Цитадель - Кирилл Луковкин

– Рик, может, мы и правда слишком подозрительны… – сказала Майя.

Он взглянул на нее так, словно получил пощечину.

– Что ты несешь? – крикнул он. – К нему даже спиной поворачиваться нельзя!

– У него была тысяча возможностей прикончить нас, но он не сделал этого.

– Потому что ему некуда торопиться. Как ты не поймешь, что мы нужны ему! – Рик размахивал руками. – Мы живы только потому, что он думает, будто я что-то знаю!

Глаза Майи сузились до двух щелочек:

– Великий спаситель. Видимо, я тебе мешаю в твоей миссии.

– О чем ты?

Он попытался взять ее за руку, но Майя отдернулась.

– Ни о чем. – Она отвернулась и зашагала прочь. – Оставь меня в покое.

– Куда ты идешь? К нему? Как ты не понимаешь, что он добивается именно этого? Он же хочет нас приручить, как домашних зверюшек, он нас дрессирует, Майя!

Она ничего не ответила и не остановилась. Рик продолжал что-то кричать, но его вопли быстро переросли в бессвязные ругательства, которые сменились приступом ярости. Рик кружил по балкончику, рыча, как загнанный зверь. Затем облокотился на парапет в глубоких раздумьях. Его обставили по всем фронтам, еще до начала игры. Этот Париж знает о нем все, в то время как он не знает ничего.

Рик немного посидел на парапете, взвешивая факты. Тяжко вздохнув, он побрел к лифту, нажал на нужный этаж и спустился вниз. В коридоре уже стоял человек из прислуги, который отвел его в большой трапезный зал и показал на людей, сидевших за столом. Рик медленно приближался к ним. Их было трое. Кроме Парижа и Майи сидел кто-то еще, скрывавшийся за широкой спиной Председателя. Париж повернулся и сказал:

– Наконец-то, Рик Омикрон! Присоединяйтесь к нам, пока пирог совсем не остыл.

Рик подошел к столу, отодвинул стул, сел и посмотрел на Аврору.

– Привет, – улыбнулась сестра. – Я скучала по тебе!

18

Тревога сменилась настороженным ожиданием. Прошел день с момента Совета Правительства. Был поздний вечер. Рик сидел в своей комнате, а Майя и Аврора вместе с Парижем гуляли весь этот день по их новому дому и развлекались. Они попытались вытащить его, но Рик упирался.

Его цитадель трещала по швам. Осады не было. Враг не нападал и, похоже, не собирался этого делать. Рик был готов выть от бессилия. Париж даже не пытался с ним заговорить на интересующую его тему. Рик понимал, что тактика Председателя искуснее и гораздо тоньше, чем топорные методы того же Креза. Рик понимал, что им манипулируют, давят на его болевые точки, и самое обидное – он поддается.

Он уже готов был бежать к Парижу и умолять, чтобы тот выслушал его исповедь. Усевшись на полу посреди комнаты, он играл со своим клинком. Свет красиво отражался на гранях лезвия. У них даже не отобрали оружие! Под кроватью до сих пор валялся массивный бласт старика Смотрителя. Это ломало до основания все его представления об обычаях чужих обществ.

Самым главным было то, что они попали в тупик. Да-да. Они попали в центр управления, но как-то незаметно стало ясно, что идти туда особенно незачем. Запустить генераторы, они отчаянно хотели запустить генераторы. Вот их цель – запуск генераторов. Для кого? Для всех людей Термополиса. Рик вызвал к памяти всех, кого видел за последние дни: хоровод грязных, а порой откровенно уродливых лиц. Нет, не ради них он преодолевал все эти ступени и коридоры.

Ради сестры.

Которая теперь рядом.

Как же Киото? Ахмед? Париж сможет и их вызволить снизу – лишь бы Рик не делал резких движений. Вот именно. Рик уцепился этой смутной мысли за хвост. Клинок все быстрее вертелся в руках, а он невидящими глазами смотрел на холодные отблески. Париж жаждет выяснить, почему ему, крысенышу из затухающего нижнего сектора, удалось запустить эту загадочную программу. Но если бы он сам знал это! Мама никогда не разговаривала с ним на такие темы. На все вопросы о папе она отвечала как-то уклончиво и скорее отворачивалась, пряча слезы.

Рик зашипел от боли, выронив клинок. Острая сталь укусила плоть. На пальцах выступила кровь.

Майя так и застала его – с пальцем во рту. Секунду назад она казалась радостной.

– Что случилось?

– Ничего. – Рик убрал оружие и встал на ноги. – Просто порезался.

– Дай посмотрю.

– Пустяки…

Майя схватила его руку и повела к раковине – промыть ранку.

– Ну, как отдохнули?

– Отлично.

– Есть новости?

