Сама себе враг - Анна Михалева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— День-два? — недоверчиво переспросил главный.
— Ну… три-четыре…
— То-то и оно. Да и кто отважится выползти на сцену, когда именно на Офелию уже дважды покушались? — он безнадежно махнул рукой. — Нашему разборчивому убийце, видимо, не нравятся исполнительницы, которых я предлагаю. Так пусть напишет прямо, кого он желает видеть в этой роли. Я уже на все согласен.
— Да вон пусть хоть Ритка Тушина пока побудет Офелией, — Людомиров махнул рукой в темный зал. — Она на всех репетициях была.
Алена посмотрела на сжавшуюся в комочек хрупкую фигурку Риты.
— Кандидатура, которую предложила Маша, мне нравится больше, — признался главный и досадливо взглянул на охранника.
— Я вам не кабуки! — сконфуженно промямлил тот.
— Темнота, — раскатисто фыркнул Федоров, — женские роли в японском театре Кабуки считаются самыми почетными.
— Я вам не японец, — упрямо заявил Борик.
В этом он был прав, уж на кого-кого, а на японца он точно не походил — ни рязанской ряхой, ни сибирским сложением.
— Рита, — позвал главный, решив прервать взрывоопасный спор о национальной принадлежности Борика, — иди на сцену.
Та робко встала, наверное, трясясь от страха. Шутка ли, бросить вызов серийному убийце.
— Давай, давай! Не бойся! — подбодрил ее жестокий Людомиров.
Она пожала плечами и, неуверенно ступая, вышла в проход между рядами.
— Ну-ка стой там! — с неожиданным интересом главный всмотрелся в эту хрупкую фигурку, обтянутую тонкой кофточкой и заканчивающуюся внизу длинным подолом шерстяной юбки-балахона.
— А ведь она Офелия! — зачарованно шепнула Алена онемевшей Насте. — И как это главный раньше не увидел?
21
«Как же так получилось у этого Гамлета? — Алена тупо пялилась в темный экран телевизора. — Как ему удалось и музыку включить, и письмо скинуть сверху аккурат в руки Клязьминой? И вот же, зараза, подбирает такой момент, что никто его не видит. Как вышло, что в разгар репетиции оператор покинул звуковой пульт? Как получилось? Да очень просто получилось: оператора позвали к телефону. И позвала тетка Тая — человек, который вне подозрений. Позвонили ей в костюмерную: «Позовите, — говорят, — срочно Андрея Туманова». Сурово так попросили. Ну она и побежала во всю прыть к пульту. Андрюха, когда трубку взял, ему в ухо: «Я санитар Института скорой помощи имени Склифосовского. Вы Андрей Туманов?» Тот, разумеется, перепугался. «Я», — отвечает. А ему: «Ваша жена Катерина Туманова поступила к нам два часа назад с тяжелой черепно-мозговой травмой. Хотите знать подробности? С вами должен поговорить врач, но, пока я вас искал, он отошел. Не кладите трубку, я сейчас его приведу». Пока Андрей сообразил, что три месяца, как разведен, причем разведен с жутким скандалом, и он — последний из многочисленных родственников и знакомых бывшей супруги, которому будут звонить, если с ней что приключится, прошло минут десять. Но в таких обстоятельствах даже бывший муж с десятилетним стажем не решится покинуть телефон — мало ли что? Вот он сидел в костюмерной, тихо свирепел, а санитар, как назло, куда-то запропастился. Потом прибежал красный Лелик, они еще минут пять подождали. Словом, поняли, что их нагло накололи, только когда Алена добралась до тетки и рассказала, что произошло в зале. Разумеется, Андрюха позвонил своей бывшей и выслушал от нее кучу гадостей, окончательно убедившись, что «этой стерве черепно-мозговая травма не страшна. Ее вообще ничего не берет. И ежели даже на нее наедет грузовик, то ему же и не поздоровится!»
