«Бис» — исход (СИ) - Плетнёв Александр Владимирович

«И чего это меня так кинуло горячиться? Не выходит из головы это проклятое додуманное 'эскадра домой не дойдёт»? Наверное. Ещё и Иван Ефимович навёл драматизму: «….обуза, погубят нас всех!», тоже мне…

А если всё же по порядку и опираясь на факты, из тех, что мы знаем за противника?

Для начала: информация о всего двух авианосцах у британцев в оперативном доступе по всем признакам оказалась верной. Не соврал этот кап-раз Скопин.

Основа: нейтрализация ударной мощи вражеского авианосного соединения для нас исчерпывается уничтожением ударных самолётов данного соединения. Этого, черт всё возьми, и достаточно! Что нам могут сделать пустые плавучие палубы и осиротевшие ангары? Пусть там… с десято к-полтора истребителей да несколько штучно уцелевших бомбардировщиков и торпедоносцев. Это не аргумент. Небо, как видели, и до конца дня оставалось чистым, противник не удосужился даже выслать воздушную разведку, и если после первого налёта «палубников» не произошло второй волны, значит, нечем было.

Какова при этом будет оценка англичанами результативности их первого удара? Наверняка крайне низкая, чтобы там при всей сумбурности воздушного боя не докладывали вынувшиеся пилоты и экипажи. И если у наших оппонентов всё здраво с логикой расчётов, а с этим у них всегда было здраво, что им остаётся думать?..

Правильно: отразив воздушный налёт, не получив никаких явных повреждений, сохранив скорость, вне надобности экономить топливо развив полный ход, к утру советская эскадра окажется там, где её прикроет не только базовая авиация, но и подоспевшие корабли Северного флота. Для англичан в этом случае ни новая атака силами авиации, чем бы там они к тому времени не располагали, ни надводный артиллерийский бой, успей они подтянуть свои эскадры, уже немыслим. Поскольку потери будут несопоставимы с потребностями'.

Рассуждая в таком ключе, Гордей Иванович совсем успокоился. Даже с оговоркой, что все эти измышления (абстрактно верные) строились исключительно на том, что текущее положение и местоположение советской эскадры противнику не известно.

«Подобный подход, пожалуй, будет слишком упрощённым. Все ли аргументы исчерпали англичане? Возможно, что и нет, — он даже прикрыл глаза, вообразив развязавшийся ночной бой. Нет, не со старыми и тихоходными линкорами под флагом вице-адмирала Бонэм-Картера, — этот может попросту не успевать. Как знать. А вот стремительный бросок в торпедную атаку отряда эсминцев, в течь как до этого — с лидерами в виде нескольких крейсеров, включая тяжёлые, это вполне им по силу». Заочно признавая: — Как и в их стиле.

По крайности, признавая и то, что никаких предпосылок к подобному броску пока не прослеживается. За отсутствием основного признака — попытке нащупать их РЛС,

— Правильная организация подобной атаки в ночных условиях без обнаружения и активного сопровождения целей радаром маловероятна! — обвёл мутным и злым взглядом собравшихся офицеров командующий, сам смоделировав, сам же опровергнув ситуацию.

И сам же вновь нагнетая:

— В упорстве на море англичанам не откажешь! В конце концов, сами создав о себе миф и традицию, ещё со времён пирата Дрейка и других отморозков, вбивая в голову своих офицеров, что только решительными действиями можно добиться успеха. И у них чёрт бы их побрал, вполне получалось!

В потребности отселектировать близкие и (допускается) угрожающие источники радиолокационных излучений — какие-то затухающие и не классифицируемые, по докладу с «Кондора» их радиотехнические служба улавливала регулярно, но не предметно. Явно работали отдалённые объекты, находящиеся за радиогоризонтом.

То же касалось и периодически перехватываемых радиосообщений, не поддающихся конкретной пеленгации. Эфир не пустовал: давали свои фоны береговые радиостанции (сказывалась близость Норвегии), на определённых частотах звучали обрывками голоса, чаще непереводимо (шифром) «морзянило», велись регулярные передачи на длинных волнах, некоторые из которых в радиорубке флагманского линкора относили к британскому кодированному трафику.

