Золотой шар - Михаил Белозеров

– Юлечка!

У Жоры екнуло сердце. Сказать, что у него екало сердце при виде каждой юбки, значило ничего не сказать. Он еще и вспотел больше, чем другие, а ладони стали просто мокрыми, хоть вытирай их о штаны.

– А я думал, вы нас заметили, – с укоризной сказал Калита.

Ему стало стыдно оттого, что он едва не приказал стрелять.

– Ничего мы не заметили, – признался Борис Пантыкин, первый ассистент профессора Яблочникова. – У нас дискуссия была о вреде Зоны на экологию Земли.

– Ну и что? – спросил, кажется, Чачич. – А Дыру вы не рассматривали в качестве первопричины? У нас у всех грязные мысли, как бы побыстрее разбогатеть.

Борис Пантыкин только махнул рукой, мол, не о том речь.

– А зачем ракеты пускаете? – спросил Дубасов, вытягивая из темноты ржавую канистру и усаживаясь на нее столь основательно, словно тем самым подтверждая важность своего вопроса.

– «Гемусов» отпугиваем, – ответил Слава Лыткин, второй ассистент профессора, и подбросил в костер кусок рамы с торчащими гвоздями и навесом.

Огонь присмирел, а потом вспыхнул ярче, жадно и с треском обгладывая старую краску.

– А они что, ночью летают? – удивился Александр Ген, покосившись в темноту.

В подтверждение своих слов Лыткин сунул в свет костра палец, перевязанный бинтом со следами то ли крови, то ли йода.

– Вот! – сказал он горделиво.

– И чему радуется человек? – так нежно вздохнула Юлечка, что Жоре захотелось обнять ее и защитить. – Они наверняка являются переносчиками бешенства.

– Не волнуйтесь, мы вас не дадим в обиду, – счел нужным сообщить ей Жора и словно ненароком прижался к ее теплому, мягкому боку.

Кожа у нее было очень и очень гладкой. Жора считал себя крупным специалистом по этой части. И, как специалист, поставил ей девять баллов. Десятый балл он приберег для девушки, которую еще не встретил.

Юлечка пристально посмотрела на него и улыбнулась. Ей нравились все молодые люди старше восемнадцати лет, потому что ей самой было восемнадцать с половиной и она считала ниже своего достоинства связываться с малолетками. Жора выглядел как раз уже не малолеткой, но и не очень зрелым мужчиной. «Как раз то, что нужно, – подумала она и поставила ему пять баллов за свернутый нос. – Шрам на роже, шрам на роже для мужчин всего дороже».

Столь близкое знакомство с ее глазами произвело на Жору ошеломительное действие. Ему захотелось совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы удивить ее. Но он не знал, что именно. «Может, пальнуть в небо? – подумал он, сжимая автомат. – Нет, лучше кинуть гранату! И потянулся к карману».

– Хочу напомнить, – сказала Вера Григорьевна, – несмотря на то, что нам всем сделали комплексные прививки, надо вести себя максимально осторожно и не совать пальцы куда не надо!

– А также носы и морды! – назидательно добавил Пантыкин, демонстрируя на лице явные следы когтей «гемусов».

– А я и не совал, – с раздражением ответил Лыткин.

– Совал, совал, – мстительно заметила Юлечка. – Выделывался!

– А тебе какое дело? – начал злиться Лыткин.

В этот момент Борис Пантыкин пустил ракету, и все долго наблюдали, как она умирает в черном небе. Где-то со стороны сухой реки послышался звук крыльев, а потом раздался короткий звериный крик, аналога которому не было в человеческом языке. Что-то близкое: «Иа-иа-а-а…»

Профессор Александр Ген от испуга надел шлем, которым до этого старательно пренебрегал. А Венгловский с подозрением стал приглядываться к клеткам, накрытым брезентом, внутри которых кто-то тревожно завозился и запищал.

– А знаете что? – сказал Лео Гиббард, голландский коллега Яблочникова, высокий и худой, похожий на Поганелля. – Мы ведь сделали научное открытие!

– Нет, это я сделал научное открытие! – вдруг закричал Александр Ген, обращая лицо к равнодушному звездному небу. – Я! Я! Целый день просил вот этого психа, – он показал на Калиту, – поймать хотя бы одного «гемуса». А теперь вы пришли и украли у меня научное открытие!

Наступила тишина.

– Коллега, речь идет об открытии мирового значения, – напомнил Лео Гиббард.

– А вы помните, что Эйнштейн сказал?

– Что?

– Надо поменьше болтать! А свои идеи держать при себе. Тогда из вас что-то получится!

– Да, вообще-то ты прав, – согласился Яблочников. – Идеи надо забивать в журналах и на форумах в виде статей.

– А мне как раз и не хватает материальных находок, – сказал Ген. – Я ведь теоретик. Если бы я открыл «гемуса», это прибавило бы мне веса в глазах мирового научного сообщества.

