Ангелополис - Даниэль Труссони

Один из ангелов связал руки Верлена и толкнул пленника в конец салона. Пинком отворив дверь, он выволок ангелолога на узкую площадку и привязал к металлическому поручню. Голова мужчины оказалась притиснутой к ледяному поручню, так что он мог видеть внизу шпалы и бурые полосы на белом снегу. Верлен потянул веревку, выдохнул паром на морозном воздухе. Шквал морозного ветра налетел на охотника, опаляя кожу. Посмотрев вверх, он разглядел колоссальный полог, усыпанный неяркими звездами, еще не погасшими в утреннем небе. Сзади тянулась бесконечная, сверкающая хрустальной белизной сибирская равнина. Поезд мчался вперед, неспешно, безжалостно продвигаясь к востоку. Там уже готовилось выползти из-за горизонта солнце. Верлен ощутил прикосновение холода и понял, что за какой-нибудь час замерзнет насмерть.

Показания Кати Бадмаевой, Санкт-Петербург, 1976

Мне было всего десять лет, когда отец пригласил Распутина в наш дом. Я знала, кто это такой – даже слышала различные истории о нем, – но с удивлением обнаружила, что он не настолько пригож, как мне думалось. Я понять не могла, каким образом царица могла покориться чарам корявого, чернобородого, краснорожего человека, смотревшего на меня странными глазами. Первое мое впечатление о нем было: грубый урод в крестьянской одежде. Однако за последующие несколько месяцев Распутин нередко бывал нашим гостем, и мнение мое о нем стало другим. Он не обладал изысканными манерами и не умел льстить, но в личности его было нечто, воздействующее на меня так, что я постепенно прониклась к нему доверием. Мое восприятие Григория изменилось уже к третьему или четвертому визиту. Из неуклюжего крестьянина он преобразился для меня в утонченного, едва ли не очаровательного мужчину. Наверно, в этом и крылась тайна власти Распутина над людьми: он был уродом, умевшим воздействовать на людей так, что они начинали считать его красавцем. И я также поддалась его чарам – как и многие другие.

Мы жили в небольших апартаментах невдалеке от Аничкова дворца. Каждый раз, когда царский фаворит посещал наш дом, они с отцом удалялись в кабинет. Я продолжала свои занятия – уроки французского, фортепьяно, вышивания, – чем мне положено было заниматься в тот день. Родители не были богаты, однако могли позволить нанять нескольких учителей, преподававших мне, пока отец работал. Я не имела особых контактов с Григорием, только видела, как он проходил от входной двери к кабинету отца. Примерно через год визиты постепенно прекратились, и мысли о нем приходили мне в голову все реже. После убийства Распутина и революции причин помнить о нем не возникало.

Так мне, во всяком случае, казалось. В середине XX века мой отец заболел раком. В последние дни жизни, когда болезнь сделала его нечувствительным к делам мира, он рассказал удивительную историю. При этом находился в состоянии лихорадочного возбуждения. Не могу сказать с уверенностью, что именно слышала – бессвязный бред умирающего, или же в его невероятных словах крылась какая-то правда, – однако моя мать все время находилась рядом со мною, и она подтвердила, что я ничего не напутала. Записываю его историю так, как запомнила ее, оставляя суждение на долю читателей.

Умирающий рассказал, что Григорий Распутин обратился к нему за помощью в ноябре 1916 года. Отец мой добился благосклонности императора, составляя для него чай – простейшую смесь из конопли и аконита, – оказывавший успокаивающее действие на Николая. Но однажды Григорий сказал отцу, что цари – так он иногда называл Николая и Александру – сделали другой заказ. Они хотят, чтобы он составил лекарство, зелье, способное помочь царевичу Алексею Николаевичу Романову оправиться от жестокого недуга. Папе было известно о болезни ребенка – тот едва не умер на Рождество 1911 года. Кроме того, он слыхал, что мальчик болеет гемофилией. Отец сказал, что лекарства от гемофилии не существует. Распутин не согласился с ним. Лекарство, по его словам, можно приготовить из лепестков цветов тысячи различных растений. Многие из названных им растений, по словам отца, в России не произрастали и найти их было невозможно, особенно во время войны. Стояла морозная зима 1916 года; нас окружали только снег, лед и страдание.

Распутин показал папе альбом, полный засушенных цветов. Императрица много лет собирала гербарий. Вместе с великими княжнами она коллекционировала цветы в самых разных странах Европы и засушивала в своем дневнике. Отцу оставалось только подтвердить, правильно ли они поименованы, и соединить их в едином эликсире. Распутин сказал еще, что сама императрица обещала крупную сумму и видное место в Московском университете тому, кто составит зелье. Передав альбом с цветами отцу, царский фаворит откланялся.

