Форт Росс - Алекс Кун

Поделился мыслями с Берингом, потом с Алексеем. После чего корабли повернули к востоку и оделись полными гардеробами. Мысленно царевич уже высаживался у большой реки. Как там было — «тут сему граду быть», или нечто похожее.

Собственно, помутнение воды нас и вело, вытащив аккурат к основному руслу устья. Которое оказалось занято. Свято место пусто не бывает. Алексей даже слегка расстроился, когда мы первые туземные лодки увидели.

Меня, наоборот, лодки порадовали. Занимались делом, ловили рыбу и от незнакомцев удирали, со скоростью, не дающей рассмотреть детали. Вот только беглецы указали нам дорогу.

Дальше случился конфуз. Наши гордые ледовые суда со всей дури сели на мель. Боцман уверял, что во всем виноват новомодный прибор, которому он доверился. Прибор действительно показывал десять метров глубины и обвинения с боцмана частично сняли.

Зато подготовка к высадке шла бодрым темпом, Алексей собирал внушительную толпу, от алеутов до своих приближенных. Разбавил благодушие команды своим капральством «смотрящих». Выдал им двойной боекомплект, по десятку мин к картечницам и напутствие, действовать по обстановке.

Мы с Витусом проводили идущих на благое дело и занялись делом муторным. Сели мы основательно. После очередного поминания всех падших ангелов, засучили рукава и отправили канонерку искать нормальную бухту. Не судьба нам в реки заходить.

Возились с ледоколом два часа, потом перекуривали, вяло поругивая боцмана за леность — мог бы и лот кидать почаще. Потом часа три возились с Юноной. Были даже мысли частично ее разгрузить, но пронесло.

Канонерка вернулась с юга и ушла на север, продолжая осмотр побережья на пару часов хода в обе стороны. Развлечения закончились. Беринг взялся за ревизию состояния ледокола, прозрачно намекая, что мне надо учинить смотр транспорта. Учинил, хотя и лениво было.

Каждый час к нам приходили курьеры от Алексея, докладывая ход переговоров. На самом деле, курьеры шли от смотрящих, Алексей не озаботился нашими нервами. Но в целом ситуация радовала. Встретили нас радушно, теперь идет попытка найти общий язык и оценить товары на обмен. Подарками делегации уже обменялись, на нашу долю досталась рыбина метра два длинной. Любопытно, на какую наживку берет такой пескарик.

С севера вернулась канонерка, собрались на ледоколе для просмотра результатов. То, что Алексей отсюда до Рождества никуда не уйдет, было понятно — оставалось найти нормальное место для морских судов.

На юге имеющиеся бухты можно было считать подходящими с некоторой натяжкой. А вот на севере, в полутора часах хода, канонерка нашла глубоко врезающийся в материк залив. Насколько глубоко, непонятно, канонерка далеко не пошла, но глубины обещают нормальный морской порт.

Подождав еще часик, принял решение сходить на место и глянуть своими глазами. На роль глаз взял на канонерку пяток мастеров колониального наряда. Витус рвался составить компанию, но остался сторожить ледовые корабли и присматривать за командами, явно начинающими предновогоднюю подготовку. Где интересно, они заначки прятали.

Залив мне понравился. От реки, правда, далековато, зато и от неприятностей подальше. Особенно мне пришелся по вкусу полуостров, перегораживающий вход в сужение залива. Отличное место. Но мои многочисленные глаза его забраковали. Воды им, видите ли, нет, лесу мало, земли под пашню мало. Чего они тут, интересно, распахивать собрались. Забраковали. Жаль.

Зато на землях северного берега залива от полуострова и восточнее — все сошлись. Реки есть, леса навалом, от аборигенов заливом прикрыты. Осталось только на наши мысли получить высочайшее благословение.

Всю обратную дорогу спорили над картой залива. Виртуальная крепость, как блоха, прыгала по всему побережью, примериваясь, и все никак не определяясь со своим окончательным местоположением.

Крепость Рождества, как уже начали называть нашу блоху, позиционировалась как промышленный центр. По крайней мере, первым делом начнем ладить верфи на берегу. Соответственно, одни мастера тянули крепость ближе к полуострову и реке, другие за излучину берега, в трех километрах от реки, но на берегу ручья. Истина в споре все никак не могла родиться.

Вернулись на рейд уже затемно. Ледокол представлял внушительное зрелище, возвышаясь среди причаливших к нему со всех сторон лодок и наших катеров. На всякий случай велел всем вооружиться, а башнерам сесть к орудиям.

