Голубь и Мальчик - Меир Шалев

Вечером Девочка повела Малыша гулять на берег моря, прошлась с ним по набережной и отделалась от нескольких соучениц, которые хотели узнать, кто этот чужой парень. Она поцеловала его в губы и на этот раз позволила ему гладить все места своего тела, но только поверх одежды. Он показал ей, что уже умеет свистеть, но попросил, чтобы они свистнули вместе, как на прошлой встрече, каждый пальцами другого.

Назавтра Малыш снова участвовал в разговоре взрослых голубятников и рассказал, что мечтает вывести местную породу, более устойчивую к жаре, к паразитам и к жажде, чем европейские голуби. А Девочка неожиданно заметила, что в прошлом самые большие в мире голубиные питомники были в Каире, в Багдаде и в Индии, в местах, где климат тяжелее, чем в Льеже и в Брюсселе.

Потом, во время традиционного перерыва, когда все макали коржики в чай, золотистый от обилия лимона, Малыш вышел вслед за Девочкой из класса во двор.

— Вот тут ты учишься? — спросил он. — В этой школе? — И уже стал мысленно планировать, как узнать, в какой комнате, в каком ряду, за каким столом и на каком стуле она сидит.

— Нет. «Ахад-Гаам» — это школа для мальчиков, а не для девочек.

— А где ты учишься?

— В школе «А-Кармель», — сказала она. — Она ближе к зоопарку.

— А я уже почти не хожу в школу. Весь день в голубятне с голубями. Но я выполняю все положенные работы в кибуце и еще читаю книги.

Девочка сказала, что его замечание по поводу чувства направления у голубей очень правильно, «и это касается не только направления, — добавила она, — он всего-навсего стремится домой, а мы уверены, что он хочет доставить важную голубеграмму в Центральную голубятню».

— Мы все, как одна, в этом уверены, — с улыбкой сказал Малыш. И пока они оба смеялись, их взгляды не отрывались друг от друга. Они сели, и он рассказал ей о пришедшей ему в голову идее, посредством которой можно будет осуществить мечту всех голубятников во всех поколениях: научить голубей двустороннему полету — не просто возвращению в одно и то же место, а полету туда и обратно, между двумя голубятнями. Такой полет откроет много новых голубиных возможностей, возбудился он. Почтовый голубь сможет регулярно курсировать между пастухом и деревней, между журналистом и редакцией или туда и обратно между военными частями и верховным командованием.

— И в семье, — сказала девочка. — Или между друзьями. Или теми, кто любит друг друга.

Слёт продолжался три дня, и к его окончанию пришел Толстяк из Зоопарка, неся в руках плетеные и гомонящие соломенные корзинки. Доктор Лауфер достал из них голубей, одного за другим, и раздал их участникам с просьбой, чтобы каждый по возвращении к себе домой запустил своего голубя. В опустевшие корзины он положил голубей, привезенных участниками, и сказал, что они будут запущены послезавтра утром, каждый в свою голубятню.

Участники слёта попрощались друг с другом и разъехались по своим домам и к своим голубятням, а доктор Лауфер, которого жизнь среди животных научила понимать любое вздрагивание век, и оттенок кожи, и дрожь мочки уха, попросил Малыша остаться еще немного и помочь Девочке снять схемы и плакаты и отнести их и корзинки с голубями в зоопарк.

Теперь Малыш и Девочка остались наедине. Они сняли со стен картины и плакаты, аккуратно свернули их, чтобы не помять, и, когда нагнулись поднять корзинки, их лица сблизились. Они разом выпрямились и прижались друг к другу.

Она наклонилась к нему и прикоснулась губами к его губам, а он с силой обнял ее и, сам не понимая, что делает, приподнял ее блузку и стал целовать ее соски.

Она вздрогнула и застонала, ее рука опустилась, нашла и с силой охватила, но прежде, чем она успела сделать что-то еще, Малыш тоже застонал и с нетерпеливой порывистостью подростка выплеснул свое семя в ее ладонь. Какая-то тоскливая пустота тотчас вошла в его сердце, хотя Девочка была совсем рядом. Ни жив ни мертв стоял он рядом с ней, словно вмиг утратил и силы, и молодость. Она ощутила, как горячая струя стекает сквозь ее пальцы, и содрогнулась всем телом. Ей никогда не приходило в голову, что она обладает подобной властью.

Малыш опомнился и стал торопливо и смущенно искать тряпку, чтобы вытереть свое тело и ее руку. Но Девочка отшвырнула тряпку, медленно провела ладонью по его лицу и потянула его за собой на землю. «А теперь и ты потрогай меня так же», — сказала она.

