Ключи от рая - Ричард Дейч

— Насколько все плохо?

— Опухоль уже везде.

К этому Буш оказался не готов; он был настроен на то, чтобы разорвать Майкла на части. Услышав это признание, полицейский начисто забыл о своем гневе.

— О… Майкл… Я могу чем-нибудь помочь?

Майкл не ответил, лишь молча посмотрел на него, и его глаза наполнились раскаянием и страхом.

— Я понимаю, как тебе больно…

— Я совершил один поступок, — тихо произнес Майкл, понурив голову.

— Что? — Буш уже больше не хотел получить ответ на этот вопрос. — Что ты сделал?

— Я проклял Мэри.

Буш в смятении прищурился. Теперь его мысли были уже не только о Мэри.

— Я уничтожил все, во что она верит.

— О чем ты? Ты не виноват в том, что у нее рак.

— Говорят, тем, кого мы любим, всегда приходится расплачиваться за наши грехи.

— Чушь собачья! Болезнь Мэри никак не связана с тем, кто ты такой, что ты совершил в прошлом.

— Ну почему это не я лежу на больничной койке?

— Слушай, немедленно гони прочь такие мысли. Конечно, все это очень печально, но ты тут ни при чем. Не все в этом мире зависит от нас. Что-то происходит помимо нашей воли.

— Больше всего мне хочется повернуть время вспять…

— Что ты хочешь сказать? — спросил окончательно сбитый с толку Буш. — Майкл, объясни, черт побери, что произошло?

— Я летал в Европу. — Майкл помолчал. — И украл два ключа.

Буш закрыл глаза. Он догадывался о том, что Майкл был за границей. Сегодня он собирался добиться от Майкла этого признания, однако все произошло совсем не так, как предполагалось. Вопреки всему Буш надеялся, что найдется какое-то разумное объяснение, ибо, если целью путешествия Майкла было преступление, полицейский попадал в очень незавидное положение.

— Ничего мне не говори…

— Я украл эти ключи для того, чтобы оплатить лечение Мэри.

— Проклятье, так я и знал. Ты же мне обещал!

— Да, я много чего обещал.

Казалось, гул посетителей бара стал громче. Буш никак не мог поверить в то, что все вокруг веселятся, в то время как жизнь его лучшего друга рассыпается прахом.

— Майкл, это очень серьезно…

— Я продал ключи некоему Финстеру…

— Это гораздо хуже, чем нарушение условий досрочного освобождения. Я…

— Это сам дьявол, Поль. Я продал эти ключи дьяволу, — тихо произнес Майкл, по-прежнему не в силах поверить собственным словам.

— Майкл?

— Я продал их дьяволу. Это были ключи от небес, ключи от Врат рая.

Буш сидел, оглушенный, не зная, как отнестись к нервному срыву, которому стал свидетелем. У него на глазах Майкл буквально развалился на куски, а он понятия не имел, что делать.

— Майкл, ты несешь полную чушь. — Буш подался вперед. — Послушай, я понимаю, каково тебе сейчас приходится…

Майкл посмотрел ему прямо в глаза.

— Я говорю правду.

Буш понял: Майкл верил в то, что говорил. Это его напугало. Ему уже приходилось иметь дело с преступниками, попадавшими в категорию сумасшедших; он знал, что они искренно верят в свой собственный обособленный мирок, в свои собственные понятия добра и зла, справедливости и беззаконии.

— Ты действительно веришь в то, что встретился с…

— Неважно, во что я верю, — оборвал его Майкл. — В это верит Мэри. Я отнял у нее единственное, что она ценит больше всего на свете: веру, загробную жизнь.

Как ни возненавидел себя за это Буш, слова Майкла привели его в ужас: он понял, что его лучший друг окончательно спятил. Буш понятия не имел, как себя вести в такой ситуации; подобными деликатными вещами всегда занималась Дженни. Сам он привык действовать прямолинейно и грубо. Поэтому, торопясь опередить заполняющую сердце панику, он поспешил свернуть туда, где чувствовал себя уверенно. Он еще не потерял надежду вернуть Майкла к действительности.

— Послушай, приятель, у нас другая, гораздо более серьезная проблема.

Майкл подался вперед.

— Ты нарушил условия досрочного освобождения. В первую очередь нам необходимо разобраться именно с этим.

— Это самое последнее, что сейчас меня волнует.

— И напрасно. Не исключено, что тебе предстоит отправиться обратно за решетку.

— Я говорил с тобой как с другом.

