивающим и вкрадчивым голосом принялась расспрашивать, что беспокоит ее прелестную соседку.

— Ничего, миссис Урсула, — ответила Маргарет несколько раздраженным тоном, повернувшись спиной к добросердечной посетительнице.

— Ничего, стрекоза ты этакая! — воскликнула миссис Садлчоп. — Зачем же ты в такой поздний час посылаешь за своими друзьями и поднимаешь их с постели, если ничего?

— Я не посылала за вами, миссис Урсула, — сердито ответила девушка.

— А кто же тогда? — спросила Урсула. — Поверь мне, если бы за мной не послали, я не пришла бы сюда среди ночи!

— Наверно, старая шотландская дура Дженни сама придумала все это, — сказала Маргарет. — За последние два часа она мне все уши прожужжала про вас и тетушку Редкэп.

— Про меня и тетушку Редкэп! — воскликнула миссис Урсула. — Вот уж и впрямь старая дура. Нашла с кем меня равнять. Впрочем, знаешь, моя любезная соседочка, может быть Дженни не такая уж дура; она знает, что молодой девушке нужен лучший совет, чем ее собственный, и знает, где можно найти его. Итак, соберись с духом, моя красавица, и расскажи мне, о чем ты грустишь, а затем предоставь миссис Урсуле найти подходящее лекарство.

— Но ведь вы такая мудрая, матушка Урсула, — ответила девушка, — и можете сами догадаться, что меня беспокоит, без моих рассказов.

— Верно, верно, дитя мое, — ответила польщенная дама, — никто не умеет лучше меня играть в добрую старую игру «Отгадай, о чем я думаю». Уж конечно, твоя маленькая головка только, и думает, что о новой прическе, на целый фут выше, чем прически наших городских франтих, или ты мечтаешь о поездке в Излингтон или Уэйр, а твой отец сердится и не хочет согласиться… Или…

— Или вы старая дура, миссис Садлчоп, — с раздражением промолвила Маргарет, — и незачем вам вмешиваться в дела, в которых вы ничего не смыслите.

— Дура-то я дура, если вам угодно, мистрис, — сказала миссис Урсула, обидевшись, в свою очередь, — но не намного уж старше вас, мистрис.

— О! Мы, кажется, рассердились? — воскликнула красавица. — Но как же можете вы, мадам Урсула, вы, будучи не намного старше меня, говорить о таких глупостях со мной, которая намного моложе вас, но у которой достаточно здравого смысла, чтобы не думать о прическах и Излингтоне.

— Ладно, ладно, молодая мистрис, — сказала мудрая советчица, вставая со стула, — я вижу, мне здесь нечего делать, и мне кажется, раз уж вы лучше разбираетесь в своих собственных делах, чем другие, вы могли бы не беспокоить людей в полночь, чтобы спрашивать у них совета.

— Ну вот вы и рассердились, матушка, — сказала Маргарет, удерживая ее. — Это все потому, что вышли из дома в вечернюю пору, не поужинав. Я никогда не слышала от вас сердитого слова после еды. Дженет, тарелку и соль для миссис Урсулы. А что у вас в этой мисочке, миссис? Мерзкий, липкий эль! Гадость какая! Пусть Дженет выплеснет его в окно или оставит на утро для моего отца, а взамен пусть принесет вам приготовленную для него кружку сухого вина: бедняга никогда не заметит разницы, ибо ему все равно, чем запить свои сухие расчетыэлем или вином.

— Верно, голубушка, вот и я так же думаю, — сказала миссис Урсула, чей мимолетный гнев мгновенно испарился при виде приготовлений к столь изысканному пиршеству, и, усевшись в широкое кресло, стоявшее перед круглым столом, она принялась уплетать лакомое блюдо, которое сама для себя приготовила. Однако не желая пренебрегать правилами вежливости, она настойчиво, но тщетно пыталась уговорить мистрис Маргарет разделить с ней трапезу. Девушка отклонила приглашение.

— Ну выпей хоть бокал вина за мое здоровье, — сказала миссис Урсула. — Бабушка рассказывала мне, когда у нас еще не было евангелистов, старые католические духовники перед исповедью всегда осушали кубок вина вместе со своими кающимися грешниками, а ты моя кающаяся грешница.

— Не буду я пить вина, — сказала Маргарет. — И я уже говорила вам, если вы не можете догадаться, что заставляет меня так страдать, у меня никогда не хватит духу самой признаться в этом.

С этими словами она снова отвернулась от миссис Урсулы и приняла прежнюю задумчивую позу, облокотившись рукой на стол и повернувшись спиной, или по крайней мере одним плечом, к своей наперснице.

— Ну что ж, — сказала миссис Урсула, — я вижу, мне придется всерьез заняться своим искусством. Дай мне твою прелестную ручку, и я не хуже любой цыганки скажу тебе по линиям рук, на какую ногу ты хромаешь.

— А я совсем не хромаю, — сказала Маргарет презрительным тоном, но тем не менее протянула Урсуле левую руку, не поворачиваясь к ней.

— Вот здесь я вижу счастливые линии, — сказала Урсула, — и их нетрудно прочесть — наслаждение и богатство, веселые ночи и позднее пробуждение, красавица ты моя; а какая карета, весь Уайтхолл с ума сойдет! О, кажется, я задела тебя за живое? Ты улыбаешься, золотце мое? А почему бы ему не быть лорд-мэром и не ездить во дворец в позолоченной карете, не хуже других?