Креольские ночи - Дебора Мартин

– Мы… мы оба вынуждены были уехать, – запинаясь, пробормотала она.

– Почему? – спросил судья.

– Наш дом сгорел, – прошептала она с безнадежностью в голосе.

– И у вас там не было никого, с кем вы могли бы остаться, пока ваш брат разыскивает отца? – настаивал Хуан.

– Нет.

– Ни единой души? У вас нет друзей? Казалось, она вот-вот разразится слезами.

– Мы… мы держались особняком. Жили в деревне.

– А разве не мог ваш брат снять для вас дом и оставить достаточно средств, чтобы вы могли позаботиться о себе в его отсутствие?

– Нет, – прошептала она.

– Почему?

В явном волнении она рассматривала свои руки.

– Да, почему бы нет? – спросил Рене, наклоняясь вперед, когда заметил, что она не хочет или не может ответить на вопрос судьи. – Почему вы должны были уехать, Элина? И почему дочь Филиппа должна была отправиться в путь столь бедно одетой? Где траурные платья, которые вы должны были носить после смерти матери?

Этот последний вопрос, казалось, добил ее окончательно.

– К… какие-то люди… один человек уж точно… преследовали Алекса за его карточные долги, – с трудом произнесла она. – Это они сожгли наш дом и все, что в нем было. Алекс сказал, что они хотят его убить. И нам пришлось незаметно исчезнуть.

Рене наклонился вперед.

– Вот это более подходящее объяснение, ты так не думаешь? В этом вся, правда? Алекс убегал от кредиторов или же бежал от людей, у которых обманным путем выманил деньги? Подозреваю, что верно последнее.

– Нет! – закричала она с отчаянием в голосе. – Алекс не был таким!

Затем, осознав нелепость своих слов, она отвернулась и стала смотреть в окно. Рене увидел, как легкая слезинка медленно выкатилась из ее глаза и поползла по щеке. Эта одинокая слезинка поразила его в самое сердце. Он пожалел, что вообще привез сюда судью.

Через мгновение Элине удалось взять себя в руки.

– Я так и знала, что вы постараетесь облить меня грязью. И если расскажу вам все без утайки, это пойдет мне во вред. – Она с трудом сдерживала рыдания. – Так что, полагаю, мое единственное обращение за помощью должно прозвучать так. Я – Элина Ванье. И ничто из того, что вы предполагаете или думаете обо мне, не может этого изменить. У меня нет никаких доказательств, нет денег, нет траурных платьев, но все равно я – Элина Ванье.

Она поднялась с царственным видом, поразившим Рене, поскольку тот считал, что за последний час она убедилась в прискорбном крушении своих планов, и отвесила им обоим легкий поклон.

– Всего хорошего, месье Оливейра, месье Бонанж, – сказала она тем легким учтивым тоном, который, как зачастую приходилось слышать Рене, использовала его сестра. Затем, едва сдерживая дрожь, но, горделиво выпрямившись, она вышла из комнаты, поразив мужчин своим кажущимся спокойствием.

Им и в голову не могло прийти, что Элине далось это с большим трудом. Оказавшись в холле, она поникла и закрыла рот ладонью, чтобы не разрыдаться. Никогда еще она не испытывала такого унижения.

Элина в полном изнеможении прислонилась к стене, заново переживая события последних минут. Рене оказался прав, подумала она с горечью. Ни один из представителей власти не поверит в ее историю, по крайней мере, при данных обстоятельствах. Как глупо с ее стороны было надеяться, что судья ей поверит.

Она направилась к лестнице, но голоса, доносившиеся из гостиной, заставили ее остановиться.

– Может быть, она просто больна, – заметил Оливейра на французском. – У нее навязчивая идея. Мне приходилось слышать о подобных случаях.

– Элина не безумна, – заявил Рене, – она хорошо знает, что делает.

– Но девушка не обычная интриганка, как вы считаете, Рене. Со временем вы наверняка это поймете.

По крайней мере, Рене не удалось убедить судью в том, что ее рассказ сплошная ложь, подумала Элина.

– О да, я понимаю. Элина, безусловно, не заурядная девушка.

– Она держится как высокородная леди, несмотря на то, что бедно одета.

– Да, так оно и есть. Но подозреваю, это Уоллес научил ее так держаться, преследуя свои цели.

От разочарования и безысходности Элина до боли в пальцах вцепилась в перила. Как он смеет так говорить?!

– А каковы ее собственные намерения при этом? – спросил судья. – Она сказала, что вы предлагали ей деньги. Полагаю, это значительная сумма. Если деньги – это все, что ее волнует, почему бы ей просто не взять их и не уехать? Ведь она понимает, что, рассказывая свою неправдоподобную историю, она не получит больше.

Наступила долгая пауза. Элина, затаив дыхание, ожидала, что ответит Рене.

Он громко вздохнул.

– Ей наплевать, что ее история неправдоподобна. Она надеется, что кто-нибудь ей поверит. Для нее главное – это месть за смерть Уоллеса. Своей глупой ложью она может нанести удар моей семье. А дороже семьи у меня ничего нет.

– Вы пытались узнать, много ли она знает о Филиппе, чтобы проверить ее?

– Она с успехом пройдет любую проверку, уверяю вас. Соображает великолепно. Утром, после убийства Уоллеса, она времени даром не теряла, навела справки обо мне и моей семье. Допускаю, что она переговорила с дурными людьми. Она приехала в дом Джулии, полагая, что у Филиппа есть родственники и она сможет убедить их принять ее. Вы правы, Элина кто угодно, только не заурядная обманщица. Что касается денег, ей выгоднее получить наследство, чем любую сумму, которую я мог бы ей предложить. Она надеется, что я отдам ей наследство в обмен на ее молчание.

Элина стиснула зубы. Все ясно. Рене любой ценой хочет заставить ее молчать.

– Ее история, разумеется, неправдоподобна, – сказал Оливейра, – но чего не бывает в жизни? Филипп большую часть времени был в разъездах. Да и другие мужчины ухитрялись в течение долгих лет тайком содержать две семьи.

Эти слова вселили в Элину надежду. Возможно, судья оказался достаточно проницательным, чтобы почувствовать правду.

– Я расспрашивал многих, кто мог что-нибудь знать об этой истории, – сказал Рене. – Филипп не оставил завещания. Конечно же, он обеспечил бы свою семью. Если ее дом и в самом деле сгорел, она могла обратиться за помощью, например, к поверенному или еще к кому-нибудь. Она упоминала банкира, но этот банкир, очевидно, не дал ей денег даже на траурную одежду. Ее история полна нелепостей.

– Однако в ней что-то есть…

– Да, – резко сказал Рене. – Согласен.

– Что вы собираетесь с ней делать? – спросил Хуан после паузы.

– Я не могу позволить ей затеряться в Новом Орлеане. Вы должны это понять.

– Конечно. Значит, собираетесь держать ее здесь? И как долго?

– Пока она не образумится! – отрезал Рене.

– Хотите сделать ее своей любовницей, не так ли? – спокойно спросил Оливейра.