Во имя государства (сборник) - Юлия Латынина

– Стало быть, – сказал Андарз, – вы подозреваете, что Иммани был ограблен Амадией и его осуйским сообщником?

– Более всего, – сказал Нан, я подозреваю самого Иммани. Он мог инсценировать ограбление сам. Он мог зарыть где-нибудь свою одежду или бросить ее в реку, а ценные вещи спрятать в укромном месте. Через несколько недель он мог вернуться и выкопать укрытое, благо застава находится в четырех часах езды от столицы. Мне также известно, что он поддерживает тайную связь с одной женщиной из Осуйского квартала: он мог передать поклажу ей. Возможно, Иммани даже не знал о содержании письма, а хотел просто украсть подарки, которые наместник Хамавн переслал брату. Только через несколько недель, вернувшись за добычей, он мог обнаружить, что у него в руках. Вся эта история с отпущенными слугами и с разбойником, которого никто не видел, кажется очень подозрительной. С другой стороны, если разбойник приложил усилия, чтобы Иммани его не видел, – это могло быть оттого, что Иммани разбойника знал. Так, например, Шан’гар, варвар по происхождению и человек неимоверной физической силы, предан вам, но терпеть не может Иммани. После того как слуги известили о скором приезде Шан’гара, варвару ничего не стоило проскакать эти четыре часа до Козьей дороги, залезть на дерево, подкараулить Иммани и ограбить его. Наверняка он просто хотел проучить Иммани за донос касательно алхимии, но потом увидел меж строчек письма миллион, и этот миллион встал между ним и его верностью.

– Да, – сказал Андарз, – удивительные вещи происходят с людьми, когда миллион встает между ими и их верностью…

И рассеянно посмотрел на документы.

– А вы как попали во флигель? – спросил внезапно господин Андарз.

Нан махнул рукой, и в жесте его была чуть большая легкость, чем та, что дозволена молодому чиновнику перед вельможей девятого ранга.

– Тут главное, – сказал судья Нан, – чтобы Иммани не знал, что это я был во флигеле. Вы как-нибудь… успокойте домоправителя… Скажите ему, что эти бумаги у вас, а не у Нарая. А то он черт знает чего из страха может выкинуть.

В усадьбе господина Андарза жил слепой солдат: глаза ему вынули варвары, чтобы заставить его сучить шерсть, и он сучил шерсть десять лет, пока Андарз его не отвоевал. Этот старик хорошо знал обычаи варваров и любил поговорить, и он рассказал Шавашу, как Шан’гар убил брата Андарза, Савара.

Отвоевав столицу Хабарты, Андарз сделал своего брата Савара наместником Хабарты, и они принялись воевать вместе: Савар воевал в западной Хабарте, а Андарз – в восточной, он воевал хорошо и в битве у Бараньего Лога убил в поединке князя Полосатых Холмов.

В это время у ласов было в обычае посвящать молодых людей в воины. Новому воину подстригали волосы, и ему вручали оружие самого знатного человека из тех, кого он убил. Чтобы в воины не посвящали людей недостойных, пиры, на которых посвящали в воины, устраивались родственниками тех, кого воин убил.

Через месяц после битвы у Бараньего Лога новый князь Полосатых Холмов пригласил Савара на пир. На этом пире Савару подстригли волосы, посвящая в воины, и подарили шлем и меч покойника. Ласам казалось непорядочным, чтобы такой сильный боец не был посвящен в воины.

А через месяц Савар пригласил на пир всех вождей варваров и обещал подарить каждому меч и шлем. Всем хотелось получить меч из рук такого богатого человека и доблестного воина. Савар разбил в садах перед столицей провинции шатры, и воинов-ласов по очереди вводили в шатры и убивали. Он убил всех, кто пришел на пир, числом восемьдесят четыре вождя, а потом приказал надеть на каждого берестяной шлем и дать в руки каждому деревянный меч и отправил трупы домой.

Шан’гару, самому младшему из княжьего рода, не было и двенадцати лет, и ему еще не делали прически воина, и поэтому его не взяли на этот пир. Шан’гар, оскорбившись, переоделся в крестьянскую одежду и тайком проследовал за отцом и тремя старшими братьями. Он спрятался в садах и видел, какой пир задал наместник своим друзьям-ласам.

На следующий день наместник выехал с войском в поход, чтобы доесть остатки народа ласов, и перед городскими воротами к его коню подбежал крестьянский мальчишка в шапке с красной лентой, на которой было написано «прошу справедливости». Наместник наклонился, чтобы выслушать жалобу, а мальчишка воткнул ему в горло железный прут. Наместник свалился с коня, мальчишка вскочил на коня и ускакал. У наместника был лучший конь в войске, и догнать коня не смогли. От этого железного прута наместник захворал и через десять дней умер на руках рыдающего Андарза.

После этого Андарз повел войска в земли ласов, и те, видя, что у них не осталось ни одного взрослого вождя, запросили мира. Андарз потребовал выдать убийцу брата, и женщины племени привели Шан’гара в шатер Андарза со связанными руками. Мальчишка был длинный, как угорь, и грязный, и когда Андарз положил ему руку на плечо, он немедленно тяпнул Андарза за палец.

Все ожидали, что Андарз казнит убийцу брата самой нехорошей из смертей, но Андарз сказал, что брат его поступил бесчестно, хотя и правильно, убив доверившихся ему людей, и оставил Шан’гара в живых.

В Час Мыши Нан явился во дворец, в кабинет Нарая. Императорский любимец сидел за столом, а в коробочке перед ним лежали фальшивые банкноты. Господин Нарай показал одну из них Нану. Это была «розовая» ассигнация стоимостью в десять журавлей. Ассигнацию выкрасили в пурпурный цвет, цифрам подрисовали ножку и превратили «десять» в «сто».

– Удивительное дело, – сказал Нарай. – Каждый человек понимает, что, если перекрасить ассигнацию и подрисовать на ней цифры, – это преступление. Но если, допустим, человек покупает за десять журавлей штуку шелка, а потом перепродает ее за сто журавлей, – чем это отличается от перекрашивания ассигнаций? Некоторые говорят, что перекупщик затратил время, проявил хитрость и смекалку. Но разве тот, кто перекрашивал ассигнацию, не затратил времени и смекалки?

Молодой судья согласился с рассуждением господина Нарая.

– Хотел бы доложить вам о результатах своей поездки в Козий Лес, – сказал Нан, кланяясь и протягивая доклад.

– Оставьте, господин Нан! – поморщился Нарай. – Дрязги рабов и сплетни женщин, мелкие раздоры большого дома, господин, который стравливает слуг, как петухов: мудрено ли, что любой из них перегрыз бы ему шею, если б нашел способ уберечь при этом свою? Государственному мужу не подобает забивать голову пустяками, все его мысли должны быть о благе народа.

Чиновники сели и заговорили о тринадцати видах учета. Суждения господина Нана все были самые проницательные.