Молод он был и не различал, кто из них сейчас больше боится и замирает от наслаждения — его тело или ее тело, его горячая дрожащая рука или ее теплая и влажная укромность, — и способен был лишь удивляться, кто это вдруг даровал его пальцам чувство вкуса и способность видеть. И хотя он не понимал еще всех сигналов своего тела, в эту минуту его уже мучило желание познать всю ее целиком, всё, что составляет ее тело, и не одними только прикосновениями, а на самом деле, сразу всеми своими чувствами. Познать, что это за нежное чудо, которое находит и гладит сейчас его рука, и не только на ощупь — его глубокую бархатную мягкость, но прижавшись к нему губами, и вдыхая носом, и глядя глазами, и даже напрягая слух, — вправду ли оно похоже на то, что чувствуют сейчас его пальцы?

Девочка взяла его руку и сдвинула вверх, на живот.

— Больше не надо, — сказала она, — я больше не могу.

Они еще немного полежали рядом, дивясь своей силе и слабости и слизывая: он себя, с ее руки, и она себя, с его. Потом поднялись, привели в порядок одежду и взяли корзинки с голубями. Вначале они шли молча, немного смущенные, потом, уже улыбаясь про себя, свернули по длинному пологому спуску в сторону зоопарка.

В конце спуска тянулся песчаный участок, в начале которого росли несколько сикоморов и еще видны были остатки прежней цитрусовой плантации, а на дальнем краю начинался подъем к бассейну и зоопарку. Сегодня, когда я прохожу там в обратном направлении, я представляю себе те деревянные доски, что лежали там «до того, как здесь была мостовая», и как Малыш не хотел идти по ним ни перед Девочкой, ни за ней. Он шел рядом, его ноги вязли в песке, а сердце радовалось и уже томилось печалью. Как близка разлука! Она останется здесь, в Тель-Авиве, а он вернется домой. В свой кибуц, к своей голубятне.

Глава двенадцатая

Зазвонил телефон. Высокий мужской голос сообщил мне, что мы с женой прошли приемную комиссию.

— Но тут возникла одна небольшая проблема, и наш бухгалтер хочет поговорить с тобой об этом.

Бухгалтер с важностью откашлялся (что-то в его кашле говорило, что за его спиной стоят еще несколько человек, прислушиваясь к нашему разговору) и сказал, что, «к сожалению, имело место небольшое недопонимание» и деревенский совет, «после дополнительной проверки и обдумывания, а также консультации со специалистом» хочет немного повысить назначенную цену.

— Что это значит — «немного»?

— Пятнадцать тысяч долларов, так нам сказали.

— Я перезвоню вам, — сказал я и позвонил Тирце.

— Ну, конечно, — сказала она. — «Дополнительной проверкой» была та роскошная машина, которую купила тебе твоя настоящая жена. Надо было нам приехать на «субару» одного из моих штукатуров, а не в машине телохранителей американского президента.

— Что же мне теперь делать?

— Позвони им и скажи, что ты расторгаешь сделку. Только не звони сразу. Выжди минут сорок. Сорок минут — это самый мучительный срок. Слишком короткий, чтобы сходить домой, и слишком долгий, если сидишь в правлении и ждешь телефона.

— Но дом… — Я заволновался. — Я хочу его купить.

— Не беспокойся. Они отступятся. Спорю с тобой на те пятнадцать тысяч, которые они набавили. Позвони к ним через сорок минут и помни: говорить спокойно и без обиды. Просто напомни им, что это они назначили цену, а мы согласились без всякого спора, скажи, что деньги у тебя в руках, и дай им время до завтра, чтобы решить. И не забудь, что я для них госпожа Мендельсон. Если ситуация усложнится, я готова вмешаться.

— Но почему? — испугался секретарь. — Вы же так успешно прошли нашу приемную комиссию! Если вам не хватает, мы всегда можем что-нибудь придумать…

— Не в этом дело, — сказал я. — Вы сами назначили цену. Мы с женой согласились, не торгуясь. Деньги у меня в руках, и у вас есть время до завтрашнего полудня, чтобы вернуться к первоначальной цене, иначе вам придется искать другого покупателя.

Мешулам, который услышал всю эту историю от своей дочери с ограниченной ответственностью, не мог скрыть удовлетворения.

— Новый Иреле! — похлопал он меня по плечу. — Жаль, что ты им не сказал еще одну фразу: а вот вы, приятели, нашу приемную комиссию не прошли. Но не страшно, главное — сейчас они знают, что с нами такие номера не проходят.

Так оно и произошло. Требование бухгалтера было снято, и на следующий день «новый Иреле» подписал договор и внес первый платеж. Потом он сфотографировал дом, проявил снимки в ближайшем торговом центре и поехал показать их своей матери.