Через месяц он вернулся, чтобы узнать о ходе работы. Отец уже проверил имевшиеся в альбоме цветы и подтвердил, что тысяча цветов из рецепта в точности соответствует тысяче цветов из альбома и все превосходно сходится. Но вот в отношении посулов Распутина отец испытывал большие сомнения. Он не верил, что товарищ передаст ему обещанную сумму. Поэтому, отдав Распутину эликсир, он придержал дневник с цветами в качестве гарантии.

Григорий все же явился с деньгами, но в подпитии. Прекрасно помню тот вечер, поскольку сама находилась в гостиной во время визита и слышала, как Распутин распинается о симпатии к нему со стороны императрицы, как называет ее «мамой», к чему поощряла его сама Александра. Гость утверждал, что знает все ее секреты, что «мама» ничего не скрывает от него. И в качестве доказательства доверия высокой особы пригласил отца посетить Покровское, его родную деревню. Там якобы у его жены хранится сокровище, равного которому еще не видал мир, более дорогое, чем все, что могут представить в Москве или Петербурге. Распутин обещал отцу протелеграфировать своей жене, остававшейся в Покровском, и разрешить позволить ему изучить сей драгоценный артефакт. История казалась тем более нелепой, что гость был в стельку пьян. Отец взял деньги, вернул альбом с цветами и выставил его из дома. Спустя несколько дней фаворит был убит Феликсом Юсуповым и князем Дмитрием во дворце Юсуповых на Мойке, а тело его спустили под лед Невы.

Отец мой так и не съездил в Покровское, чтобы собственными глазами увидеть сокровище. Наверное, он и думать забыл о том разговоре – в те дни в нашей жизни хватало других тревог и волнений. После смерти Распутина, однако, к отцу прибыл кто-то из Царского Села с целым мешком денег и благодарностью царицы; он также потребовал помалкивать обо всем, что произошло между ним и царским двором.

Летом 1951 года, после смерти отца, мы с матерью как-то вспомнили о тех странных событиях – и отправились на поезде в родную деревню Григория, чтобы узнать, жива ли еще его вдова. Дорога из Ленинграда в Тюменскую область оказалась долгой, глупо было даже предпринимать подобное путешествие. Кроме того, к тому времени мы были довольно бедны, чтобы позволить себе подобные поездки, но нас снедало крайнее любопытство, требовавшее подтвердить распутинскую историю и облегчить душу.

Вдову мы нашли без особого труда. Она жила в том же самом доме, который много лет назад делила с Распутиным. Женщина приняла нас по-доброму, пригласила в свой двухэтажный особняк, усадила и угостила чаем. Мать назвала себя, упомянула имя отца. Мадам Распутина какое-то мгновение обдумывала нашу фамилию, a затем отправилась к деревянной шкатулке и извлекла из нее телеграмму. Отосланная Григорием тридцать пять лет назад, она разрешала ей показать моему отцу сокровище царицы. Вдова Распутина вышла и вернулась с металлическим чемоданчиком; на нем был изображен российский двуглавый орел. Бедная женщина, вне всякого сомнения, не имела представления о том, что находится внутри чемоданчика и почему она должна хранить его; знала только то, что за ним должен явиться мужчина – названный в телеграмме доктор. Она явно обрадовалась возможности избавиться от него и сказала, что не видит в этом предмете толку – только пыль на себя собирает.

Мы думали, что там будут драгоценные камни и золото, любые ценности, какие можно продать. Сделанный из отличной кожи чемоданчик был прочным и красивым. Можно было надеяться на вознаграждение потраченных на путешествие сил. Однако, открыв его, мы обнаружили нечто совершенно другое. В крытом красным бархатом гнезде располагалось огромное яйцо – золотое с алыми крапинками на поверхности. Я взяла его в руки. И должна сразу поведать, что оно ничем не напоминало золотые, покрашенные драгоценной эмалью яйца, какие можно было купить в магазине Фаберже в предшествовавшие революции годы. Крупное, размером со страусовое, в моих руках оно казалось живым, тяжелым и теплым. Я никогда не видела ничего подобного и немедленно захотела вернуть сей предмет хозяйке дома. Однако мадам Распутина была рада возможности избавиться от таинственного артефакта и настояла на том, чтобы мы взяли его с собой. Так что, вернув яйцо в уютное гнездышко в чемодане с двуглавым орлом, мы повезли его в Ленинград…