Но тревога оказалась ложной, на палубах ледокола веселился народ, горело полное освещение, и слышались радостные выкрики. Да! Бубен увидел! Правда, он одиноко стоял прислоненный к фальшборту, но ведь настоящий Бубен! С перьями, плетеными веревочками, и при свернувшемся рядом калачиком владельце. Праздник явно удался. Самое время спуститься к «смотрящим» за подробностями.

Половину ночи составлял мнение об аборигенах с чужих слов, разбавляя его своими впечатлениями от царившего наверху праздника. Судя по топоту ног, слышимому даже через звукоизоляцию, местные индейцы не голодают, и холода не боятся, как и начавшегося мокрого снега.

Постепенно праздник затих, обещая продолжение. Палуба напоминала поле боя, укрытое парусиновыми холмами, перекинутых через гики тентов, запорошенных снегом. Костров под тентами боцман разводить не дал, но несколько железных котлов на роль жаровен пришлось использовать.

Алексея, и весь бомонд, видел несколько раз мельком, но решил отложить расспросы на потом — людям явно не до меня. Мои морпехи выглядели трезвыми и злыми, второе явное следствие первого, так как это капральство осталось единственной вменяемой охраной ледокола.

В Беседах со «смотрящими» вырисовывалась следующая картина. Аборигенов много. Живут они вдоль реки, по берегам пролива, на острове за проливом… словом, везде живут. Племен тут множество, иногда и повоевать им приходиться, но большую часть времени царит мир, ибо всего вокруг вдосталь.

Коммуникация с аборигенами, как обычно, затруднена — но вот жестовый язык, освоенный нашими толмачами, похоже, общий для всего побережья. Опираясь на слова и жесты, удалось определить, что нас встретил народ «кув утсун», или «согретый солнцем». Где именно оно их согрело, выяснить не удалось, пока один сплошной мелкий дождь, низкие облака и туманы.

Морпехи на нюанс «народ» внимания не обратили, а зря. Пришлось нам вместе заняться анализом, собирая крупицы того, что они видели или слышали в единую картину. Раз есть народ, значит, у него есть и мелкие структурные единицы.

Облегчало дело дешифровки любовь местных аборигенов к красоте. У них не только шаманы с бубнами имелись, но и тотемные столбы, на которых писали историю рода. Впрочем, изложу по порядку.

Мы выделили, возможно, и не верно, несколько крупных образований — народ, племя, семья. Судя по оговоркам индейцев — племена делились на три части. Племена воздуха, воды и земли, с соответствующими тотемами. Возглавляли тотемные растения и животные — орел, касатка и медведь. Не трудно догадаться, какие стихии они олицетворяли. К этому добавлялись уточнения, связанные с «семьей» — «желтая выдра» или «сочная трава».

Сие разнообразие отражалось на тотемных столбах, которые ставили перед жилищем — считай, паспорт и история семьи. Причем, передавались родовые признаки по женской линии, и парень «орел» не мог взять в жены «орлицу» даже из другого племени.

Вот где простор для писателей! Тут такие страсти расписать можно, не хуже Ромео и Джульетты.

Правда, многие нюансы остались непонятными, ну да впереди еще много времени. Вернемся пока к тотемам. Ставили их перед домами, где жили большими семьями, очень похожими на поморские общины. Были в семьях свои патриархи и большухи, как следствие, было расслоение даже внутри семьи. И еще в семьях были рабы. Теперь точно знаем, что местные войны носили не столько характер территориальных, сколько промысловых — аборигены себе рабов захватывали.

Раз были рабы, значит, имелись и свои «дворяне», куда же без них. Дворянство обладало значительным имуществом и влиянием, причем, влияние было даже важнее имущества. Из вещей на первом месте стояли дом, лодка, тотемы, оружие и орудия труда, рабы. Количество всего этого определяло статус.

Дома строили наподобие шалашей, но высотой в несколько метров и длинной, порой, десятки метров. Система постройки обычна, жерди, кора, еще слой жердей. Внутри могло быть несколько очагов, когда сыновья одной семьи обзаводились своими семьями. Причем, внутри дома соблюдалось лево и правостороннее движение для мужчин и женщин.

Перед домом стоял тотемный столб, о котором упоминал. На столбе отмечали все значимые события, в том числе и потлачи, проведенные этой семьей. Кстати, то, что ныне творилось на ледоколе, и было таким потлачем, который должен тянуться не меньше четырех дней, а лучше восемь. Когда, интересно, мы работать будем?