Мифы и загадки нашей истории - Владимир Малышев

Табу на родине

Работал он в стиле гиперреализма, писал в основном, портреты. А искусствоведы яростно спорили и продолжают спорить о его своеобразном творчестве, некоторые считают полотна русского художника «китчем», другие отмечают большое влияние на него Гогена. В Советском же Союзе на творчество выходца из России было наложено строжайшее табу – ведь он был эмигрантом! К тому же в СССР женщин было принято изображать в стиле социалистического реализма – с отбойным молотком или с веслом в руках. А неподвижно застывшие эротические красавицы Третчикова олицетворяли, по мнению советских критиков, «буржуазное эстетство» и «разложение».

В России он так снова не побывал, но русский язык не забывал. По-английски говорил плохо, а африкаанс, на котором говорило местное население, не знал вовсе. Он собирался приехать на родину, когда рухнул СССР, но уже чувствовал себя старым и немощным для такой дальней поездки. Умер Владимир Третчиков в зените славы в возрасте 93 лет (из них 60 лет он провел в Африке) на своей фешенебельной вилле в пригороде Кейптауна Бишоп Корт, окруженный заботливыми детьми и внуками, в 2006 году. Но последние годы были тяжелыми – его горячо любимая жена, также как и дочь Мими, страдали тихим умопомешательством.

Признания беглеца

В Ленинграде в 1934 году был убит Киров. Но еще и сегодня обсуждаются разные версии этой драмы в Смольном. Оказывается, что почти сразу же после трагического выстрела «в коридорчике» сбежавший в Японию высокопоставленный руководитель НКВД, принимавший участие в расследовании преступления, подробно рассказал иностранной прессе, как все произошло на самом деле. Долгое время о его показаниях в нашей стране было ничего неизвестно.

13 июля 1938 года в Токио в отеле «Санно» состоялась необычная пресс-конференция. Перед журналистами сидел элегантно одетый, отлично выбритый черноволосый и еще моложавый мужчина с длинной сигарой с мундштуком из слоновой кости в руке. Однако опытный глаз мог заметить, что в штатском костюме герой встречи с прессой чувствует себя не вполне ловко. Еще бы! Совсем недавно на нем был ладно пригнанный мундир с тремя ромбами (комиссара госбезопасности 3-го ранга) в петлицах и с орденами высокопоставленного руководителя НКВД. В таком виде перед публикой появился Генрих Люшков, который по приказу Сталина участвовал в расследовании убийства Сергея Мироновича Кирова, первого секретаря Ленинградского обкома партии. Подробно о его судьбе рассказал историк Борис Соколов в своей книге «Русские тайны».

Сфабрикованное дело

«Мои сомнения начались с убийства Кирова в 1934 году, – начал перебежчик, пытаясь оправдать факт своего дезертирства, – Это убийство оказало большое влияние на партию и государство. Я в то время находился в Ленинграде и под руководством Ежова принимал участие не только в расследовании этого убийства, но и в последующих событиях – публичных процессах и казнях». «Перед лицом мировой общественности, – продолжал Люшков, – я должен прямо заявить, что все эти «дела» являются сфабрикованными. Николаев никогда не принадлежал к группе Зиновьева. Из знакомства с его дневниками видно, что это человек неуравновешенный, находящийся в плену диких фантазий, возомнивший себя вершителем судеб человечества и исторической личностью…». Беглый комиссар категорически отверг и версию о том, что к убийству приложил руку Сталин (официально выдвинутую потом Хрущевым). А также опроверг и распространившуюся в то время и снова реанимированную уже в наши дни романтическую историю, будто Николаев убил Кирова из ревности, подозревая в нем любовника своей жены.

Удобный предлог

Говоря об уничтожении Зиновьева, Каменева, Томского, Рыкова, Бухарина и многих других, Люшков заявил, что Сталин использовал благоприятную возможность, представившуюся в связи с делом Кирова, для того, чтобы избавиться от этих людей посредством фабрикации заговоров, шпионских процессов и террористических организаций. «Это происходило не только благодаря истерической подозрительности Сталина, но и на основе его твердой решимости избавиться от всех троцкистов и правых, которые являются его политическими оппонентами и могут представить собой политическую опасность в будущем…». Дал он объяснение и таинственной гибели телохранителя Кирова Борисова. По мнению Люшкова, он погиб в результате простой, а не подстроенной автомобильной аварии. Сталин позвонил в Ленинград и потребовал доставить Борисова на допрос в Смольный. Однако с этого момента до аварии с машиной прошло всего полчаса и за это время, как считает Люшков, организовать убийство при помощи аварии было просто невозможно.

