23 июня: «день М» - Марк Солонин

…Отмобилизование войск ПВО планировалось также по-эшелонно. Первый эшелон имел постоянную боевую готовность сроком до 2 часов. Второй эшелон имел сроки готовности на 1—2-е сутки мобилизации…

… Таким образом, из 303 дивизий, которые должны были отмобилизоваться по плану МП-41, — 172 дивизии имели сроки полной готовности на 2— 4-е сутки мобилизации, — 60 дивизий — на 4—5-е сутки, — остальные — на 6—10-е сутки.

Все оставшиеся боевые части, фронтовые тылы и военно-учебные заведения отмобилизовывались на 8—15-е сутки. Полное отмобилизование Вооруженных Сил предусматривалось на 15—30-е сутки». (3, стр.79)

К рассмотрению вопроса о мобилизационном развертывании можно подойти и с другой стороны. Для полного укомплектования личным составом 198 стрелковых, 13 кавалерийских, 61 танковой, 31 моторизованной дивизий надо иметь порядка 4 млн. человек. А в составе Вооруженных Сил СССР уже к 22 июня числилось 5,6 млн. человек, из них 4,4 млн. человек (79% общей численности) — в сухопутных войсках. На первый взгляд — «людей уже больше, чем надо». Для чего же призывать еще 2,25 млн. (7,85—5,6) человек? Куда их направить? Разумеется, люди эти для армии совсем не лишние, хотя и в простой арифметике мы не ошиблись. Все дело в том, что Вооруженные Силы — это сложный, многозвенный, «многоярусный» механизм. Выражение «поставить под ружье» является всего лишь устоявшейся метафорой. Даже на том «ярусе», который непосредственно обращен к противнику, т.е. в стрелковой дивизии действующей армии, далеко не все несут свою службу с «ружьем в руках». Так, по апрельскому (1941 г.) штату в стрелковой дивизии находятся:

— 22 сапожника (походные обувные ремонтные мастерские);

— 19 почтальонов (отделение полевой почты);

— 11 коновалов (отдельный ветеринарный госпиталь);

— 9 пастухов (гуртовщики конского состава);

— 11 пастырей (отдел политпропаганды).

Все эти службы и все эти люди нужны, хотя и без них дивизия все же может провоевать те 1—2—3 дня, которые ей требуются для полного доукомплектования. Численность (абсолютная и относительная) вспомогательных, административных, хозяйственных служб стремительно нарастает на других «ярусах» военной машины. В состав действующей армии, наряду с дивизиями и отдельными (главным образом артиллерийскими и зенитными) частями входят и многочисленные транспортные, санитарные, дорожные, ремонт-но-технические, снабженческие службы и подразделения. Например, в 1941 году в действующей армии вермахта на Восточном фронте общая численность личного состава (3,3 млн. человек) в 1,5 раза превышала штатную численность всех дивизий, для действий на этом фронте выделенных. Но и действующая армия — это только часть Вооруженных Сил. Огромное количество людей несет свою воинскую службу в глубочайшем тылу. Так, в Советском Союзе на протяжении двух последних лет войны численность действующей армии (порядка 6,5 млн. человек) составляла лишь 57—58% от общей численности личного состава Вооруженных Сил. (2, стр. 138, 152) Именно вспомогательные, санитарные, тыловые службы — а вовсе не дивизии на западной границе — были главным «получателем» личного состава, прибывающего в рамках открытой мобилизации. Еще и еще раз повторим — в военной машине нет «лишних деталей». Все они нужны и созданы не зря. Однако некомплект личного состава танкового полигона под Челябинском или артиллерийского училища в Томске едва ли оказал какое-либо воздействие на ход и исход приграничного сражения в Западной Белоруссии.

Подведем первый итог. Никаких проблем с укомплектованием армии личным составом не было. В боевых частях западных округов к 22 июня 1941 г. это укомплектование было выполнено в том объеме, который, вне всякого сомнения, позволял вести организованные боевые действия. Значительно хуже обстояло дело с укомплектованием войск автотранспортом и средствами мехтяги артиллерии. И к тому было как минимум две серьезные причины.