Лео Гиббард промолчал, не поняв и половины из того, что счел нужным сообщить Ген, а Яблочников осуждающе покачал головой.

– Саша… – примирительно сказал он, – на твой век открытий хватит. Здесь с тобой никто не может тягаться.

– Да, это так! – великодушно согласился Ген. – Но я!..

– Я говорю, хватит. Поверь, я знаю, о чем говорю. Зайди в любые развалины и посиди неподвижно. И ты увидишь непознанное. Кстати, некоторые феномены стали проявляться за границей Зоны.

– Твоими устами да мед пить, – не поверил Ген. – Сидел я в этих развалинах. Ну и что?! Дайте хоть сфотографировать!

– Это пожалуйста! – профессор поднялся и откинул с клеток брезент.

Всего клеток было четыре. В каждой сидело по «гемусу». Ген стал ахать, стал бегать вокруг клеток и щелкать фотоаппаратом. Вспышка то и дело разрезала темноту. Чем больше он фотографировал, тем тревожнее становился профессор Яблочников, а Пантыкин на всякий случай запустил сразу две ракеты.

– Хватит, – попросил Яблочников. – Днем наснимаешь еще. Сейчас опасно.

– Ладно, – беспрекословно подчинился Ген и уселся на место с довольным видом. – Подаришь мне одного?!

Профессор Яблочников тяжело вздохнул. На лице у него было написано: «Фигу, да еще с маслом».

– Понимаешь, не могу. Ну не могу, и все! Мы к этой экспедиции три года шли. Извели кучу денег. Я инфаркт получил. Один переход Зоны чего стоил. Воякам столько отстегнули! Артемьева потеряли!

Вера Григорьевна всхлипнула:

– Это я во всем виновата! Яблочников рассказал:

– Вел нас контрабандист по имени…

– Дай я догадаюсь, – прервал его Калита, – Хемуля?!

– Да… этот тип, – нехотя кивнул профессор Яблочников. – Он же Иван Перчеклин. Довел нас, понимаешь, до городской бани и бросил, сказал, что ему нужно сходить к одному типу. Это не ты, случайно? – толкнул он локтем в бок Александра Гена.

– Каюсь, Иван ко мне пришел, – ответил Ген. – Но, клянусь, я ни сном ни духом не знал, что он ведет группу. Ведь его у меня спецназ ждал. Повязали и увели.

– Ах, вот как! – воскликнул Яблочников. – Да. Не сообразил я, что дело швах. Хотя чувствовал, ведь чувствовал, что что-то не так, словно судьба захромала. Надо было плюнуть на все и вернуться домой. Бог с этими деньгами. В общем, бросил он нас у этой бани, и прождали мы его пять часов. А что такое пять часов в Зоне? Да через час, считай, на тебя уже охота началась всех, кому не лень.

– Да, это точно, – согласился Венгловский, который сам не раз бывал в подобных ситуациях.

Он поэтому и живой остался, что Калита никогда в Зоне под открытым небом не сидел. Однажды монстры загнали их в «янтарное болото» и обложили, как уток. А Калита нашел единственную протоку и всех вывел. Вот судьба! Вспомнил Венгловский об этом и сердце у него заныло. Много хороших бойцов они потеряли за эти годы.

– В Зоне оставаться на одном месте нельзя! – авторитетно заявил Яблочников. – В Дыре можно, а в Зоне нельзя! Зона – это тамбур с ловушками, а Дыра – Иной мир. Тоже странный, но не такой опасный. На всякий случай, мы в этой бане прятались. Но он все равно нас нашел.

– Кто? – спросил Калита не потому что не понял, а потому что этот вопрос надо было задать.

– Я не знаю, как он называется.

– «Глушитель мыслей», – подсказал Борис Пантыкин, которому «гемус» поцарапал лицо.

– В общем, этот «глушитель мыслей» очень похож на человека, только лица нет.

– Как этот так? – удивился Жора и даже глуповато хихикнул, на мгновение отвлекшись от Юлечки, с которой он тихонько шептался и уже держал ее за руку.

Впрочем, он тут же исправился и снова принялся шептаться с Юлечкой, не слушая профессора, который сказал:

– Когда увидишь, поймешь. Человек без лица – жуткое зрелище. Мы даже не поняли, что это монстр. Он: «Сережа, Сережа…», словно ему вот здесь больно-больно. Артемьев встал и подошел, ничего не подозревая. А тот его обнял так, прижал к себе. Серега затрясся, как в лихорадке, потом обмяк и ушел за монстром.

– Это я во всем виновата, – с отчаянием у голосе покаялась Вера Григорьевна. – Пилила, пилила Сережу, что он несамостоятельный. А он взял и пошел. Проявил характер. Мы ему кричали: «Стой!», а он пошел!

– А чего же вы не стреляли?! – спросил Чачич, воинственно сжимая автомат.

– Да вначале не поняли, а потом поздно было.

– Одним мутантом стало больше, – грубо ответил Лыткин.