Дыхание скандала - Элизабет Эссекс

Но он и отдавал. Он отдавал ей свою заботу и свое покровительство. Он отдавал ей свою страсть и свою жажду. Он отдавал ей все свои умения ради ее удовольствия.

И она давала ему блаженство. Она отдавала ему свою душу.

Антигона таяла. Все ее добрые намерения бесшумно упали в горячую пыль высохшего колодца на дне души. Колодца желаний, который, похоже, может наполнить только Уилл Джеллико.

То, что кто-то сделает для нее подобное — вернется после отказа и настоит на том, чтобы быть с нею, — превосходило ее самые необузданные, самые тайные фантазии. Она плыла в чистом синем море признательности, неуклонно скользя к своей судьбе на волне благодарности, как один из лебедей в озере.

Потому что Джеллико целует ее. И потому что она ему позволяет.

Она собиралась держать его на расстоянии вытянутой руки. Хотела поступить вопреки страшным предупреждениям матери и объяснить, как обстоят дела с лордом Олдриджем. Она намеревалась быть благоразумной, сдержанной и логичной.

Но его присутствие ощущалось физически, как атмосферное давление, как электричество в воздухе, когда вот-вот разразится буря. Отец назвал бы это динамикой и написал бы уравнение, чтобы проиллюстрировать взаимную силу и взаимное притяжение. Но никакое уравнение не могло объяснить, почему ее пальцы зудели от желания потрогать короткие пряди его остриженных волос, почему ее губы стремились ощутить его рот, или почему боль, которая, казалось, стала ее частью, растворилась и ушла в небытие в тот момент, когда Уилл притянул ее в свои объятия.

Он целовал ее, и ничего больше не существовало. Ничего, кроме жара, ощущений, запаха. Дразнящее тепло его рта на ее губах, его шероховатая кожа у ее щеки, цитрусовый аромат его тела.

Уилл притянул ее к себе, положив руку на изгиб поясницы, и Антигона прильнула к нему, гибкая, податливая, заполняя пространство между ними. Другая его рука скользнула под ее затылок и отклонила голову, чтобы взять ее рот, наполнить ее ласками языка.

Нет, Антигона не таяла. Она расцветала. Тепло томно растекалось по ее телу. Она купалась в ощущениях. Но она не плыла. Она погружалась вниз головой в темные глубины желания.

— О Господи. Уилл, твои волосы. — Она сжала в руке его короткие взъерошенные пряди.

Он отстранился, только чтобы сказать:

— Я постригся. — И потянулся поцеловать за ее ухом. — Жаль, если тебе не нравится, но это было необходимо.

О да. Было необходимым сделать его еще красивее, она могла днями смотреть на него и не наглядеться. Было необходимо дать ее изголодавшимся чувствам такой соблазн удовольствия — короткие золотые пряди под ее пальцами были столь же мягкими и волнистыми, как казались.

Было необходимо отдаться удовольствию. Позволить радости подхватить ее и унести прочь на гребне волны. Прочь от тревог и долга. Прочь от лорда Олдриджа, к Уиллу.

К Уиллу, который целовал ее так, словно она жизненно необходима ему для счастья, словно он дышал ею, а не влажным весенним воздухом. Словно он никогда не позволит ей уйти.

Антигона закрыла глаза и разрешила себе погрузиться в мечтательное состояние между бодрствованием и сном, где каждая мысль уступала дорогу сотне чувств, а каждое чувство растворялось в сотне ощущений чувственного восторга.

Восторга, который бурлил под ее кожей, кипел в крови, проникал в кости. В теле, скованном путами ткани и моды, нарастало беспокойство и неудовлетворенность. Ставшая чувствительной грудь тосковала по другим прикосновениям.

Но рука Уилла уже была там, давала желаемое, скользнув под слои ткани, облегчая ее жажду весом ладони. Антигона повернулась к нему и, наклонившись, прижималась сильнее, чтобы успокоить боль, угнездившуюся в животе и…

— Уилл?

Возглас, донесенный ветром, прозвучал пугающе близко.

Антигона открыла глаза и увидела, что поднявшаяся на холм леди Клер остановилась, заметив ее в объятиях брата. Клер резко повернулась и вытянула руку, словно кого-то предупреждая.

— Нет. Томас, их тут нет. Думаю, они с другой стороны.

К тому времени, когда голова леди Клер исчезла за макушкой холма, Уилл и Антигона поспешно отпрянули друг от друга и старались восстановить дыхание. Антигона, волнуясь, одергивала накидку, а Уилл поднял и отряхивал касторовую шляпу.

— Думаю, она нас видела, — прерывисто дыша, сказала Антигона.

Он искоса взглянул на холм, оценивая расстояние.

— Она мало что видела. Только то, что мы целовались. Об остальном она не догадается.

— Она что-нибудь расскажет?

Не то чтобы это имело особенное значение. Виконт Джеффри, вероятно, догадался, и даже Кассандра — хотя они не обсуждали это, — должно быть, подозревала об истинных чувствах сестры к этому рослому красавцу. Из всей компании только Томас оставался в неведении о возникшей симпатии, хотя «симпатия», похоже, слишком вялое слово.

— Не думаю, — сказал Уилл. — Если мы вскоре появимся, гуляя по берегу, словно природа вызывает у нас огромный интерес. У тебя шляпка набок съехала.

— Спасибо. К твоей шляпе сухая травинка прицепилась. — Она, должно быть, говорит и выглядит как идиотка. Удивление и очарование все еще кружились в ней. У нее было такое чувство, что она смеется и плачет одновременно.

— Уилл? Уилл, куда ты запропастился? — где-то впереди, предупреждая, окликнула леди Клер.

— Я здесь, Клер, — отозвался он и повернулся к Антигоне. — Готова?

— Как никогда. — Она сделала глубокий вдох. — Нам лучше идти. — И поскольку он выглядел совершенно невозмутимым, когда она готова была разлететься на тысячу кусков, Антигона сказала: — Потому что поведению леди есть пределы.

Он рассмеялся, как она и надеялась, и этот веселый радостный смех завибрировал у нее в груди, проникая под корсет.

— Ты неисправима. Вот почему ты мне нравишься.

Она ему нравится!

Нравится. Какое банальное слово, больше подходящее для характеристики отношения к собаке или морковке, но для Антигоны оно означало целый мир. Мир, где у нее есть друзья, которые ради нее придумали план и устроили заговор для ее развлечения, радости и удовольствия, которые сохранят ее секреты и позаботятся о счастье, такого подарка судьбы несколько дней назад и вообразить себе было невозможно.

И Уилл ей тоже нравится! Ей нравится его улыбка и его искренний открытый смех. Ей нравится его способность и готовность присоединиться к ней в приключениях. Нравятся густые золотистые волосы и синие глаза, и то, как Уилл порой смотрит на нее, думая, что она этого не замечает. Словно она загадка, решая которую, он получает удовольствие. Словно он уже обдумывает новый способ позабавить ее. Или научить ее удовольствиям.