Первая — это сталинская (а в более общем смысле — извечно присущая всем восточным деспотиям) гигантомания. Гигантомания во всем: и в количестве одновременно формирующихся моторизованных соединений (танковые и мотострелковые дивизии, противотанковые артиллерийские бригады, тяжелые артполки РГК), и в огромных, безумно завышенных нормах штатной численности средств мехтяги (о чем мы подробно говорили в главе 5). Может быть, в тот момент (в мае 1941 г.), когда было принято решение перенести срок вторжения в Европу с весны 1942 на конец лета 1941 года, стоило бы прекратить формирование 20 новых мехкорпусов, и все имеющиеся ресурсы использовать для полного укомплектования девяти уже имеющихся. А может быть, и нет — даже укомплектованный на одну треть мехкорпус представлял собой ударное танковое соединение, по большинству параметров превосходящее укомплектованную «до последней пуговицы» танковую дивизию вермахта. Вопрос этот сложный, и ответ на него требует специальных военных знаний. В любом случае такое решение принято не было, и имеющаяся техника продолжала распыляться по сотне моторизованных соединений. Во-вторых, скрытая мобилизация — благодаря которой дивизии западных округов удалось почти полностью укомплектовать личным составом — мало что дала в деле оснащения войск автотранспортом. Ресурсы Советского Союза (как, впрочем, и любой другой страны того времени) не позволяли изъять из народного хозяйства сотни тысяч автомашин и десятки тысяч тракторов без очень серьезных и, что самое главное, заметных постороннему глазу последствий. Вероятно, сыграло свою роль и нежелание оставить колхозы без тракторов до завершения основных полевых работ.

В результате сложилась следующая ситуация. В феврале 1941 г. в Красной Армии уже числилось 34 тыс. тракторов (гусеничных тягачей), 201 тыс. грузовых и специальных, 12,6 тыс. легковых автомашин. (4, стр. 622) Что само по себе и немало. Как было выше отмечено, уже это количество тягачей вдвое превышало наличное число тяжелых орудий. Но до полной укомплектованности по требованиям мобилизационного плана МП-41 было еще далеко. С другой стороны, в феврале 1941 года оснащение Красной Армии военной техникой отнюдь не завершилось. Заводы работали в три смены, в 1940 г. советская промышленность выпустила 32 тыс. тракторов всех типов и назначений. Военный заказ 1941 года составлял 13 150 тягачей и тракторов. (4, стр. 617). Количество автомобилей в Красной Армии к июню 1941 г. выросло до 273 тысяч. (2, стр. 363) Наконец, 23 июня была объявлена открытая мобилизация, и, несмотря на весь хаос и неразбериху катастрофического начала войны, уже к 1 июля 1941 г. из народного хозяйства в Красную Армию было передано еще 31,5 тыс. тракторов и 234 тыс. автомобилей (3, стр.115) В среднем на каждую из 303 советских дивизий (всех типов, по всем округам) теоретически приходилось по 220 тракторов и 1670 автомобилей. В среднем. Это значит, что в дивизиях западных приграничных округов техники должно было бы быть раза в два больше — не в Сибирский же округ отправляли мобилизованные автомобили и трактора…

Но отечественные военные историки никак не могут унять свои причитания: «Мало… мало… мало… Вопиющая неготовность… Отсутствие положенных средств мехтяги… в Уральском военном округе мобилизационная потребность обеспечивалась средствами мехтяги только от 9 до 45%…» (3) Страшное дело. Прочитаешь такое — и сразу же становится понятной причина небывалого разгрома: за Уралом тракторов не хватило. А теперь переведем проценты в штуки. Даже 9% от штата — это 6 тракторов в гаубичном полку, находящемся в глубочайшем тылу, за многие тысячи километров от любой границы. Шести тракторов вполне достаточно для того, чтобы механики-водители с утра до вечера упражнялись в практике буксировки орудий, а орудийные расчеты гаубичной батареи полного состава (4 орудия) отрабатывали марш и выход на огневые позиции. Все остальные орудия полка стоят там, где им положено: на охраняемом складе, в заводской смазке. Зачем их куда-то таскать? Ну, а 45% от штата — это уже 32 трактора. В таком виде полк можно грузить на железнодорожные платформы и отправлять из-за Урала на фронт. Четыре «безлошадные» гаубицы лишними не будут — их можно, например, использовать в качестве резерва для немедленного восполнения потерь. 122-мм гаубицу (вес которой примерно соответствует весу автомобиля «Волга») вполне мог буксировать грузовик типа ЗИС-5, в качестве тягача можно было использовать и легкие танки из состава разведбата стрелковой дивизии.

И тем не менее в данном случае советские историки совершенно правы. Даже после проведения открытой мобилизации Красная Армия так и не получила положенного количества средств мехтяги. По мобилизационному плану МП-41 Красной Армии требовалось 90,8 тыс. тракторов и 595 тыс. автомобилей. Такого количества в наличии не было. Некомплект и по автомобилям, и по тракторам составлял почти 28% от мобилизационной потребности. Потребности, в два раза превышавшей штатные нормы, предполагающие, в свою очередь, двойное резервирование средств мехтяги. По традиционной версии, именно эта «вопиющая неготовность к войне» и привела летом 41-го года к астрономическим потерям материальной части артиллерии.