Таким образом, еще в далеком 1938 году «дело Кирова» один из следователей совершенно ясно и недвусмысленно объяснил – партийный лидер Ленинграда стал жертвой психически неуравновешенного одиночки. Однако в СССР на имя Люшкова после его бегства было наложено строжайшее табу, и все, что он говорил в Японии, в том числе и по делу Кирова, стало известно только после краха СССР.

Почему сбежал комиссар

Перейдя к японцам в районе озера Хасан Люшков, который в 1938 году занимал пост начальника Управления НКВД Дальневосточного края, прихватил с собой деньги, предназначенные для оплаты иностранной агентуры, служебное удостоверение и два пистолета. Свой побег чекист объяснил опасением стать жертвой чисток, которые обрушились тогда на «органы» накануне снятия Ежова. Комиссар получил неожиданный вызов в Москву, и понимал, что сразу окажется в подвалах Лубянки. Ведь незадолго до этого до Люшкова дошло известие об аресте его покровителя Израиля Леплевского, главы НКВД на Украине. Хотя на работе в «органах» он старался, как мог. Родившись в Одессе, Люшков уже в 20 лет стал в разгар Гражданской войны стал начальником политотдела бригады, а потом его направили на работу в ЧК. Работал на Украине, Северном Кавказе. Участвовал в беспощадном подавлении бунтов голодных крестьян и истреблении казачества. Словом, у беглеца от «террористического сталинского режима» у самого руки были по локоть в крови. Он это понимал и признался: «Велики мои преступления перед народом, так как я сам участвовал в этой страшной сталинской политике, убившей многих и многих советских людей».

Стали обрабатывать

Разумеется, что «тридцать японских сребреннников» бывший энкэвэшник должен был усердно отрабатывать. Японцы потребовали от него писать справки о структуре НКВД, о советской агентуре за границей, о положении в высшем партийном руководстве СССР, а также насчет вооружения Красной армии. «Разведывательную деятельность против Японии независимо друг от друга, – вещал Люшков, – ведут НКВД, РККА, а также ВКП (б). А этих целях активно используют посольство и торгпредство СССР в Токио. Широко используются и граждане других стран, в частности Германии и США, проживающие в Японии. Кадровые сотрудники НКВД отправляются в Японию под видом жен дипломатов. В частности, агентом НКВД является жена советского посла в Японии Сметанина». Однако о деятельности в Японии группы Рихарда Зорге Люшков ничего не знал и потому не смог его выдать. Зорге был сначала агентом Коминтерна, а потом работал на Разведуправление Красной армии и в НКВД на Дальнем Востоке о его деятельности информированы не были.

Выжав перебежчика, как лимон, японская разведка потеряла к нему интерес, и уже не знала, что с ним делать. Сам Люшков умолял переправить его в США, но японцы не собирались передавать его своим тогдашним противникам. Промелькнули несколько лет, а в 1945 году, когда СССР объявил Японии войну, от него решили отделаться. Его «куратор», капитан японской разведки Такеока в своих воспоминаниях написал, что от Люшкова потребовали покончить жить самоубийством. А когда тот отказался, японцы его попросту пристрелили. Однако историк Борис Соколов не верит в эту версию. Он полагает, что Люшкова под чужим именем тайно переправили из Японии в США, где он тихо прожил остаток своих дней, понимая, что на родине предателя и сталинского палача в любом случае ждет неминуемый расстрел.

Власть соловецкая

Имя Бориса Ширяева мало кому у нас известно. Однако у него была необыкновенная судьба. Когда будущий писатель сидел в первом советском концлагере на Соловках, 84-летний профессор-серб Кривош-Неманич, занимавшийся магией и хиромантией, предсказал, что он умрет в Италии. Ширяев не поверил, однако ему удалось спастись, и свою книгу о советской каторге «Неугасимая лампада» он закончил на Капри. В ней он не только описал все ужасы зарождавшейся тогда в СССР организованной системы рабского истребительного труда, но и привел многочисленные примеры необыкновенной высоты духа, героизма и самопожертвования безвестных мучеников Соловков.

Ширяев вместе с другими узниками прибыл на Соловки на пароходе «Глеб Бокий», названный так по имени известного тогда чекиста. Новую партию осужденных встречал сам начальник лагеря свирепый «товарищ Ногтев». Он выстроил прибывших на берегу и заявил: «Вот, надо вам знать, что власть у нас здесь не советская, а соловецкая! Обо всех законах надо теперь позабыть. У нас свой закон…». Как действует это закон, товарищ Ногтев тут же и показал. Один за другим заключенные проходили мимо будки, в которой он сидел с карабином, хладнокровно убив несколько человек. «Он делал это, – вспоминает Ширяев, – не силу личной жестокости, он скорее был добродушен во хмелю. Но этими выстрелами он сразу стремился нагнать страх на новоприбывших, внедрить в них сознание полной бесправности, безвыходности, пресечь в корне возможности попытки протеста».