Дочь заклятого врага (СИ) - Морейно Аля
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За годы адвокатской практики я многое повидал. Не раз сталкивался с наездами и угрозами. Но никогда ещё моей жизни не грозила реальная опасность.
Чудовищный экстрим. Мурашки по коже от воспоминаний.
Связаны ли как-то покушение на меня и смерть Мезецкого? Вряд ли…
Впрочем, точно так же, как он убрал мою маму, мешавшую ему снести наш дом и выстроить на его месте бизнес-центр, кто-то убрал его самого… Бумеранг вернулся.
Я не чувствую удовлетворения или успокоения. Я никогда не был одержим местью. Я лишь констатирую факт: справедливость восторжествовала, он получил по заслугам. Небесный судья вынес и исполнил приговор.
Вспоминаю фотографии с похорон и заплаканную, опухшую Зою. Она великодушно простила отца. Способна ли она простить мать и вернуться к ней? Можно ли это считать новой жизнью, к которой она так стремилась?
* * *
Я возвращаюсь в привычную колею. Работа адвоката состоит не только из пафосных речей или словесных перестрелок в зале суда. Мне также приходится собирать по крупицам и анализировать разноплановую информацию, а затем почти на пустом месте доставать из шляпы “кролика” – неожиданные веские аргументы, определяющие исход процесса.
Как правило, я встречаюсь с оппонентами на нейтральной территории в попытках урегулировать спор без суда или интуитивно нащупать их ахиллесову пяту.
Сегодня ради двухчасовой беседы с адвокатом истца мне пришлось проехать сотни километров. Завтра на встрече будет присутствовать сам истец, и мы продолжим дискуссию. Распространённая проблема – бывшие супруги никак не могут поделить опеку над детьми. Ситуация осложняется тем, что они живут в разных городах и ни один из них не готов поступиться своим правом на регулярное общение с детьми.
Регистрируюсь в отеле и отправляюсь в ресторан, чтобы пообедать и обдумать промежуточные результаты сегодняшней встречи. Делаю заказ и провожаю взглядом удаляющегося в сторону кухни официанта, бегло рассматривая посетителей. Через несколько столиков от меня сидит группа иностранцев и что-то активно обсуждает.
Интуиция нашёптывает, что стоит обратить на них внимание. И она оказывается права. Спустя несколько минут к ним присоединяется Зоя Мезецкая, лучезарно улыбаясь.
Она немного изменилась. Повеселела, похорошела. Развод определённо пошёл ей на пользу. Сияющие глаза, новая причёска, всё такая же идеально ровная спина и горделивая осанка. Поневоле любуюсь её утончённой красотой и уникальной женственностью, которая притягивает к ней как магнитом.
Зоя одета строго и довольно скромно. Значит, предположение Алёны оказалось неверным – к матери она не вернулась. Это заключение вызывает невольное одобрение и ещё большее восхищение.
Она увлечена беседой и меня не видит. А я бессовестно разглядываю её, не могу отвести глаз. Глупо отрицать, что я соскучился. Наша единственная ночь лишь раздразнила меня и ещё больше разожгла желание.
Пока не видел Зою, старался об этом не думать. Но теперь, когда она совсем рядом, я могу наконец извиниться за грубость и хамство, которыми закончил предыдущую встречу. А потом… Кто знает, куда нас заведёт этот разговор?
Я уверен – ей со мной было хорошо. И если бы я не обидел её, возможно, у нас был шанс повторить…
Зоя меня очень волнует. И я не знаю, что мне делать с этим фактом. Гоню от себя неприличные картинки, но они упорно всплывают в памяти. И у меня встаёт…
Официант приносит заказ, и это несколько снижает градус напряжения. Когда он уходит, иностранцы заканчивают обед и поднимаются из-за стола. Зоя поворачивается ко мне боком, и я обмираю.
Меня парализует. В таком ракурсе отчётливо виден выпирающий живот. Его невозможно списать на фасон одежды или полноту. Он ещё не очень большой, но уже заметный.
Я не готов это видеть. Я не могу это принять. Это неожиданно и слишком сильно выбивается из моих ожиданий и представлений.
Все свои предвкушения и фантазии мне придётся затолкать поглубже и никогда не выпускать на волю. Потому что с Зоей мне больше ничего не светит…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Эта мысль отдаёт внезапной тянущей болью, как будто я на что-то надеялся.
