Война «невидимок» - Николай Шпанов

Он бросил на стол триста крон. Барон, не считая, сунул деньги в карман.

– Чтобы сегодня же мне было доложено, где скрывается этот ваш «человек», – приказал комендант.

– Сначала с ним нужно выпить бочку пива.

– Из вас мог бы выйти первоклассный шантажист, но вы слишком уж мелкая дрянь.

Барон, шагнувший было к двери, остановился. В его воспаленных глазах появился злобный блеск затравленного зверя. Весь он, со своими небритыми щеками, с клочьями рыжих бачек, с гнилыми клыками между дряблыми губами, стал похож на старого, обессилевшего хорька.

– Я не простил бы вам этого оскорбления, – медленно проговорил он, – если бы знал вас, как крупную дрянь. Ведь в расходную книгу секретных фондов вы сегодня запишете на меня всю тысячу.

Полковник вскочил и бросился к барону.

– Вы с ума сошли! Я пристрелю вас!..

– Пристрелите своего же золотого осла?! Вряд ли…

Полковник выхватил пистолет. Барон втянул голову в плечи, закрыл лицо руками. Он не видел, как из-за портьеры выскочил Вольф и выбил из руки коменданта оружие. Барон отнял руки от лица, и воспаленные красные глаза его встретились с твердым взглядом Вольфа.

– О каком человеке вы тут бормотали? – спросил Вольф барона.

– Я… я еще не знаю, кто он…

Тяжелая рука Вольфа легла на плечо барона.

Всякое желание сопротивляться исчезло. Барон снова был послушным филером.

– Это русский. Он бежал с «Марты», – бормотал он.

– Он жив?!

– Мне остается узнать, где он скрывается.

Вольф кивком выразил удовлетворение.

Барон, пятясь, толкнул спиной дверь и поспешно захлопнул ее за собою.

Подарок Элли

Уже несколько дней Житков находился в суровом убежище, куда привели его Нордаль и Элли. В пещере было не слишком уютно. Но Элли оказалась права: это уединенное место было единственным, где Житков мог чувствовать себя в безопасности. По ночам девушка навещала его, приносила пищу. Часами сидела она на корточках у входа в пещеру, не спеша рассказывая о жизни острова или слушая его рассказы о России.

Когда солнце уходило за горизонт настолько, что длинные тени соседних гор заслоняли вход в пещеру, они садились у входа, и Житков с жадностью подставлял лицо свежему морскому ветру. Он отдыхал от влажной духоты пещеры, от вынужденной неподвижности.

В эти дни Элли была единственным человеком, чей голос слышал Житков. Ему нравилась эта живая, энергичная девушка, порой казавшаяся сильной, мужественной, а порой вдруг становившаяся застенчивой, почти робкой.

Это случалось чаще всего, когда они оставались с глазу на глаз в серебряном сиянии ночи. В такие минуты Житков не раз ловил на себе лучистый взгляд ее больших глаз. Он знал, что, кроме забот, ничего не доставляет ей, знал, какое трудное и опасное путешествие совершает она каждый раз, пробираясь к пещере. На пути от поселка к ущелью лежал ледник – один из многочисленных ледников, прорезающих плато острова. Зеркальную поверхность ледяной реки рассекала гигантская трещина. Когда Житков, по пути в пещеру, впервые увидел эту трещину, он невольно подумал, что Элли заблудилась. Нужно было родиться здесь, вырасти на этом острове, среди его гор и ущелий, исходить вдоль и поперек его глетчеры, чтобы с такой уверенностью, как это сделала Элли, найти узкий лаз, ведущий вниз, в самую пропасть, и без колебаний устремиться по нему. Глубоко внизу, в недрах ледяного колодца, было достаточно узко, чтобы без труда преодолеть пространство, разделяющее берега пропасти. Но подъем на противоположный край трещины показался Житкову вдвое сложнее спуска.