Втайне Левченко хотел бы надеяться, что одна из этих строчимых шифровок, не что иное, как консультации командующего оперативным британским соединением с Лондоном о бесперспективности дальнейшего преследования противника.

И где-то там позади, так же скованные ночью вражеские корабли, по команде начинают ворочать носы к западу, убираясь восвояси.

Потом после совещания они посидят ещё с начальником штаба…

— При всех оговорках, задержимся мы, конечно, существенно. Но что существенно изменится? Вышедшим в поддержку кораблями Северного флота не получится встретиться с нами в назначенное время в расчётном месте? Допустим.

Допустим лёгкий крейсер «Мурманск» и какая-то часть эсминцев, в ущерб противолодочного обеспечения «Архангельска», сейчас же двинет на полном ходу нам навстречу. Особого смысла я в том не вижу. Оперативные планы на завтра нам следует строить, опираясь в основном на поддержку ВВС флота.

— Гордей Иванович, — с укоризной оттянул капитан 2-го ранга, — какие уж тут нам оперативные и прочие тактические планы, когда остаётся одно — возможным полным ходом бежать до дому. Ночь протянем. День — поглядим… авиация прикроет, свинья не съест. Вот до руководства достучаться бы не помешало. Сообщить о нашем пришельце.

— Опять вы за своё, — почти вздохнул Левченко, — говорю же, рано. Вам-то оно зачем?

— Во-первых, поднять ставку, чтобы там, — кавторанг махнул рукой, изобразив высокие ранги, — понимая важность и серьёзность дела, дали соответствующую команду Головко* — обеспечить, сопроводить, прикрыть, непременно и вопреки…

— У них и так есть понимание важности нашей эскадры. Думаете, Ставка не расставила приоритеты?

— Во-вторых, — упрямо нажал помощник, — пора думать о том, как всё порешать, когда придём в базу. Начальство неожиданностей не любит. От нас требуется дать вменяемую характеристику ситуации, при всей её своеобразности… даже не приставляю, под каким всё это соусом предоставить и как они там на это отреагируют. Здесь вступят в силу принципы строжайшей секретности, прерогативы Особого отдела. И политотдела. Причём не местных северо-флотских, вопрос должен и будет решаться на высшем уровне, проинформировав. Москву. Оттуда направят опергруппу непосредственно и напрямую с Лубянки. А там товарищи серьёзные. Я не говорю о сами знаете ком!

Сколько на таком крейсере, как наш «гость» примерно экипажа?

— С тысячу…

— Значит, в комитет по встрече присовокупят и конвойную роту НКВД.

— Конвойную?

— Не надо на меня так смотреть, тут нет понятий «некрасиво», «нечестно». Надо и о себе подумать. Если мы не сделаем всё правильно, с нас же взыщут, не посмотрев на заслуги, сами говорили, Я не какой-то там негодяй, я по-человечески. Пришлым в любом случае придётся отсиживаться пока на своём корабле. Я так полагаю, тут без вариантов, пока не решат, куда их определить, до и для выяснения — кто они и какой присяги-партии.

Я говорю о наших! Люди придут с моря, с потерями, с победой, им на берег сойти захочется, в увольнительную. К бабам, мать их… С нашими как быть? Никого так просто с кораблей Особый отдел не отпустит. Организуют карантин, пропустят через фильтр допросов: кто что знает, что видел, что слышал, что думает, подозревает…

Помните, как он там сказанул «станут невыездными»⁈ И таких будет немало, те, кто контактировал близко и напрямую, и даже косвенно. Утечки, даже намёка, допустить нельзя.

И нам с вами, кстати, тоже перепадёт, боюсь, тоже ждёт долгий не выездной карантин. Сами ж говорили, нет у нас других вариантов.

— Нарисовали вы… картину маслом, — Левченко скис. Он и сам примерно в том же ключе видел — как вся эта история с пришельцами может и будет реализовываться после. По прибытию. Однако с уст начальника штаба всё это прозвучало как-то уж совсем не в радостном цвете.

Попытался сгладить:

— Всё вы верно, Иван Ефимович, расписали, добавить нечего. Могу лишь предположить, что потом, когда на этот крейсер прибудут специалисты для изучения: оружейники, корабелы, электронщики… дюже много «невыездных» получится. А? И мы среди всех прочих будем так… затерявшимися на шкентеле.