Я сам оттолкнул её, посчитав недопустимым связываться с одной из Мезецких. Так почему сейчас так невыносимо жжёт внутри?
У меня нет опыта визуального определению срока беременности, я ни черта в этом не понимаю. Сколько у неё месяцев? Два? Три? Четыре? Интересно, в каких отношениях она с отцом ребёнка? Вышла за него замуж?
А говорила, что не хочет отношений с мужчинами…
Группа иностранцев направляется к выходу, и я отмираю. Хочу в последний раз взглянуть Зое в глаза. Я должен извиниться перед ней и пожелать счастья. Она его заслуживает как никто другой…
Вскакиваю из-за стола и догоняю её возле дверей. Касаюсь руки, чтобы привлечь внимание.
Она вздрагивает и резко оборачивается. В глазах мелькает удивление и нечто, похожее на испуг.
– Зоя, удели мне, пожалуйста, минуту. Мне нужно сказать тебе пару слов, – без предисловий перехожу к делу.
– Извините, я на работе, я сейчас не могу, – смотрит куда-то мимо меня.
Не может “сейчас”? А в другое время она согласна?
– Я подожду. Когда ты освобождаешься?
– Не знаю… Ещё несколько часов я точно буду занята, у нас по плану экскурсия.
– Твои гости остановились в этом отеле? Ты с ними вернёшься сюда?
Зоя нервничает, оглядывается на двери, за которыми исчезла её группа. Но я не могу отпустить её, не договорившись о встрече. Совесть требует закрытия гештальта. Да и душа, словно взбесилась…
– Я буду ждать тебя тут в холле… – предлагаю первое, что приходит на ум.
Она ничего не отвечает и торопливо уходит, а я возвращаюсь к остывшему обеду.
Молчание – знак согласия?
Вдруг Зоя не захочет со мной встречаться и проигнорирует мою просьбу? Ведь недаром она не оставила свои контакты даже Алёне. Она запросто может попрощаться с группой на улице возле отеля и исчезнуть. Где я буду её искать?
Выхожу на крыльцо и прикидываю, что можно предпринять, чтобы не пропустить её.
Просить прощения и оправдываться – не стыдно и не унизительно. Люди должны уметь признавать свои ошибки, и я всегда стараюсь следовать этой простой аксиоме. Куда хуже сделать морду кирпичом, как будто ничего страшного не случилось.
Мой сон с мамой – очень слабое оправдание грубости и хамству. Тем более для человека моей профессии. Я должен был сдержаться и завершить нашу встречу корректно. Но когда ненависть берёт верх, здравый смысл отступает.
Я не хотел Зою обижать. Я совершил отвратительный, импульсивный, необдуманный поступок под влиянием аффекта. Ей могло показаться, что я просто воспользовался ею, поимел и выгнал. Но всё было совсем не так…
Как теперь стереть из её памяти тот эпизод?
Она должна знать, что у меня не было намерений её обидеть или унизить, что я восхищаюсь ею и считаю, что она заслуживает иного отношения. И что мне очень стыдно за своё поведение в то утро.
Захочет ли она меня выслушать? Простит ли? Надеюсь…
После обеда в номер не поднимаюсь. Провожу вечер на диване в холле отеля. Жду, стараюсь не расслабляться, чтобы не потерять бдительность. Волнуюсь, будто всё ещё на что-то рассчитываю.
Вскакиваю каждый раз, когда в отель входит кто-то, внешне похожий на Зоиных иностранцев. Пытаюсь переключиться на мысли о работе, но ничего не получается.
Память упорно подбрасывает мне эпизоды нашего с Зоей общения. Оно не всегда проходило гладко, было много недоверия и недопонимания. Между нами с самого начала стоял призрак её отца и моя ненависть к семье Мезецких. Однако мы вместе победили Орлова.
Вопреки моим опасениям, Зоя не пытается сбежать и появляется в холле вместе с группой. Я подхожу к ним и жду, когда она освободится.
Ничего не могу поделать с собой – наблюдаю и любуюсь. Её вовсе не портит беременность. Несмотря на выпирающий живот, она остаётся изящной и грациозной. А как она улыбается… Восхитительная, невероятная, идеальная женщина. Как её угораздило родиться Мезецкой?