— Ты мне друг, Майкл. Но закон есть закон. Если кто-либо прознает про то, что ты покидал пределы страны, а это рано или поздно обязательно произойдет, — добавил Буш, вспомнив угрозу Тэла, — мы оба окажемся в полной заднице. Это закон, Майкл, и ты его нарушил… умышленно.

— Я должен исправить содеянное. — Майкл даже не обращал внимания на собеседника.

— Майкл, у тебя нервное расстройство. Ты винишь себя в болезни Мэри.

— Я должен идти. — Поднявшись на ноги, Майкл бросил на Буша обвиняющий взгляд. — Спасибо за помощь…

Его сарказм больно ужалил Буша.

— Майкл, я не могу отпустить тебя. — В голосе великана-полицейского прозвучали властные нотки; он встал из-за столика, выпрямляясь во весь рост.

— И что ты намереваешься сделать — посадить меня в тюрьму, когда моя жена умирает?

К Бушу вернулось то отвратительное настроение, с которым он входил в бар. Майклу с успехом удалось переложить чувство вины на плечи друга. Буш внутренне кипел.

— Будь ты проклят…

Но Майкл ушел прочь, пробормотав себе под нос:

— Я уже сам себя проклял.

Дети вопили как одержимые. Малыши Буша были привязаны друг к другу гораздо сильнее, чем просто брат и сестра, и практически не разлучались. Они носились по кухне с пластмассовыми томагавками и световыми саблями, демонстрируя энергию, которую можно увидеть разве что у гепарда, преследующего добычу.

Буш, словно окруженный звуконепроницаемым колпаком, молча ковырялся в тарелке с ужином, не обращая внимания на орущее потомство. У него не было настроения говорить; у него вообще не было настроения ни на что. Он терял двух своих самых близких друзей: одна стала жертвой рака, другой — безумия, и Буш ничем не мог им помочь. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. И, что самое страшное, Майкл его предал. Ну как он мог так поступить после всего того, что было для него сделано? У Буша в душе образовалась зияющая пустота, как будто все, за что он боролся, унесло прочь порывом ветра.

Дженни сидела напротив. Она тоже хранила молчание. Поль часто возвращался с работы в таком состоянии, полностью лишенный жизненных сил. Дженни понимала, что лучше не трогать мужа; когда он захочет поговорить, если такое вообще произойдет, она его выслушает. Как правило, Полю становилось легче после того, как он снимал груз с души; но иногда боль от переживания случившегося заново при рассказе о нем слишком пугала, и тогда приходилось ждать недели, а то и годы, чтобы пелена времени прикрыла ее, лишив остроты. Поль любил свою жену, а она любила его — и это было фундаментом. Иногда определенные вещи бывает лучше пережить врозь.

Дети продолжали носиться по кухне, и звуконепроницаемый колпак, которым окружил себя Буш, потихоньку начинал трескаться. Дженни чутко уловила раздражение мужа.

— Эй вы, двое, нельзя ли чуточку потише, а? — сказала она, надеясь избежать неизбежного.

Но, разумеется, дети есть дети; они лишь стали носиться быстрее, кричать громче, надрывая легкие. И вдруг, пробегая мимо стола, Робби неловко махнул рукой и зацепил стеклянный графин. Графин упал на пол и разбился вдребезги — во все стороны брызнул лимонад.,

Разъяренный Буш вскочил с места.

— Почему вы никогда не слушаете мать? Вы не признаёте никаких порядков! У вас нет ни капли уважения к родителям, и мне это надоело. Моему терпению пришел конец; так продолжаться дальше не будет, вы меня слышите?

Перепуганные малыши стояли не шелохнувшись. Объятые ужасом, они не плакали, а только дрожали от ужаса. Отец редко злился на них, но когда это все-таки происходило, наказание бывало настолько суровым, что слезы не просыхали в течение нескольких часов.

Дженни торопливо выпроводила детей с кухни.

— Все в порядке, ребятки, поднимайтесь наверх. Переодевайтесь в пижамы, чистите зубы, и можно будет посмотреть мультики.

Когда она вернулась на кухню, Поль расхаживал взад и г вперед, потирая лоб, стискивая руку в кулак и разжимая ее снова и снова, словно накачивая грушу тонометра. Он больше не мог держать в себе причину своего настроения.

— Это Майкл. Он нарушил условия досрочного освобождения. И сам признался в этом. Сам признался! — в негодовании воскликнул Буш.

Он рухнул на стул, полностью истощенный, словно эти десять слов явились марафонским забегом. Помолчав, продолжал уже спокойнее:

— Майкл украл что-то в Европе.

— В Европе? А я думала, он уезжал на юг… — Дженни помолчала. — Й что ты собираешься делать?

А что он собирается делать? Буш боялся ответа на этот вопрос.