– Париж передавал привет. Сожалел, что ты не пошел с нами в акваторий. Он хотел показать нам музей древней живописи и скульптур, но Аврора утомилась, и я отвела ее спать.

– Как она?

– Все хорошо. Она такая милашка, не то что ее брат.

Рик и ухом не повел. Майя стала рассказывать про акваторий, досуговые залы для молодежи и ребят, которые оказались счастливчиками из других нижних секторов: кто-то попал сюда по чистой случайности, кто-то благодаря своим способностям. Оказывается, в Совете есть специальные люди, отслеживающие перспективных кандидатов в граждане Эпсилона. Майя даже нашла в толпе своего давнего знакомого по родному сектору, который считался без вести пропавшим. Думали, он провалился в мусоропровод. Девушка продолжала рассказывать свои впечатления, а Рик мрачно слушал.

Общество Эпсилона устроено весьма демократично. Каждый человек имеет право распоряжаться своими способностями так, как пожелает. Поскольку у них нет проблем с питанием, обогревом и светом, люди сектора заняты не выживанием, а более возвышенными вещами, которые позволяют развивать культуру. В Эпсилоне очень ценится история человечества. Так, Совет придумал способ сохранить память в случае глобальной катастрофы, если Главный компьютер выйдет из строя, а библиотека с архивами будет уничтожена. Для этого выбраны сто самых умных представителей сектора, которые взяли себе имена по названиям земных городов. Они объединены в некий Фонд – сообщество живой памяти, куда входит сам Париж и такие люди, как Лондон, Нью-Йорк, Москва, Гонконг.

– Представляешь? – восторгу Майи не было предела. – Но и это не все.

Она рассказала, что сектор разделен на условные древние государства, которые существовали когда-то на Земле. Их было много, все разные, со своими культурами и системой ценностей. Ученые из каждого такого участка сектора изучают историю той страны, за которой закреплены. Есть ученые-универсалы, которые пытаются понять устройство мира и строят разные гипотезы. Есть художники, поэты и музыканты.

Особенно Майю поразил уровень культуры Эпсилона: люди вежливы, добры, и с каждым можно говорить часами напролет о самых разных вещах. Правда, их не особенно интересует внешнее пространство. Видно, что их все устраивает и им вполне комфортно в этом уютном мире.

– Да, – сказала Майя, – они как будто топчутся на месте. Ученых не так уж много, по сравнению с большинством. Все любят играть и веселиться.

Майя выглядела счастливой; она беспрестанно хихикала над какой-нибудь смешной подробностью и тараторила, не останавливаясь, словно боялась забыть подробности этого насыщенного дня. Рик принюхался. От нее пахло пряностями. Глаза блестели. Вдруг Майя упала на кровать, потянулась и зевнула:

– Что-то я тоже устала…

Рик присел возле кровати на корточки.

– Майя, – позвал он.

– Что? – Она почти спала, прикрыв веки. – Ты не против, если я останусь у тебя?

– Конечно нет.

– Спасибо. Чуть не забыла: Париж говорил что-то про мятежников. Мол, атаку мутантов отбили и теперь… теснят этого Корнеллиуса вниз, к реактору… Париж был очень доволен. Он пообещал, что Ахмеду не причинят вреда.

Рик сел на пол, спиной к кровати. Потом почувствовал на плече ее руку.

– Рик. – Она помедлила. – Мне холодно.

Он взял ее за руку. Ладонь была обжигающе горячей. Рик встревоженно вскочил, склонился над ней, потрогал лоб. Нет, вроде бы все в порядке. Теперь он сидел подле нее и смотрел на это лицо в обрамлении великолепного нимба рыжих волос. Майя широко открыла глаза, ее сонливость как рукой сняло. Ладонь девушки сильно сжала его руку.

– Пообещай мне.

– Что?

– Обещай, что не оставишь меня.

Рик долго смотрел в эти глаза.

– Зачем ты просишь меня об этом?

– Мне страшно, – сказала она. – У меня сегодня весь день болит голова. Я попыталась прочесть надпись над залом досуга, но буквы расплываются в пятна. Париж долго рассказывал нам что-то, но я не запомнила ни слова. Он говорил нам, а я кивала, но не понимала, о чем идет речь.

– Ты просто переутомилась.

– Я забываю слова. Что происходит?

– Не знаю. Не бойся, это просто от переутомления. Утром встанешь как новенькая.

– Все равно обещай. – Она сжала его руку так сильно, словно повисла над пропастью и Мать-тьма готова была принять ее в свое чрево.

– Обещаю.

Майя некоторое время смотрела на него, а потом закрыла глаза. Рик оставался сидеть, не смея шелохнуться, пока она не стала дышать глубоко и ровно. Тогда он осторожно высвободился и на цыпочках вышел в коридор. Спать не хотелось.