Загадка Красной вдовы - Джон Карр

– Продолжайте! Продолжайте!

– Да не подпрыгивайте вы так! Что такого с его записной книжкой? Вчера вечером я пошел наверх переодеться. Было довольно рано. Я хотел предупредить его, что ужин переносится на более позднее время из-за… нашего эксперимента, и сказать, чтобы он не вздумал трепать о нем языком с Арнольдом, когда тот придет за Джудит. Я заглянул в комнату Бендера. У него там есть ванная. Он был в ней. В комнате была разложена его одежда, а на столе лежали вещи, которые обычно носят в карманах. Ну, вы понимаете: часы, ключи… Так вот, там была еще большая записная книжка. – Лицо Мантлинга потемнело. – Я решил, что она для эскизов. Он ведь выдавал себя за художника. Парень был нервным – не хуже вашего. Когда я заглянул в ванную, он брился. Услышав мой голос, он подпрыгнул почти на фут в высоту и здорово порезался бритвой…

Мантлинг явно не заметил того эффекта, какой произвели его простые слова на четырех слушателей. Мастерс долго переваривал услышанное, а когда переварил, сказал:

– Э… э… подождите, сэр! Вы уверены, что он порезался?

– Конечно, уверен! Разумеется! Я сам ему за йодом ходил. Рана была похожа скорее на укол – он зацепил себя краем бритвы, но крови вылилось много. Он всю раковину перепачкал. Шума он поднимать не стал, но я удивился, с чего бы ему так нервничать.

– Сэр! Вспомните, пожалуйста, в каком месте он порезался. Может быть, слева, под нижней челюстью?

Мантлинг стал вспоминать, щупая челюсть то справа, то слева.

– Правильно! С левой стороны! Я помню, потому что стоял ближе к ванне, помогая ему. А что?

– Конец, – сказал Г. М., – предел. Мне уже все равно. Я дошел до ручки!

Мастерс, увидев, что Мантлинг удивлен такой бурной реакцией, поспешил все объяснить, взяв тон учителя, увещевающего непослушного школьника:

– Понимаете, ваша светлость, ваше заявление ставит нас в трудное положение. Единственной раной на теле Бендера был небольшой порез под челюстью. Мистер Бендер (в том нет никаких сомнений) умер от того, что в его кровеносную систему через свежую рану проник яд, который убил его в течение десяти минут. Но если он порезался при бритье за несколько часов до смерти… яд не мог быть введен через порез. Верно? – Он печально посмотрел на Г. М.: – Сэр, взявшись за расследование дела, я позволил себе подшучивать над вами. Теперь мне не до шуток. Сначала мы обнаружили, что для убийства Бендера не использовались дротики. Затем мы узнали, что на тех дротиках, которые могли быть использованы, нет яда. Теперь, даже если бы мы и поняли, откуда мог взяться яд, у нас нет раны, через которую он проник в тело Бендера. Вы хотите что-нибудь сказать?

– Хочу, – сказал Г. М. – Налейте мне, старику, чего-нибудь покрепче.

Глава 16

ШПРИЦ

Терлейн и Г. М. обедали в «Диоген-клубе», куда старик ходил почти каждый день. «Диоген-клуб» располагается на Пэлл-Мэлл, прямо напротив «Клуба Старейших Консерваторов», к которому большинство членов «Диогена» относится настороженно, считая его шумным и неспокойным заведением, куда не мешало бы почаще заглядывать полиции. В «Диогене» родилось великое множество анекдотов о клубной жизни; среди них, надо признать, и те, что описывают каталептический сон в креслах, которым грешат многие его завсегдатаи. Но его кухня превосходна, а винный погреб еще лучше. В нижних залах и комнатах – кроме комнаты для посетителей – свято соблюдается суровое правило «Диоген-клуб»: «Здесь братья либо говорят на латыни, либо хранят молчание»; именно благодаря данному правилу, сказал Г. М., он счел это место незаменимым для того, чтобы сидеть и думать, – впрочем, чаще для того, чтобы просто сидеть.

Расправившись с плотным ленчем, подкрепленным изрядным количеством спиртных напитков, Г. М. и Терлейн уютно устроились в комнате для посетителей, у окна, похожего на бойницу, и принялись спорить. На улице лил дождь; он был такой сильный, что выходящие на улицу члены клуба, понимая, что от зонтов толку мало, бросались под него, как в омут, так и не раскрыв их. Г. М. сказал, что ожидает звонка от сэра Джорджа Анструзера, с новостями, которые должен передать ученый из Дорсетшира.

– Вряд ли его сведения нам сильно помогут, – сказал он. Он рисовал синим карандашом на блокнотных листах пасквильные карикатуры на старшего инспектора Хамфри Мастерса. – Но может быть, нам будет от чего оттолкнуться. Может быть, пергамент окажется ключом, который нам так нужен. Ад меня побери, я себя чувствую, будто меня черти поджаривают на жарком огне преисподней. И вот почему: я не могу понять, как сработал трюк, несмотря на то что имею вполне ясное представление о том, кто совершил оба убийства.

