Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала - Брюс Мецгер

…поэтому они бесстрашно и наложили руку на Священное Писание, оправдываясь тем, что они его исправляют (διορθωκέναι)… Они не могут отречься от этого преступления, потому что списки их собственноручные. Не такому писанию обучали их оглашатели, и они не могут показать подлинник, с которого списывали (δεῖξαι ἀντίγραφα ὅθεν αὐτὰ μετεγράψατο μὴ ἔχωσιν)[350].

К сожалению, об этой первой попытке текстологического анализа ничего более не известно.

Немного спустя после отлучения феодотианцев один из наиболее эрудированных и трудолюбивых ученых своего времени — Ориген Александрийский и Кесарийский — начал текстологическое изучение всего древнееврейского текста Ветхого Завета и нескольких его переводов на греческий язык. В результате многолетней работы на свет появились Гекзаплы (Hexapla), монументальное исследование, которым пользовались многие отцы церкви; оно хранилось в известной библиотеке Памфила в Кесарии вплоть до ее разрушения арабами в VII в.

На вопрос о том, пытался ли Ориген издать критический текст Нового Завета, современные ученые отвечают по-разному[351]; большинству исследователей представляется весьма вероятным, что собственную редакцию Нового Завета Ориген создавать не намеревался. В то же самое время его труды и, в особенности, экзегетические трактаты свидетельствуют об определенном интересе Оригена к критическим нюансам библейского текста. Он сетует на то, что

отличие рукописей [Евангелий] друг от друга весьма велико, как из-за небрежности одних писцов, так и из-за извращенной самонадеянности других; одни не утруждают себя перечитыванием переписанного, другие в процессе проверки сокращают или дополняют текст как им заблагорассудится[352].

Помимо общих ремарок такого рода о состоянии текста, Ориген искал (хотя и не всегда использовал) свидетельства о разночтениях в греческих рукописях Нового Завета. Он заметил, например, что в Евангелии от Матфея (18:1) на вопрос учеников о том, кто самый первый в Царстве Божьем, в некоторых рукописях евангелист открывает этот эпизод словами «в тот час…» (ἐν ἐκείνῃ τῇ ὢρᾳ), тогда как в других источниках там появляется «в тот день…» (ἐν ἐκείνῃ τῇ ἡμέρᾳ)[353]. Подобным образом Ориген выделяет два разночтения в Евр 2:9 — «отдельно от Бога» (χωρὶς θεοῦ) или «по Божией благодати» (χάριτι θεοῦ), но не берется судить, какое из них верно, поскольку находит оба духовно значимыми.

В других случаях Ориген прямо говорит о своем предпочтении того или иного разночтения, но зачастую его выбор определяется соображениями далеко не текстологического свойства. Так, варианту «Иисус Варавва» он предпочитает «Варавву» без имени «Иисус» (Мф 27:16–17), искренне считая, что этим никогда не нарекали злодеев[354]. Опять же, широко известно, что при выборе между двумя вариантами Ориген предпочитал называть место, где крестил Иоанн (Ин 1:28), Вифаварой, а не Вифанией, по географическим и этимологическим причинам[355]. Те же причины обусловили выбор названия «Гергеса», а не «Гераса» или «Гадара» — название того места, где бесы вселились в стадо свиней[356]. К другой группе относятся случаи иного рода — когда Ориген, столкнувшись с какими-либо экзегетическими затруднениями, выводит из них предположение, что, возможно, все рукописи его времени были испорчены[357].

С современной точки зрения, св. Иероним (ок. 347–420 гг.) был более проницательным текстологом, чем Ориген. Он хорошо понимал, какие виды ошибок могут возникнуть в результате переписывания рукописей. Например, он говорит о возможности смешения похожих букв, смешения аббревиатур, случаях диттографии и гаплографии, перестановки букв, ассимиляции, транспозиции и намеренных эмендациях, сделанных писцами[358]. Несколько ярких примеров показывают, сколь неподдельным был его интерес к текстологическим проблемам. В предисловии к исправленному тексту латинских Евангелий, адресованному папе Дамасу, по настоянию которого он и взялся за эту работу, Иероним пишет, что для текстуальной базы проделанной ревизии были избраны более старые греческие рукописи. В другой раз в письме к Минервию и Александру[359], двум тулузским монахам, обратившимся к нему с просьбой разъяснить некоторые места Священного Писания, Иероним говорит о нескольких формах текста 1 Кор 15:51 («не все мы умрем, но все изменимся») и указывает, что отдает предпочтение чтению «мы все умрем, но не все изменимся». В своем «Диалоге против Пелагиан»[360] Иероним утверждает, что в некоторых списках, и особенно в греческих кодексах, в последней главе Евангелия от Марка имеется обширное дополнение. Иероним не говорит, где он нашел эти рукописи, и вплоть до XX в. не было известно ни одной его копии. Только в наше время это место обнаружилось в греческой рукописи, купленной Чарльзом Л. Фриром (Freer) из Детройта у арабского торговца в Гизе близ Каира (о переводе этого дополнения см. выше).

