Оружие Возмездия - Олег Дивов

Через пять минут на портянках нарисованы гуашью огромные магендовиды и написано: «Kiss me, I'm Jew!». Шнейдер формально твой подчиненный, и ты хочешь поднять ему настроение, чтобы лучше служил. Пусть хоть кому-то в дивизионе будет весело. А то застрелиться впору.

Шнейдер так и понял: ему хотели поднять настроение.

Жаль, конечно, что это были его единственные портянки.

ГЛАВА 13

Стояло лето, было тепло, время к обеду. Подполковник Миронов пришел в парк техники. Подкрался к своей командно-штабной машине. Тихонько открыл кормовой люк. Просочился внутрь, добрался до башни. И увидел, что там, уткнувшись мордой в лазерный дальномер, сладко дрыхнет Витя Михайлов.

В свободное от рисования время Витя был у Миронова то ли механиком, то ли вычислителем – они, кажется, сами не помнили оба. Короче, чего-то Вите полагалось в кашээмке делать полезное. Или он там вовсе не должен был находиться. История умалчивает.

– Спишь, уебанец? – ласково спросил Миронов, потирая руки.

Витя отлип от дальномера и сипло произнес:

– Я не сплю, товарищ подполковник. Я потерял сознание.

– Чего-чего?!

– Я вылезти через башню хотел, и тут люк расстопорился. Как даст мне по башке! Я сознание и потерял. Вот, если бы не вы, не знаю, когда бы очнулся…

С тех пор в Бригаде Большой Мощности никто не говорил «я собираюсь нагло и цинично уснуть на боевом посту». Выражения «защемить» или «втопить на массу» были забыты. Зато появились две роскошных самоходно-артиллерийских формулы: «пойду сознание потеряю» или «а давайте-ка дружно ударимся люком».

МАСКИРОВКА

на поясняющих картинках – солдаты и сержанты ББМ

Умение бесследно раствориться приравнивалось в ББМ к боевому искусству. Однажды на полигоне нам хотели устроить кросс – десять километров с полной выкладкой. Но случилась утечка информации. В результате оргкомитет мероприятия во главе с полканом кое-как отловил тридцать человек, едва четверть личного состава. Больше просто не нашел.

На зарядку выбегаем зимой, провожаемые строгим взглядом дежурного по части. Снег валит стеной, мы уже не видны от казармы, бац – нас нету. Вообще нету на поверхности Земли. Только голова молодого бойца торчит из сугроба. На самом деле из люка теплотрассы. А там внизу, на разогретых трубах – старые шинели, одеяла, подушки. Самоходчики клаустрофобией не страдают. Наоборот, для них любой закрытый объем как дом родной. Они обожают спать в шинельных шкафах. Осенним промозглым утром в кашээмку, где штатно работали вчетвером, а полный экипаж был шестеро, запросто набилось двадцать наших.

Где и как мы только ни прятались. Высшим пилотажем считалось продинамить зарядку прямо в собственной постели. Если у койки провисла панцирная сетка, можно было плоско размазаться между матрасом и подматрасником. Или забраться в трубу, образующуюся после «отброски одеял». Поясняю для неслуживших: одеяла с утра полагается откидывать на ту спинку кровати, что в ногах. А стоят койки по две, впритык. Заползаешь – и вполне себе ничего.

Про каптерки и канцелярии я молчу, это банально и не смешно. Смешно – когда командир ракетчиков въезжает на свою территорию, ему отдает честь наряд по КПП… И знать не знает командир, что в это время на его родном КПП, в комнате для встреч с родственниками, человек пятьдесят десантников и самоходчиков по полу вдоль стен расселось. Кто спит, кто радио тихонько слушает.

Из бойлерной нас гражданские кочегары ломами и лопатами гоняли.

Понимаете, мы, в общем, были не такие уж и сволочи. Просто каждый из нас хотя бы раз бегал три километра на время в двадцатипятиградусный мороз. Я достаточно сумасшедший, чтобы сделать это по доброй воле. Но только не из-под палки. На фиг, на фиг, летом, летом… Поэтому уже при нулевой температуре ББМ от зарядки уворачивалсь как могла.

Военный-призывник из своих служебных обязанностей уважает только боевую учебу и обслуживание техники. Остальные виды деятельности он находит малоосмысленными и даже унижающими его достоинство. Поэтому схизнуть и зашхериться – высшая доблесть солдата. Где люди? Все ушли работать. Охвачены бурной деятельностью. Загружены по самое не могу. Эти тама, эти тута. Эти то, эти сё. «Ты уверен? – Да за кого вы меня принимаете, товарищ майор! – А почему я их не видел, проходя мимо? – Очень странно, товарищ майор. Они должны быть на местах. Я немедленно проконтролирую, разрешите идти?». И меня тоже нет. И хрен найдешь. Хотя я прямо под носом, в густой траве у казармы валяюсь.

Причем, случись нечто серьезное, бригада мгновенно собиралась. Даже на полгоне, когда лес кругом – все, кому надо, знали, где кто лежит. Если нет прямых сведений о местонахождении воина, то действует, выражаясь современным языком, система гиперссылок, причем весьма надежная. У меня на старости лет было двадцать восемь человек, и за каждого я мог отчитаться в любую секунду. На словах одно, в уме, конечно, другое.

Иногда это выручало не только солдат. Какой-то окружной чин в ходе комплексной проверки возмутился, почему ББМ не носит комсомольские значки. Ему ответили – еще как носит! Тот не поверил и приказал строить бригаду. А дежурили по части мы с Минотавром. Минотавр, предчувствуя скандал, налился кровью и заявил: делай что хочешь, но чтобы ни одной сволочи без значка на плацу не было! Я ему: спокойно, товарищ майор, сейчас предъявим… Комсомольцев-добровольцев! И точно, прибежало сорок рыл. Зато все как один со значками. Проверяющий вылупил глаза – а где остальные?! Сержанты обижено надулись и доложили железные, не подкопаться, отмазки по отсутствующим бойцам: этот там-то, этот сям-то, все очень заняты, а если хотите видеть бригаду целиком, объявляйте тревогу! Проверяющий только рукой махнул. Он понял, что его дурачат, но крыть ему нечем. Минотавр похлопал меня по плечу и сказал: ловко сработано, парень.

Всюду, буквально всюду спали наши люди! Как-то Ракша выгнал свою пушку из бокса, расстелил под ее брюхом матрас, сунул на гусеницу часы с будильником и продрых до обеда. По сигналу будильника выполз из-под машины, завел ее, загнал обратно… И тут вспомнил, что где-то забыл часы. Нашел их размазанными по катку – симпатичный такой получился блинчик.

Помню умника, который откидывал капот своего ЗИЛа-самосвала, вставал на бампер, ложился грудью на двигатель и так засыпал. Ежедневно. Офицер идет, видит – торчит солдатская задница из движка, знать старается боец… Дед идет – хлобысь по жопе чем придется. Жалобный вопль: «Я не спал!». Угу, как же.