Короли в изгнании - Макс Мах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в нескольких километрах от Заячьего Лба, по другую сторону Легатовых полей, за жидкими цепями передового охранения, за огромным военным лагерем спал в своей палатке князь Вер. Он бился весь день с максимальным напряжением сил, и это было непросто даже для него. Даже волшебное Серебро не делает человека богом, как не делает его богом и волшебное Золото.
Лика по-прежнему стояла на высокой скале, торчащей из стылых вод Ледяной. Она не устала и не ощущала ни холода, ни неудобства, как не ощущала и голода и самого хода времени, лишь отмечая его равнодушным сознанием. Здесь, на скале, она провела почти весь прошедший день и всю ночь, встретив мрачный туманный рассвет. Перед ней на равнине медленно и тяжело просыпались обе измученные и обескровленные армии. Солдаты совершали свои обычные, необходимые в этот ранний час дела: умывались (те, кто умывался), облегчались (практически все), что-то ели (кто жадно, а кто нехотя) и что-то пили, поправляли снаряжение, проверяли оружие. Но, в конце концов, подчиняясь неумолимой воле рока («Ветры Шацсайи[43] дули им в спину»), все равно двигались к полю смерти (они уже начали называть Легатовы поля Смертными), чтобы продолжить сегодня то, что не завершили вчера. Начинался второй день великой битвы аханков и гегх.
Солнце едва показалось над верхушками деревьев Королевской Десятины, и сизый туман еще стелился над стылой землей Легатовых полей, когда аханки атаковали, бросив в бой всех еще остававшихся в строю рыцарей. Ощетинившийся опущенными копьями рыцарский бивень был направлен прямо в сердце гегхского построения. За ним, оставаясь до времени позади, но все больше смещаясь вправо по мере приближения к гегх, двигалась легкая кавалерия – восемнадцать регулярных сабельных рот, не участвовавших в сражении, бушевавшем накануне. Замысел пославшего их в бой был очевиден. Таранный удар рыцарей должен был опрокинуть гегхское каре, а легкая кавалерия – атаковать гегх во фланг. Ответ Круга воев был прямолинейно прост и вполне ожидаем, если учитывать их традиции. Они встретили аханков в плотном строю, твердо стоя на занятой позиции.
Расстояние между армиями было значительным, а поле боя за вечер и ночь освободилось трудами похоронных и лекарских команд от убитых и раненых накануне, так что аханки успели набрать скорость и сомкнуть строй. Неумолимое и все более ускоряющееся движение бивня, идущего в атаку навстречу встающему над гегхским каре солнцу, было исполнено грозной мощи и мрачного величия. Казалось, ничто не способно остановить этот железный поток, но вои гегх, не дрогнув, приняли удар тяжелой кавалерии на длинные пики. Три залпа вейгов[44] – кое-кто из лучников успел послать даже четыре стрелы – и длинные (до пяти метров) пики ополченцев Северного Ожерелья[45] сломали острие бивня, однако не смогли полностью остановить набравшую скорость бронированную лавину.
Рыцарские кулаки[46] вломились в центр гегхского фронта и увязли в нем, прорезав его почти до середины. Теперь тяжелые прямые мечи, булавы и выставившие наружу стальные острия скорпионы бросивших копья рыцарей противостояли алебардам, глефам[47] и пружинным вилам горожан и рыбаков с океанского побережья.
Начался яростный и кровавый поединок всадников и пеших воинов. Здесь не было и не могло быть жалости и пощады, и древние правила войны уступили место жестокой необходимости и вызревшей до конца ненависти. Пленных не брали. Одни, потому что не могли сделать этого в принципе, даже если бы захотели, другие – потому что изначально не имели такого намерения. Рыцари отчаянно рубили гегх, раздавая смертельные удары во все стороны, давя воев массой своих могучих боевых коней, но и ополченцы, имевшие численное превосходство, не оставались в долгу, медленно, но неумолимо обтекая рыцарский строй и как бы втягивая его в себя, переваривая по одному – по два.
Между тем, пока гегхские пехотинцы вырезали цвет аханского рыцарства, сабельные роты вышли им во фланг, готовые поставить печать на смертном приговоре, вынесенном богами гегхскому королевству. Но, как оказалось, гегх были к этому готовы. И к этому тоже. В самый решительный момент, когда аханская кавалерия, совершив перестроение, уже изготовилась нанести последний удар, который должен был стать отнюдь не ударом милосердия, хотя и с тем же результатом, жестокая рука войны бросила на чашу весов рейтаров графства Нор. Вороные кони вынесли облаченных в светлые кирасы рейтаров из-за спины дерущегося не на жизнь, а на смерть и утратившего уже форму гегхского каре, и отчаянные всадники с ходу ударили по идущим в атаку аханским регулярам. Как рубанок, срезающий слой дерева с заготовки, они прошли вдоль развернувшегося фронта аханской лавы, ряд за рядом вскидывая левую, удлиненную пистолетом руку, как будто в дружеском приветствии. Но это было приветствие, шлющее смерть. Гром слитных залпов заглушил на время тяжелый гул боя, и облака порохового дыма скрыли от Лики продолжение этого страшного и красивого действа. Впрочем, она знала, что происходит сейчас под пологом белого с серыми пятнами облака, накрывшего столкнувшихся противников. Выстрелив, рейтары, не имевшие времени, чтобы перезарядить свое смертоносное оружие, брались за прямые обоюдоострые мечи и бросались на аханков. Сабельная атака на гегхское каре захлебнулась, и вместо этого рядом с первым возник второй очаг жестокой резни.
