Ревнивая лампа Аладдина - Шахразада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вся твоя, мой Аладдин! – произнесла Хусни, удивляясь себе сама.
Это было чистой правдой, а ощущения, что кружили ей сейчас голову, она могла назвать только волшебными.
Одной рукой Аладдин прикоснулся к ее бедру, сжав его пальцами, а другой достиг места между ее ног и стал ласкать влажные складки. Тело Хусни невольно дернулось, сачала она метнулась вперед, стремясь слиться с возлюбленным, затем стыдливо отпрянула. Но Аладдин удержал ее, продолжая ласкать ее возбужденную плоть.
Большими пальцами рук он скользнул внутрь ее тела и тихо сказал:
– Отдайся моим рукам, любимая.
Хусни выгнула спину и судорожно втянула воздух, но не метнулась назад. Она наслаждалась этим вторжением, чувствуя, как нарастает острота ощущений. Он продолжал открывать ее еще больше. И внезапно сознание девушки прорезала молния, но Аладдин не отпускал ее. Он продолжал ласкать ее и по-прежнему прикасался к ней так, как она даже мечтать не могла.
Это было невероятно!
Аладдин скользнул к тому месту, где рождалась молния. Он начал играть с ним, и одно острое ощущение стало сменяться другим. Хусни, не в силах сдерживаться, закричала.
И в это мгновение в глазах Аладдина зажглось торжество.
– Настал миг, звезда моя. Ты готова?
– О да, любимый! – на полувздохе едва смогла ответить Хусни.
И Аладдин соединился с ней. Ничто в мире не могло быть слаще и прекраснее этого мгновения и тех ощущений, что подарил ей этот удивительный, с виду совсем робкий юноша. Он начал двигаться спокойно и размеренно, и лишь тяжелое дыхание выдавало его напряжение.
В какой-то миг тело Хусни снова выгнулось, требуя чего-то большего. Охваченная необыкновенным, небывалым чувством, Хусни вдруг задрожала и стала раскачиваться вперед-назад. Откинув голову, она застонала от счастья. Рассудок больше не повиновался ей.
Вдруг все вокруг разбилось вдребезги и стало темно.
Нет, не такой представлял себе Инсар-маг первую брачную ночь. Та страсть, с какой Будур отдалась ему днем, стоило им лишь перешагнуть порог покоев, позволяла надеяться на необыкновенные, воистину колдовские ощущения.
Но, увы, Будур словно подменили. Сказав, что вовсе не отца видит она восседающим на троне, царевна внезапно будто заскучала. Никакие нежности, что шептал ей Магрибинец на ушко во время брачного пира, не радовали ее. Инсар-маг даже не был уверен, что царевна слышит его. Чем темнее становилась ночь, тем больше печалились гости. Наконец новобрачные оказались в своих покоях.
Но Будур оставалась вялой и сонной. Ее сил хватило лишь на то, чтобы пробормотать:
– Я так хочу спать, муж мой…
На страстный поцелуй Инсара она едва смогла ответить. И через несколько мгновений спала на ложе, усыпанном лепестками роз, как того требовал древний обряд.
«Алим, мой неспящий друг, ты об этом меня не предупреждал! Что же такое произошло с моей женой?»
Но Алим молчал. Инсар-маг этому не удивился. Собственно, он и не ожидал ответа. Он попытался встряхнуть Будур, но она бессильной куклой повисла у него на руках. Не дали никакого результата и ласки, которыми Магрибинец хотел разбудить жену.
Тогда маг попытался вызвать грозу, чтобы гром разбудил царевну. Но все было тщетно. Будур крепко спала, и никакая ворожба не могла вывести ее из этого состояния.
«Хусни, подлая тварь! Это твои проделки! Я узнаю твою руку! Но ты не сможешь помешать мне добиться своей цели! Я уже стал зятем всесильного халифа. Вскоре я взойду и на трон. И тогда моя цель будет лишь на расстоянии одного лишь шага!»
«Ах, несчастный Магрибинец… – казалось, ответил ему ночной ветерок, – быть может, ты все же пожалеешь о том миге, когда возжаждал своей великой цели…»
Не смог узнать этот голос Инсар-маг… Возможно, если бы понял, кто произнес эти странные слова, то попытался бы что-то исправить. Но сейчас Магрибинец был настолько зол, что его трезвый и холодный ум оцепенел, и ничто не могло удержать сына магрибской земли от страшных ошибок. Он немало совершил их в прошлом, но это не оградило его от совершения новых ошибок.
Макама двадцать третья
Каким разным может быть утро одного и того же дня для разных людей! Аладдин, сын мастера Салаха, проснулся легко, словно вовсе и не спал в эту ночь. Сказать по правде, спал он и в самом деле мало. Первые объятия, которые ему подарила девушка его грез, были только началом ночи наслаждений, и лишь рассвет заставил влюбленных оторваться друг от друга. И вот теперь Аладдин рассматривал старый корявый карагач, что рос прямо у окна, так, словно перед ним было никогда не виданное заморское диво. И ему казалось, что только для него одного поют птицы. Пожалуй, никогда так остро Аладдин не ощущал радость жизни, ее пьяняще-сладкий вкус.
Рядом тихонько пошевелилась та, что сотворила нового Аладдина.
– Доброе утро, моя красавица!
– Здравствуй, свет моих очей…
– Какое чудесное утро, правда? Посмотри, как радостно сияет солнце! Послушай, вот заблеяла Беляночка. Значит, скоро матушка позовет нас есть вкуснейшие в мире лепешки…
– Да, мой прекрасный Аладдин. Никогда еще за всю свою жизнь не просыпалась я такой счастливой!
И это была чистая правда. Даже тогда, когда Хусни еще была человеком, не удавалось ей увидеть такое чудесное утро. Казалось, впервые солнечные лучи так нежно согревают, лепешки так непередаваемо ароматны, а тело мужчины рядом так прекрасно и желанно.
– Я принесу тебе воды для омовения.
Ласково коснувшись щеки Хусни губами, Аладдин поспешил вниз.
«Но что скажет добрейшая Фатима, когда увидит меня? Меня в обличии Будур… Хотя вряд ли все жители города знают царевну в лицо. Но все же… Боюсь, Аладдину придется несладко, когда родители узнают, что он привел девушку к себе домой. Еще подумают, что я одна из иноземок, что живут в веселом квартале…»
«О Аллах, – услышала Хусни голос Алима, – но женщиной стала только половина тебя. Ты же еще и колдунья… Попытайся немножко поворожить… Стань невидимой, в конце концов…»
– Нет, мой мудрый друг Алим, – вслух ответила ему джинния. – Это недостойно и может обидеть Аладдина. Мы оба будем держать ответ перед его родителями, а я не буду отводить глаза двум достойнейшим людям, что воспитали такого хорошего сына.
– Тебе виднее, малышка, – тоже вслух произнес Алим, но джинния почему-то была уверена, что его голос слышен только ей.
– Я все же кое-что придумала… Вернее, вспомнила…
– Что бы ты ни придумала, знай: я на твоей стороне и всегда помогу тебе. А мальчишка и в самом деле хорош. У него чистая душа и благороднейшее сердце. Он станет великим мастером и неплохим мужем. А какие еще достоинства нужны человеку?