Это-то путешествие девушка и совершала еженощно ради того, чтобы принести Житкову термос с обедом и посидеть с ним часок-другой. По ее словам, старый Глан уже сговорился с Нордалем: когда будет подготовлено бегство с острова, Житкова отведут к слесарю. Однако потом этот план изменился. Решили, что пребывание беглеца у Нордаля, пользующегося у немцев репутацией неблагонадежного, было бы опасно. Поэтому Нордаль договорился с новым пастором: Житков получит приют в его домике или, если понадобится, даже в церкви.

Сегодня ночью Элли пришла к Житкову особенно оживленной. Все шло отлично. Адмирал получил у немцев разрешение на дальний лов. Через два дня он уходит в море, а вместе с ним – Элли. Они возьмут Житкова и высадят его на дальних островах, куда заходят промысловые суда с материка.

– Я рада за вас! – сказала Элли.

Но в тоне ее Житкову послышалась грусть:

– Что с вами, Элли?

– Нет, нет… ничего! – Она отвернулась.

– Элли… – удивленно пробормотал Житков.

Он притянул к себе девушку и крепко поцеловал ее. Элли вырвалась.

– Так не нужно!.. – пробормотала она, отвернувшись, и стала тереть щеку, в которую ее поцеловал Житков. Потом с деланной веселостью сказала: – Вот, посмотрите лучше, какой подарок я вам принесла.

И протянула Житкову старую трубку-носогрейку.

– Спасибо. Теперь мне остается только разжиться табачком, – усмехнулся Житков.

Элли с торжеством вытащила из кармана кожаный кисет, украшенный ярким изображением национального флага.

– Это вам от отца… А трубка – от меня. Я нашла ее недавно на берегу.

Они поговорили еще несколько минут. Прощаясь, Элли сказала:

– В следующий раз я приду уже для того, чтобы отвести вас к пастору.

Когда Житков, нагнувшись к фонарю, стал набивать трубку табаком, сердце его едва не остановилось: донышко старого чубука было заделано монеткой, совсем маленькой серебряной монеткой. Да это же трубка Бураго, та самая трубка, которую он в свое время получил из рук Мейнеша у ворот музея! Но как могла она оказаться на берегу острова Туманов? Должно быть, Мейнеш снова завладел ею, пока Житков был болен, а потом потерял здесь. Или она побывала в руках Витемы?..

– Эй, Элли!.. Эй!

Только эхо откликнулось на его зов. Житков подбежал к трещине. Но найти спуска он не мог. Тогда, свесившись через край пропасти и забыв об осторожности, он крикнул вниз:

– Элли!..

Эхо, похожее на грохот снежного обвала, ответило из пропасти. Житков в испуге отпрянул. Ему показалось, что от этого страшного шума рухнут ледяные стены.

Он вернулся в пещеру, снова взял трубку и стал ее разжигать. Но трубка плохо тянула. Житков вынул мундштук, чтобы продуть его. Из мундштука торчал кусочек бумажки. Житков вытащил его и хотел бросить в огонь, но заметил, что на бумажке что-то написано. Развернув испачканный никотином листок, он прочел: «Ищите меня на „Марте“. А.Б.»

Житков узнал руку Бураго.

Глава шестая. Пленники Острова Туманов

Живчик доцента Фалька

– Я не завидую ангелам и прочим небожителям. Ведь говорят, будто господь-бог, создавая человека, избрал образцом свою собственную персону. Любой бронтозавр – сущий ягненок по сравнению с этой копией господина Саваофа. Вы не находите? – Фальк со смехом отставил колбу и пожелтевшими от реактивов пальцами поднял стакан с пивом. – Скооль, дорогой друг! – Он большими звучными глотками отпил пиво. – Подчас я становлюсь отвратителен самому себе. Хочется бросить все, раз навсегда отказаться от своего страшного открытия, сделать так, чтобы человечество никогда о нем не узнало. Хочется перестать быть самим собой – не быть подобием всевышнего. Слишком много жестокости в этом проклятом подобии!