Клуб худеющих стерв - Акулина Парфенова

Они встретились в кофейне, сели за столик в углу.

– По закону ты или тот, кого вы выберете, не имеете права продать свои акции на сторону, не предложив их сначала компаньонам. А они не откажутся. Решено предложить за них двести тысяч. Им все равно, будет единый наследник или все вместе. Из расчета сто тысяч тебе, пятьдесят старику и по двадцать пять бывшим женам. Формально акции ничего не стоят, поэтому тебе еще докажут, что делают большое одолжение. Если откажетесь, будут мотать нервы бесконечными переговорами и судами, возьмут измором, все равно продать другим не дадут, так что рано или поздно вы согласитесь. Вот такой план.

– А ты мог бы стать на мою сторону?

– У меня всего семь процентов. Я мало стою. Есть другой вариант.

– Какой?

– Ты отдаешь кому-то из акционеров, например мне, в доверительное управление свои акции. А я обеспечиваю тебе и другим наследникам ежемесячное содержание. Детям бывших жен до конца учебы, старику и тебе пожизненно.

– О какой сумме в месяц идет речь?

– Половина зарплаты Руслана.

– На всех?

– Да.

– Я подумаю. И прошу об услуге. Не говори им, что виделся со мной.

– Поздно. Уже сказал.

– И про доверительное управление тоже?

– Нет, про это не говорил.

Настя попрощалась с Робертом.

Ей было смешно и страшно. Ни один из этих вариантов Насте не нравился. Ей предлагали крохи, копейки в расчете на ее женскую глупость и слабость. «Не дождутся», – подумала Настя.

Придя домой, Настя рассказала Шамилю про предложение компаньонов Руслана. Шамиль огорчился, но прекрасно понял, что и это подарок судьбы и без Насти он не получил бы ничего. К сожалению, часть участка и дом за городом все равно придется продать. Что же касалось Настиной квартиры, то здесь он посчитал, что сдавать правильнее. Пора было огласить расклад бывшим невесткам.

Настя готовила тунцовые стейки в соевом соусе. Делает она их так. Десять минут маринует стейки в смеси соевого соуса и жидкого меда в соотношении два к одному. Тунцовые стейки мало кто умеет готовить. Всем почему-то хочется хорошенько их прожарить, может, потому, что сырой тунец по цвету напоминает мясо. Однако у этого блюда нет врага более беспощадного, чем длительное пребывание на сковороде. Поэтому главное – жарить не долее двадцати секунд с каждой стороны. Затем Настя обваливает стейки в кунжуте и дает слегка остыть. Потом режет стейки на дольки и подает к столу с огурцом и сельдереем. Люся советует макать готовые дольки в соус из сока одного лайма, одной столовой ложки кунжутного масла и двух столовых ложек того же соевого соуса. Зимой ради витаминов можно покрошить в соус маленький перчик чили.

– Знаете, девочки, у меня дочка вчера спросила, почему у обезьяны в зоопарке попа красная. А я не знала, что ответить, – начала разговор Настя.

– Вопрос на засыпку, – хмыкнула Оля.

– Да никакой засыпки. Красная попа – сексуальный призыв. Прячешь попу – не хочу секса; выставляешь попу – спариваться немедленно, – объяснила Юля.

– Потому и губы красят красным? Это сексуальный призыв? Накрасила губы – мужики, все сюда; стерла помаду – отвалите все, – развеселилась Настя.

– А мне интересно, почему принято уничтожать естественный запах, а вместо него использовать искусственный, который добывают из тех же самых потовых желез, только совсем посторонних животных. Ведь естественный запах бывает гораздо приятнее, – спросила Оля.

– Ну уж не знаю, чем приятен естественный запах, – промямлила Люся.

– Фу, гадость какая, – Настя сморщила нос.

– Да, тут есть какой-то подвох, какое-то противоречие, – вдумчиво протянула Оля.

– Почему не принято ходить с открытой грудью, даже летом в жару, почему это неприлично? Но в то же время лифчик надевают такой, чтобы грудь торчала и была заметна издалека, – разразилась новым вопросом Настя.

– А брить все кругом – такой мазохизм! Почему волосы на теле неприличны? – поддержала ее Люся.

– Юль, наука, давай объясни, что тут к чему. Наверняка ты знаешь, – призвала Юлю к ответу Оля.

– Принято прятать настоящие признаки пола, но выставлять напоказ искусственные признаки. Потому что настоящие предназначены только для самца, с которым состоишь в паре. К настоящим относятся грудь, лоб ок, подмышки. Только он имеет право все это разглядывать и трогать. Трогать – это ключевое слово, это важно. Искусственные же половые признаки рассчитаны лишь на визуальное восприятие. То есть остальным самцам мы транслируем: я сексуальна, но недоступна, смотреть можно, трогать нельзя. Пахну собой я только в интимной обстановке, а в обществе – растиражированными духами из магазина.

– Женщины обожают, чтобы ими восхищались, поэтому идут на такие ухищрения, – высказала суждение Настя.

– Дело не в восхищении.

– А в чем?