Получается, что сначала убийца, именующий себя «Гамлетом», позвонил тетке Тае и освободил звуковой пульт, приковав Туманова к телефону. Затем он спокойно поставил нужную ему фонограмму и за время, пока звучал первый куплет песенки могильщиков, умудрился обежать пол зрительного зала по окружному техническому коридору, подняться по лестнице и сбросить послание. Причем, как выяснилось позже, на балках, расположенных над сценой, листок был прикреплен «высотным цепом» (проще говоря, прищепкой на длинной палке). Лже-Гамлет дернул за веревочку, и листок полетел на голову Маши Клязьминой. Вот такая хитрая штука! Но какой расчет! Ведь он точно знал, какая сцена будет репетироваться и где будет находиться актриса в нужный момент. И еще он знал, что у Андрея Туманова есть жена. То есть как ни крути, а выходит, что Гамлет из своих — из театральных. Маньяк с улицы такой информацией не владеет, каким бы сумасшедшим, жестоким и коварным он ни был. Но кто же может быть Гамлетом? Кого не было в зале во время репетиции? Натальи Прощенко? Но зачем ей выдворять Клязьмину из спектакля? Равно как и незачем было убивать остальных. Что ей от смерти Журавлева или Лисицыной? Ровным счетом — ничего. Если, конечно, нет иных причин — сложных интриг и тому подобного. Но такое было бы известно всем в театре. И все-таки никто ничего про Прощенко не смог сказать, кроме туманных предположений, что якобы у них с Ляхиным нечто такое… словом, далекое от искусства. Из всех подозреваемых — только гуру! Лелик, который последние дни ходил за ним по пятам, во время репетиции преспокойно торчал в дежурке у служебного входа, где его и нашел ошалевший от злости Борик. Гуру в дежурке не было! А где он был? В этом-то и загадка. Гуру появился уже после того, как все немного успокоились. Главный увел Риту Тушину к себе в кабинет, решив объяснить ей сверхзадачу роли. Он странным образом проникся симпатией к ее кандидатуре. Именно в этот момент гуру молчаливо вплыл в зал и предстал пред алкогольными очами Вениамина Федорова. И никто его не спросил, где он шлялся все это время. Хотя Алена слабо себе представляла отца Гиви, несущегося по коридору, чтобы успеть сбросить послание, пока не закончилась фонограмма песни. Но, с другой стороны, кто его знает?
Звонок в дверь прервал ее размышления. «Как всегда, на самом интересном!» — проворчала она, выходя в прихожую.
Первое, что она увидела, раскупорив все свои три замка, это руку, сжимающую маленький букетик цветов, до того чахлых, что у нее защемило сердце.
— Решил немного разукрасить наши сугубо деловые отношения! — весело прокомментировал Вадим с лестничной площадки. В проем тут же просунулась его взлохмаченная голова. Он действительно сиял.
— Привет! — она осторожно взяла холодные цветы.
— Ты мне рада? — еще шире улыбнулся Терещенко.
— Конечно, я хотела тебе сказать… — «Что с ним?»
— А так?! — он распахнул дверь и вручил ей огромный букет разноцветных гвоздик.
— Ох! — вырвалось у нее от неожиданности. — С какой это радости?
— Раскрыли крупное дело, — следователь шагнул за порог и перешел на грузинский акцент: — Тры прэступных элэмэнта дэржали в страхе вэсь Рыжский рынок, понимаешь?! Грабыли торговцев срэдь бэла дня! Вот цветы от благодарных почитателей моего сыскного таланта.
От него пахнуло благородным вином.
— Фу! — только для приличия скривилась Алена.
— Нэ мог отказать, — пояснил Вадим, — очэнь радушные эти граждане кавказской национальности!
— Пожалуй, я сварю кофе, — она пошла на кухню. Терещенко поплелся за ней.
— Так тебя поэтому не было в театре? — она поставила турку на плиту.
— Бандитов в Москве много, а следователей мало. Кроме Гамлета, у меня на руках еще пять нераскрытых преступлений висит — парочка квартирных краж одного почерка, убийство наркодилера — но это так, для разминки, — он начал загибать пальцы, — потом взрыв в Мясниковском переулке и еще смерть при загадочных обстоятельствах помощника депутата Думы, впрочем, как раз это дело — бесперспективное. Так что не могу я сидеть день и ночь в театре, — пояснил он и сел за стол.
— А у нас, между тем, произошло ЧП.
— Что на этот раз? — мгновенно погрустнел Вадим.
Алене стало его жалко. Она подошла к нему и обняла за шею:
— Да ничего страшного. Всего лишь новые угрозы.
— Хорошенькое дело, — вяло улыбнулся следователь, — давай уж выкладывай.
Второй звонок в дверь прервал ее на том самом месте, что и первый. Алена только начала развивать свою теорию насчет гуру.
— Не судьба, — заключила она и поплелась в прихожую.
Корнелия влетела в квартиру, подобно урагану, сметая на своем пути ботинки Вадима, неосторожно оставленные им у порога.
— Что, началась война? — устало осведомился он из кухни.
— А ты не одна?! — в голосе соседки послышался вызов всему миру. — Ну, это даже к лучшему.
Едва не повалив Алену, она подлетела к Терещенко и застыла перед ним, как большое мясистое изваяние.
Глубоко вздохнув, она начала без предисловий:
— Уважаемый Вадим, дорогая Алена, — Корнелия кивнула и ему, и ей, — я хочу сделать заявление!
— Если сейчас вы начнете рассказывать про ДТП годичной давности, то сразу хочу напомнить: я не по этой части! — предостерег ее Терещенко, памятуя о недавнем заявлении Ганина. Правда, голос его звучал безнадежно. Толстуха же была настроена решительно. Глаза ее горели, губы тряслись — словом, что бы он тут сейчас ни сказал, она все равно бы закончила монолог, который собиралась произнести. Так и случилось.