И снова, как уже случалось с ней накануне, Лика нечувствительно перешла из одного мгновения далекого прошлого в другое, потеряв по пути почти семь часов быстротекущего времени. На Легатовых полях снова бушевало яростное сражение. Массы пеших воинов двух противоборствующих армий опять сражались без планов и сколько-нибудь эффективного руководства, повинуясь чувствам, если не инстинктам, более, чем разуму или воле своих командиров. Кое-где были видны отдельные схватки, в которых участвовали всадники, но в целом, если отвлечься от подробностей, если не видеть отдельных страдающих, сражающихся и умирающих людей, впечатление было такое, как будто в огромном котле перекипает какое-то жуткое ведьмовское варево.
Но время пришло. Взгляд Лики безошибочно выделил главное. В куче изрубленных тел лежали сломанные носилки, и человек в черных изодранных одеждах тянул мертвую руку к откатившемуся в сторону серому невзрачному шару. А вокруг лежали вповалку, там, где их настигла остроклювая с алым оперением смерть, рыцари эскорта и «монахи». Но зато в бой вступила сама принцесса Сцлафш.
Рыцари конвойной сотни сомкнули строй и врезались в гущу сражающихся. Они не разбирали своих и чужих, они рвались вперед. Их движение, как это виделось Лике с ее скалы, было похоже на полет золотой пули в густом, как патока, воздухе. Медленно, но неумолимо «пуля» малого бивня прожимала себя сквозь кипящий вокруг нее яростный бой. Присмотревшись, Лика увидела, как сражаются рыцари в золотых кольчугах. Они бились каждый сам по себе и все вместе, поддерживая один другого и защищая идущую вместе с ними Сцлафш. Они были великолепны. Сильные и зрелые бойцы, они яростно рвались к единственной цели, к идущему им навстречу Ойну Круга воев.
В центре конвойного бивня, положив на плечо тяжелый полутораручный меч, легко шагала принцесса Сцлафш. Она по-прежнему была в своей простой черной броне, голова ее была обнажена, а шла она так, как если бы вокруг нее не происходило ничего, заслуживающего внимания. И от нее веяло таким запредельным холодом, что Лику, впервые за все это время, пробрал самый настоящий озноб.
Потеряв по пути всего несколько бойцов, бивень продвинулся уже на треть расстояния, которое ему предстояло пройти. Однако теперь отряд Сцлафш атаковали многочисленные и сильные враги. Полурота гвардейцев гегхского короля, вооруженных мечами и боевыми топорами, набросилась на конвой принцессы, и бой между ними быстро превратился в кровавую свалку.
Лика метнула быстрый взгляд на князя Вера. Он приближался с другой стороны. Его путь был усеян телами мертвых и умирающих. Создавалось впечатление, что тяжелый крестьянский плуг прошел через размокшее после обильных дождей поле. Сражающиеся люди медленно и как бы нехотя занимали образовавшуюся борозду – след движения Ойна. Как и накануне, он двигался на острие атаки, и мечей в его руках не было видно, как не видно крыльев мельницы, раскрученных ураганным ветром. Мечи его были великолепно стремительны и ужасающе смертоносны. За плечами Вера шли мечники и алебардщики. Кровь лилась рекой, куски тел и ошметки стальной брони разлетались вокруг.
Сейчас Ойн и его люди ударили в заслонивших им путь Гарретских Стрелков. Стрелки, обескровленные еще в утренние часы, выставили перед собой копья и, встав плечом к плечу, – их оставалось уже совсем немного, – бестрепетно встретили гегхский удар. Сражение на Легатовых полях достигло кульминации. Взаимная ненависть и жажда убийства были столь высоки, что, если бы не смертельная усталость измотанных многочасовым боем людей, все могло бы закончиться в считаные секунды. Но в том-то и дело, что обе армии были истощены и обескровлены, солдаты едва имели силы, чтобы поднимать свое оружие, рубить, колоть, наносить удары и удерживать шиты в ослабевших руках. Считаные бойцы сохранили еще силы для чего-то большего, чем безнадежное «бодание» на истоптанной, раскисшей от крови, заваленной телами и оружием земле. Вот они-то, сильные и выносливые воины, и должны были решить исход сражения.