Хотя св. Августин (354–430) был в первую очередь богословом, он в некоторых случаях проявлял живой интерес к решению текстологических задач. Так, когда в Евангелии от Матфея (27:9) цитата из Книги Захарии приписывается авторству Иеремии, Августин пишет:

нужно вначале обратить внимание на то, что Иеремии приписывается данное место далеко не во всех евангельских рукописях и что в некоторых из них просто говорится, что данное высказывание принадлежит пророку. Следовательно, можно быть уверенным, что достойны следования те из рукописей, которые не упоминают имя Иеремии; ибо слова эти были несомненно произнесены пророком, однако же пророком этим был Захария…

Тем не менее, Августин с похвальной прямотой заявляет, что его самого подобное объяснение не удовлетворяет, поскольку «большинство рукописей называет имя Иеремии, и те, кто изучал Евангелие по греческим спискам прилежней обычного, говорят нам, что таковое чтение они обнаружили в более древних рукописях». Вслед за этим Августин почти сформулировал критический канон, предписывающий отдавать предпочтение более сложному чтению:

Из дальнейших доводов я вижу еще и тот, что не было причин, по которым это имя могло быть вставлено [в оригинальный текст при позднейшем переписывании] и тем самым исказить его; тогда как имелись вполне понятные причины для того, чтобы изъять это имя из столь большого числа рукописей. Ибо сделать это с готовностью могло бы бесцеремонное невежество (audax impritia), озадаченное отсутствием этого отрывка у Иеремии[361].

В другой раз Августин предлагает сделать выбор в пользу тех чтений, которые используются при главных епископских кафедрах, предвосхищая тем самым теорию локальных текстов Б. X. Стритера (см. ниже). Он пишет: «Если новозаветные книги озадачивают столь большой пестротой их латинских переводов, то они должны уступить место греческим версиям, в особенности тем, которые используются в церквах, отмеченных большею ученостью и знаниями»[362].

В Средние века, когда знание греческого языка упало до низшего уровня, усилия текстологов в основном были направлены на очищение текста Вульгаты Иеронима. Можно было, пожалуй, ожидать, что в этот вариант текста наряду с обычными ошибками, возникающими при переписывании, вновь войдут и некоторые старолатинские чтения, выброшенные Иеронимом из своей редакции текста. (Подробнее см. выше). Произведения таких авторов, как Гилберт Порретанский и Петр Ломбардский, содержат спорадические комментарии, отражающие почерпнутые у Иеронима и Августина, относительно того, как по-гречески звучит то или иное латинское выражение из Писания[363].

В эпоху Возрождения, когда начинает распространяться знание греческого языка, ученые берутся за исправление латинской Вульгаты по греческому оригиналу. В своих библейских примечаниях Эразм и Беза весьма часто делают ссылки на имеющиеся в греческих рукописях разночтения. Как уже отмечалось выше в третьей главе, первой английской Библией, которая содержала перевод вариантов из греческих рукописей (включая Кодекс Безы), была Женевская Библия 1560 г., подготовленная Вильямом Уиттингэмом и другими английскими эмигрантами, жившими в Женеве. Например, в этой Библии на полях напротив Деян 15:29 было отмечено Золотое правило в отрицательной форме, а также буквальный перевод западного типа Деян 19:9, согласно которому Павел проповедовал ежедневно в училище Тиранна «с пятого до десятого часа»[364].

Первым ученым, который воспользовался всеми тремя группами свидетельств о тексте Нового Завета, то есть греческими рукописями, ранними переводами и цитатами из отцов церкви, был, вероятно, Франциск Лукас из Брюгге (Fracis Lucas Brugensis), использовавший этот материал в своем труде Notationes in sacra Biblia, quibus variantia… discutiuntur (Antwerpen, 1580). Ближе к концу XVII в. научные основы текстологии Нового Завета были изложены в четырехтомном труде Ришара Симона (Richard Simon, 1638–1712), французского ученого-католика, в библейских изысканиях намного опередившего свое время. Тома эти носили следующие названия: Histoire critique du texte du Nouveau Testament (Rotterdam, 1689); английский перевод: Critical History of the Text of the New Testament в двух частях (London, 1689); Histoire critique des versions du Nouveau Testament (Rotterdam, 1690); английский перевод: Critical History of the Versions of the New Testament (London, 1692); Histoire critique des principaux commentateur du Nouveau Testament, в двух частях (Rotterdam, 1693) и Nouvelles observations sur le texte et les versions du Nouveau Testament (Paris, 1695). He испытывая пиетета к традиционным догматическим представлениям своего времени, Симон критически рассматривает Библию как литературное произведение. Его труды отличаются глубиной и меткостью суждений; он в деталях предвосхищает выводы, которые будут сделаны учеными спустя два-три столетия.