– Ну, в нашем мире все – в руках мужчин. Мужчины, я имею в виду тех, которые действительно держат что-то в руках и от которых действительно зависим мы и наше благополучие, так вот они испытывают, как прави ло, два чувства: хочу драться или хочу совокупляться. Но только по очереди. Испытывать эти желания одновременно они не могут. И в этом вся соль. Когда мы встречаемся с ними как соперники, они настроены к нам агрессивно. Они хотят нас победить, унизить, уничтожить, хотят с нами драться. Но тут надо грамотно включить в работу искусственные половые признаки, чтобы их заметили и они заиграли. У самца пробуждается желание, оно должно быть достаточно сильным, чтобы вытеснить агрессию, которая ему предшествовала. Это называется ремотивация. Он уже не хочет нас уничтожить, он хочет с нами совокупиться. В отличие от агрессии, которая деструктивна, похоть конструктивна. Зачем уничтожать то, что может доставить удовольствие. Из объекта, который надо уничтожить, мы в то же мгновение превращаемся в объект, которому надо понравиться. Вот поэтому стройной блондинке двигаться по жизни гораздо легче, чем кому бы то ни было другому.

– Если бы все было так, как ты говоришь, – задумчиво пробормотала Настя.

– Все это работает с физически и психически здоровы ми самцами. А те, с которыми преимущественно приходится иметь дело, уже не самцы, а так называемые мужчины – продукт цивилизации, они мутируют и становятся непредсказуемыми.

– Люсь, а до мужа у тебя были мужчины? И вообще, как оно у тебя было, когда было? – поинтересовалась Оля.

– Ну, у меня было не так уж много мужчин. Тех, котор ые хотели меня получить, но так и не получили, было много – мне не приходило в голову их считать. В консерватории у меня было полно поклонников. Тех, что я не хотела, но которые были упорны и изобретательны и все же добились отношений со мной, было трое. В их числе мой первый муж. Тех, что я хотела сама и получила, было тоже трое. В их числе мой второй муж. И был один мужчина, которого я очень хотела, просто очень, но так и не смогла получить. Верный был, собака.

– Может, это и была твоя главная в жизни любовь?

– Я допускаю, что любовь возможна. Но сама, знаете, не имела сомнительной чести…

– Люсь, – не отставала Оля, – а что ты почувствовала, когда тебе исполнилось сорок лет? Мне кажется, это такой сложный для женщины возраст.

– Знаешь, до сорока лет я пыталась понять себя, сво и желания, свой характер, пыталась понять, как с самой собой ужиться. Кризис среднего возраста наступает тогда, когда понимаешь, что ты такая, какая есть, изменить себя невозможно. И при этом у тебя уже совсем не осталось времени. Вот почему в этом возрасте люди часто совершают кучу смешных поступков. Но когда окончательно поймешь, что изменить ничего нельзя, поезд ушел, перестаешь интересоваться и заниматься собой, образуется уйма свободного времени, начинаешь интересоваться окружающим миром, экологией, политикой – тем, что изменить можно. Перестаешь притворяться кем-то другим, бояться быть смешной, можно позволить себе плакать в кино, смотреть в упор на людей, заговаривать на улице с незнакомцами. А вообще… – Люся хитро посмотрела на подруг. – Доживете – узнаете.

Люся: коэффициент злобности 7, вес 71.

Оля: коэффициент нервности 9, вес 66.

Настя: коэффициент целеустремленности 8, вес 62.

Глава 11

Деньги назад

Юля: уровень фенилэтиламина 33 %.

Юлину мебель пришлось вывезти на свалку. Но Юля не очень-то грустила. Она не привязывалась к вещам. Единственной вещью, которую она, можно сказать, любила, был ее старенький лаптоп «Хьюлетт Паккард», купленный лет шесть назад на какой-то министерский грант. С ним она не могла расстаться, хотя аккумулятор лаптопа держал всего пятнадцать минут. Заменить его не было возможности, ибо хитрые производители сняли подобные аккумуляторы с конвейера, чтобы народ не жался, а покупал новые модели компьютеров.

Библиотека и нехитрая кухонная утварь уехали на чердак Ниночкиной дачи, спасибо ее мужу. Ниночка ужасно истери ла по поводу продажи Юлиной квартиры. И ее можно было понять. Недвижимость – единственное, что стоит реальных денег. Купить квартиру при нынешних ценах обычному человеку, а тем более одинокой женщине не по карману. В масштабах Ниночки это была трагедия. В масштабах Люси, Оли и Насти – тоже. Подруги наперебой убеждали и уговаривали Юлю, чудовищная ошибка была очевидной. Но Юля ощущала каменную решимость. Она представить себе не могла, что пойдет к Илье и будет просить его переспать с ней, на коленях умолять принять ее сексуальные услуги, только чтобы не продавать квартиру. Этого не будет. Она любит Павла. Как бы только его увидеть! Это придало бы ей сил, и потом, он бы что-нибудь придумал, выручил, спас, избавил от проблем. Юля вновь и вновь воспроизводила чарующее воспоминание, ощущение невидимого огромного теплого кокона, в котором она оказывалась рядом с Павлом. Но с каждым разом воспроизведение становилось все более размытым и слабым. От него осталась только тень.