– Полагаю, что спрашивать кто бесполезно.

– В высшей степени, – проворчал Г. М. С нескрываемым удовольствием он пририсовал последнему портрету Мастерса такие уши, которые, даже на снисходительный взгляд Терлейна, были слегка великоваты. – Вы все равно мне не поверите. Я серьезно. Есть какие-нибудь соображения?

– Я размышлял, – после вина и нескольких затяжек трубкой Терлейна потянуло пофилософствовать, – о применении возможностей литературного иносказания. Нет, моя мысль не требует особого подкрепления. Помните, какую песню пели сирены, каким именем назвался Ахиллес, скрываясь среди женщин? Хоть загадки и внушают ужас, они разрешимы? Кстати, вы заметили, что Джудит Бриксгем – чертовски привлекательная женщина?

– Слушайте вы, старый развратник…

– Я не старый развратник, – с достоинством возразил Терлейн. – Мне пятьдесят; ей тридцать один. Мои чувства к ней можно назвать отеческими. Вот так. Мне просто тяжело видеть, как она тратит свою жизнь на высокомерного педанта доктора и на симпатичного, но бесхребетного охотника на слонов. Я уже седею; однажды я сказал себе, что, раз уж мои молодые годы позади, пора перестать интересоваться тем, что в нашем целомудренном веке носит название Этого. Но вот что я вам скажу: если бы Джудит хоть раз посмотрела на меня так, как она смотрела на Карстерса, когда он укололся дротиком, я думаю, вы могли бы увидеть меня танцующим румбу посреди гарвардской площади, а из карманов у меня бы торчали две бутылки шампанского. – Он машинально затянулся. – Ну ладно! Давайте посмотрим, удастся ли мне заронить вам в голову парочку идей по поводу обоих убийств.

– Я постоянно черпаю у вас идеи. Но продолжайте.

– Вы пытаетесь понять, каким образом был убит Ральф Бендер. Хорошо. Почему бы не взглянуть на проблему с литературной точки зрения?

– Эй! – воскликнул Г. М. – Слушайте, док. Вам или нужно срочно выпить, или вы уже перебрали. Что вы имеете в виду под литературной точкой зрения?

– А вот что. По вашим словам, Гай Бриксгем стоял снаружи под окном и через ставни видел, как умер Бендер. Вы утверждаете, что он не видел убийцы, но по каким-то признакам смог потом установить его личность. Далее. Знаком вам основной принцип литературного описания? На примере он выглядит так: вот вы входите в комнату; что немедленно бросается вам в глаза, что привлекает внимание? Возможно, вещь или группа вещей, цвет, предмет мебели, освещение – все, что угодно. Именно это будет сердцевиной живого описания… Теперь вопрос: когда Гай Бриксгем заглядывал сквозь ставню, что он видел? Ведь его поле зрения было ограничено. Он мог видеть только небольшую часть комнаты. Яд подействовал на Бендера, когда он находился в месте, доступном обозрению Гая. Итак, – заключил Терлейн, весьма довольный плавным течением своей речи, – давайте посмотрим там.

Г. М. положил карандаш.

– Неплохо, – кивнул он. – Гм. Давайте подумаем. Я не был возле того окна снаружи. Но я стоял спиной к нему. Со своего места я вижу… Ага! Вот кто нам нужен. – Он прервал работу мысли и показал в окно на Мастерса, спешащего юркнуть в двери клуба, чтобы спастись от дождя. – Он был снаружи. Он нам все скажет.

Когда Мастерс вошел, все карикатуры уже были перевернуты рисунками вниз. Старший инспектор вцепился в идею, как голодный пес в мясо.

– Вы имеете в виду, сэр, – он потер подбородок, – какое действие показало ему, каким образом было совершено преступление, и тем самым вывело его на убийцу? Следовательно, то, что он видел, прямо указывает на убийцу. И конечно, мы принимаем за аксиому, что убийцы не было в комнате?

– Мы должны принять это за аксиому, – сказал Терлейн. – Иначе у нас не окажется ни одного подозреваемого. Давайте сначала очертим место действия. Вы стоите снаружи и смотрите через ставню, которая ограничивает ваше поле зрения. Что вы видите?

Мастерс немного помолчат, вспоминая. Он двинул рукой влево, вправо, затем сжат кулак.

– Чертовски мало! Ну ладно. Прямой коридор – он, правда, расширяется, но совсем немного – к двери напротив. Кровать слева не видна; камин справа тоже не виден, как и туалетный столик. Кроме двери, вы видите полоску ковра и… Погодите-ка! После того как вы привели Бендера в комнату, что он делал в ней?